— Твоя задача — превзойти меня, — говорил он перед каждой тренировкой. — Помни об этом. Искусство передается от учителя к ученику, и каждый следующий Мастер должен быть сильнее наставника. В этом смысл искусства боя. В конце концов последний воин должен сравняться с Красным. Это высшая почесть для человека и высшая хвала от бога.
Светлана, супруга Четери, смотрела на Макса с состраданием, но молчала — ни вскриков, ни ахов, даже когда он щедро поливал землю своей кровью. Но уже ко второй тренировке появились у фонтана во дворе и кувшины с водой, и закупоренные бутыли с молоком, и тонкие полотенца. И служанки, готовые помочь рыжеволосому гостю из далекой страны. Тротт не обращал на них внимания, но после сегодняшней тренировки Чет подозвал одну из них и приказал послужить ученику.
Черноволосая и темноглазая служанка, невысокая, полненькая, с очень женственными изгибами, послушно лила воду из кувшинов, пока он обмывался, и потом усердно вытирала его, прикасаясь мягко, осторожно. В глазах ее были страх и любопытство, и еще что-то очень женское — как у Вики, когда она пришла к нему ночью. Дракон тем временем присел на корточки рядом с женой — что-то говорил ей, и глаза ее наливались истомой, касался плеча, шеи, гладил по бедрам, ничуть не стесняясь окружающих. Макс отвел глаза. Слишком это было откровенно. И слишком задевало его.
— Иди, Светлана. Я скоро приду к тебе, — приказал Четери, и супруга его, ни говоря ни слова, кивнула, поднялась. А дракон направился к ученику, отослал служанку.
— Тебе нужна женщина, — строго сказал он, когда они остались одни, — ты зажат, жилы твои не расслаблены, чресла не пусты. Сила перегорает и застаивается, делает мышцы ленивыми, неповоротливыми. Сходи в наш храм Синей — девы с радостью примут тебя и будут служить, чистые, послушные. А если оставишь ребенка, то я о нем позабочусь. Только женщина дает легкость, восстанавливает потоки энергии.
— Нельзя, — коротко ответил Макс. — Ты же знаешь, кто я. Нельзя терять контроль. Хорошо тебе будет, если я в твоем городе выпью кого-нибудь?
— Страх тоже скручивает тело и убивает ритм, — резко отозвался дракон. — Себя ли боишься? В наше время Черные не избегали любовных битв.
— Время другое, — сухо сказал Макс. — Сейчас нельзя. Они не голодали. И не сходили с ума, когда насыщались, и не представляли угрозы для мира. Мало кто сможет противостоять мне, Четери. Поверь, я видел, к чему это может привести, да и сам стоял на грани.
— Не переживай, — с насмешкой ответил Чет, — если ты сойдешь с ума, я окажу тебе честь и убью тебя сам.
— Обещаешь? — серьезно взглянул на него Тротт.
— Обещаю, — коротко ответил Четери.
Стало тихо. Макс лечил себя, Четери лениво водил рукой в воде фонтана, расслабленный, почти мечтательный, а темная ночь укрывала мужчин тонким и горьким запахом цветов, похожим на аромат юной девушки, и от запаха этого кружилась голова и сердце начинало биться сильнее, разгоняя кровь. И чтобы отвлечься от задумчивости, в которую его ввергала эта ночь и этот запах, Макс спросил:
— Четери. Как ты узнал, как увидел меня? Никто ведь не может видеть, я надежно прячу свою тень. Ты можешь видеть структуру ауры? И как ты понял, что подруга Матвея — Рудлог? Как? Для меня ее аура хаотична, я не смог определить, кто она.
— Плохо смотрел, — хмыкнул Чет. — О какой структуре ты говоришь?
— У тебя, — начал объяснять Тротт, — голубоватое свечение, заключенное в косые потоки стихии воды и воздуха. Внутри — родовые знаки. Похоже на каркас здания или корабля, подсвеченный изнутри.
Чет внимательно выслушал его, удивленно покачал головой.
— Нет, ты что, у нас не так. Никаких каркасов. Чистая стихия. Мы видим суть, ощущаем ее. Не зрением. Это как жар от огня, но только если бы ты мог видеть тепло и образы, которое оно несет — лес, в котором росло дерево, из которого разведен костер, смену времен года. Мы же потомки Синей и Белого, мы воспринимаем как сенсуалисты — чувства, темперамент, воспоминания. Я сейчас умею это куда лучше, чем раньше, а Нории, как и все Владыки, изначально так мог.
— Не понимаю, — с легким раздражением сказал Тротт. Четери вздохнул.
— Как объяснить слепцу, что такое свет? Ну смотри… Ты же не перепутаешь костер с водой? А темноту с солнечным днем? В тебе столько тьмы, что можно затопить всю Тафию. И воздуха очень много. И виты. В твоих друзьях нет такого, нет родового наследия. А у тебя есть. Я свою ауру не вижу, а у Нории она — как огромное, мягкое озеро вокруг, будто из него бьет столб силы и потом фонтаном опускается на землю, растекаясь до горизонта. А твоя девочка, маленькая Рудлог, суть огонь, но столб слабенький, совсем крошечный. Может, и еще родовое что-то есть, воздух или земля, но пока она не созрела, трудно сказать. Так бывает — более сильная стихия подавляет, закрывает слабую. А ее огонь четко виден и сейчас. Это как… — он задумался, — как фонарь. Ты, получается, видишь стекло и фитиль с маслом, и совсем немного света. А мы — только свет, но очень четко — его силу, тепло, объем.
Макс живым воображением не отличался, а уж поэтичные описания воспринимал с трудом. Но разницу уловил.
— Почему она боится тебя? — вдруг спросил дракон.
— Кто? — уточнил Тротт. Чет спокойно смотрел на него, и инляндец не выдержал, опустил глаза.
— Я делал ей больно. Физически.
— Накажу, — ровно отозвался Четери, но в глазах его блеснула ярость и разочарование. — Женщин трогать запрещено, а детей — тем более. Она еще девочка и душой, и телом. Раньше в поединках, если убивали женатого мужчину, победитель брал на себя заботу о его женщине и детях. Или, — Мастер присмотрелся, — ты уже наказан?
— Я не понимаю тебя, — сквозь зубы проговорил Макс. Чет усмехнулся.
— Злишься… щенок. Иди, не искушай меня дать тебе очищение. Рано еще, не готов. Само тебя найдет, когда придет время. Иди! Я позову тебя завтра.
И он встал и пошел в сторону дворца. А Тротт, чувствуя себя так, будто его только что выпороли, открыл Зеркало домой, в Инляндию.
На кухне загремел посудой Март, и так аппетитно запахло жареным мясом и овощами, что Макс чуть не взвыл от голода. Друг как почувствовал — появился в гостиной с полными тарелками, бухнул их на стол.
— Ешь, проглот, — пробурчал он, — раз я на этой неделе почетная нянька. То слезы вытираю, то жратву таскаю. Мне бы чепчик и передник с оборками, и образ будет завершен.
Блакориец еще раз сбегал на кухню, вернулся и упал в кресло, открывая бутылку с пивом, к которой тут же присосался, как к живому источнику. Макс уже переоделся в футболку с длинными рукавами, в домашние брюки, и начал есть, стараясь не вгрызаться в мясо с урчанием. Видят боги, после занятий с Четери он снова начал ощущать удовольствие от вкуса сочного жареного мяса или сладкого молока, от пахнущего чистотой белья и удобной кровати, от возможности выспаться. Даже от боли в мышцах — давно он в этом мире не давал им работы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});