Машина взорвалась, как бомба, в мгновение ока испепелив всех, и правых, и виноватых.
Игрушечный вертолет набрал высоту и скрылся за главным зданием Нанотеха.
* * *
Леха брел к себе домой, едва переставляя ноги. Он будто спал на ходу. Он, в общем, только этого и хотел: доползти до кровати, упасть и вырубиться. И, наверное, впервые за последние восемь лет ему было совершенно до лампочки, что скажет мама, увидев сына таким разбитым. Леха временно потерял способность впечатляться. До завтра — точно.
Он устал. Ему было по фигу.
Троих смутно знакомых парней он вообще не заметил. Пока его не окликнули.
— Эй! Наноробот! Терминатор! Да погоди ты!
Леха очень медленно повернул голову.
Двое гопников, слегка пошатываясь, стояли у двери подъезда, держа под руки третьего. Этот был совсем никакой.
— Помоги, а? — попросил здоровый главарь, именно попросил, со вполне человеческой интонацией. — Дверь открой!
— Задолбали… — процедил Леха сквозь зубы.
— Ну, Терминатор, будь человеком! Выручи! Видишь, у нас Санёк перестарался малость. Цветочков нанюхался, я тебе говорил, мы из ботанического техникума… Вот, домой принесли, не бросать же товарища в беде…
Леха вздохнул, подошел к двери, послюнил палец и приложил к контакту. Здоровый дернул ручку двери, но без толку. Замок не сработал. Даже не пикнул.
— И чего? — спросил главарь.
Леха попробовал снова. И еще раз. Безрезультатно.
— И ничего, — сказал он.
— Что, наноробот, батарейки сели? — поинтересовался главарь не столько ехидно, сколько растерянно.
— Угадал, — коротко ответил Леха.
Повернулся и, волоча ноги, пошел восвояси.
— Ну… Прям не знаю, — бросил главарь ему в спину. — Прям сочувствую. Вот я всегда говорю: лучше быть как все. Будешь как все — ничего не случится.
— Я такой же, как все, — сухо бросил Леха через плечо. — Такой же.
Гопник приложил к контакту палец. Ничего не произошло.
— Теперь верю, — сказал он. — Ну ты это… Зови нас, если что. Мы обычно тут рядом.
Леха, не оглядываясь, молча кивнул.
— Мы им вломим! — донеслось ему вслед.
Глава 26
Михаил умел действовать быстро и применяться к ситуации, находил особый вкус в том, чтобы решать проблемы за секунды, но ночная атака на Нанотех не выглядела проблемой. Она казалась то ли идиотским розыгрышем, то ли воплотившимся в реальность бредом сумасшедшего.
Директор примчался в институт через полчаса после взрыва, оценил масштаб бедствия (ворота на фиг и закопченная стена), ничего не понял и страшно разозлился.
Вдобавок пришлось запустить на территорию милицию. Вроде не беда, муниципалы были у директора в кулаке практически, но из милиции случаются утечки куда не надо, а потом это «не надо» приходит, и не выгонишь его, а оно лазает по институту и повсюду сует нос, выясняя, не было ли терроризма, экстремизма и государственной измены. На него только в Кремль жаловаться, но там директору уже намекнули однажды, что номер дохлый: это и из Кремля фиг выгонишь, если придет, оно такое, и лучше просто не давать ему повода.
Ну, на государственную измену происшествие точно не тянуло. По официальной версии, какие-то идиоты, то ли упоротые, то ли обкуренные, угнали «мерседес» и устроили шизофренические гонки с вертолетом. Наверное, один рулил игрушкой, а другой — машиной. Сам вертолет исчез без следа, идиоты тоже. Скорее всего, уже на финишной прямой они прицепили «мерседес» к игрушке с помощью круиз-контроля, а сами выпрыгнули, бросив технику на произвол судьбы. И дальше ее мотало по территории Нанотеха до первой подходящей стены.
Вертолет, наверное, сгорел.
Такое безобразие именно сейчас — когда Нанотех был в центре внимания всей страны — никак не могло принести Михаилу радости. Вдобавок в середине дня, проезжая по городу, он увидел бредущего на работу Алексея Васильева. Подсадил в машину, посмотрел на парня и убедился: нынче у тебя, друг мой Миша, выдался редкостно поганый, тошнотворный, отвратительный денек.
* * *
— Ну? Какие новости?
Рыбников убрал руки со стола, чтобы не барабанить по нему пальцами: заметил уже, как директор от этого морщится.
— Грустные и ужасные, — буркнул он. — Ты это хотел услышать?
— Я наблюдал загрузку вот из этого окна, — сказал Михаил.
Выдвинул ящик стола, достал бинокль и продемонстрировал его Рыбникову.
— Отменная загрузка, какие там десять секунд, верных полминуты!
— Знаю. Доктор только что прозвонил твою роковую женщину, устроил ей типа контрольный осмотр. Девица пустая. Говорит, смотрела очень недобро. Это ты распорядился?
— Я. На всякий случай. Потому что мальчишка тоже пустой. Вот и спрашиваю — какие новости?
Рыбников сделал недоуменное лицо.
— Ты и его проверял?
— Я его видел, этого достаточно.
— Мог ошибиться.
— Нет, — Михаил помотал головой. — Брать у него кровь мы не можем, он ни на что не жалуется. И он не выглядит больным, температуры нет точно, здоровый парень. Только его будто выпотрошили. Он был подвижный как ртуть, прямо не ходил — перетекал с места на место, а теперь… Он стал медленным. Обычный подросток, вдобавок сильно подавленный. Картина ясна?
— Это все очень субъективно, — упрямо сказал Рыбников.
— Объективно. Ты просто его никогда не видел. А я больше месяца наблюдаю парня. И я тебе говорю: за эти сутки у него физиология поменялась. У него… Знаешь, как у машины пробуксовывает сцепление? Двигатель в порядке, жмешь на педаль, а она еле ползет… Нет, он пустой, и ему без «пятерки» худо. Боюсь, как бы не случилось вскорости рецидива. Раньше так опасался, умозрительно. Теперь посмотрел на него — и прямо сердце екнуло. Прикажу Зарецкому, чтобы следил. Хороший мальчишка, глаза у него честные, жалко будет, если потеряем, нам с ним еще работать и работать…
— Как скажешь, — Рыбников замялся. — Примем за гипотезу.
— Ну спасибо, — процедил Михаил. — Осчастливил. Что мы имеем? Твоей особой партии нет, «пятерки» нет. Что с ними?
— Распались. Если они где-то вышли, то давно распались.
Директор, небрежно помахивая биноклем, глядел на заведующего сектором. Казалось, он вот-вот уставится на него через оптику. И непонятно, с какой стороны.
Может сильно увеличить, а может и пропорционально уменьшить.
— Если бы они не распались, — сказал Рыбников, — мы бы об этом уже знали. Из новостей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});