ценах! — Он покачал своей круглой головой с коротко остриженными, начинающими седеть волосами.
Дом номер 19 оказался одним из дешевых, недавней постройки «народных домов». На подоконниках — увядшие от холода цветы в вазах. Парадная дверь оказалась незапертой, и это уже обрадовало Пьерантони — не придется рассказывать по домофону всякие байки, чтобы тебя впустили.
Одолев два этажа, они увидели на синей дверной табличке фамилию Гаффури.
Дверь им открыла приятная блондинка, чем-то напоминавшая хищную птицу, быть может, из-за слегка удлиненного носа и тонких губ. А в остальном совсем даже ничего, хоть и худая, как сказал Шпага. Она смотрела на двух незнакомцев в полной растерянности, как, наверно, глядит сова, ослепленная автомобильными фарами.
— Вы синьора Марина Кампателли, по мужу Гаффури?
Салуццо задал свой вопрос грозным голосом, просто так, по привычке. Показал служебное удостоверение.
— Мы из полиции, синьора.
Она молча посторонилась и дала им пройти. Из соседней комнаты мужской голос спросил:
— Кто там, Марина?
И так как Марина ничего не ответила, Салуццо и Пьерантони пошли на голос и очутились в кухне.
— Полиция, — сказал Салуццо, на этот раз преднамеренно суровым голосом. Коренастый, с длинными иссяни-черными волосами молодой человек, чинивший стул, — в руке он держал молоток и гвозди, — вполне мог быть тем Дедом Морозом или убийцей.
— Вы муж этой синьоры? — спросил Пьерантони.
— Гаффури, Риккардо, — назвал себя молодой человек, так и не встав со стула. Обычно вначале фамилию, а лишь потом имя называют бывшие солдаты, недавно отслужившие в армии, отметил про себя Пьерантони.
— Придется отвезти вас обоих в полицию, — сообщил Салуццо. Тем временем Пьерантони быстро обошел квартиру — очень маленькую, две комнаты, коридор и кухню, обставленную секционной мебелью.
— Сначала объясните, по какой такой причине? — твердо, с вызовом ответил Гаффури Риккардо. Он поднялся и, не выпуская из рук молоток, подошел к Салуццо. Тот невольно схватился за кобуру пистолета.
— Угрозы, убийство, похищение малолетнего ребенка, — объявил Пьерантони с порога.
Риккардо Гаффури положил молоток на стол и посмотрел на жену. Она стояла, прислонившись к степе, бессильно уронив руки.
— Убийство и похищение. Да вы что, с ума сошли? — воскликнул он, переводя удивленный взгляд с одного полицейского на другого.
— Ну, скажи же им, скажи им, Марина.
Марина внезапно разрыдалась.
— Я так и знала! — всхлипнула она. — Так и знала!
А потом все смешалось. Марина сотрясалась от плача и что-то бессвязно шептала. Ее муж, путаясь в словах, объяснил, что да, письма с угрозами Марина писала от обиды, из желания зло подшутить над этим Шпагой, который так любит на глазах всей страны издеваться над человеком.
К убийству его шофера они не причастны. И какое еще там похищение? Кого?
— Значит, об убийстве вы знали? — обронил Пьерантони.
— Конечно, знали, слышали об этом по телевизору, прочитали в газетах. — Да к тому же произошло оно в нашем квартале. Потому мы и перестали посылать дурацкие письма — решили, что это небезопасно.
— Ах небезопасно! — с мрачной усмешкой повторил Пьерантони. Оп-то думал, что напал на след преступников, а угодил в зловонную яму, где затаились мстительная гадючка с хорошим почерком и наглый осел.
— Где вы были сегодня между десятью и двенадцатью часами? — сурово, но без всякой надежды на удачу спросил он. Эта супружеская пара не показалась ему такими уж искусными актерами, чтобы разыграть неподдельное изумление. Они покорно и точно ответили на вопрос. Риккардо был на заводе, работы мало, и он пробыл там всего половину смены. Марина была до двух часов в детском саду, где она работает воспитательницей.
— Разве вы не домохозяйка? — спросил Пьерантони, вспомнив запись в ее картотеке.
— Я нашла работу два месяца тому назад. На ползарплаты мужа не проживешь.
Наконец-то она успокоилась.
Ни Риккардо, ни Марина не спросили, почему у них требуют доказать свое алиби именно в этот день.
— Ну, поехали? — угрюмо сказал Салуццо.
— Так и впрямь нас забираете? Из-за какой-то глупой выходки. Да меня потом с работы уволят!
Тон из наглого стал просительным.
— Если вы ни в чем таком не виноваты, мы вас вскоре отпустим, — пообещал Пьерантони.
В машине он примостился на заднем сиденье между супругами Гаффури. За руль сел Салуццо.
— Я попаду на площадь Сир Рауль, если сверну на первую улицу по правой стороне? — спросил он у Пьерантони.
— На той улице одностороннее движение, — вмешался Риккардо Гаффури. — И потом, вы едете в противоположном направлении. Вам надо свернуть налево у проспекта Падова и ехать вдоль железной дороги. Затем, в конце улицы Эстерле, есть подземный проезд, он и приведет вас прямо к площади Сир Рауль.
Салуццо включил зажигание, а Пьерантони под стук мотора стал упорно вспоминать, не на улице ли Эстерле нашли Пиццу убитым.
Нет, на перекрестке улиц Пальманова и Камбини. И все же с этой незнакомой окраинной улицей у него были связаны какие-то неприятные ассоциации.
В конце улицы Падова был светофор. Горел красный свет. Рядом со светофором находился газетный киоск, там были выставлены свежие, послеполуденные выпуски. Через стекло Марина увидела, как в соседней машине двое за десять секунд вынужденной стоянки успели обменяться несколькими поцелуями. И тут в глаза ей бросились заголовки газет.
— О господи, — простонала она. — О господи!
Тогда на киоск посмотрели и остальные. Черные огромные заголовки первых страниц газет гласили:
«Похищен сын Жана Луи Шпаги! Быть может, он тоже убит, как Пиццу! Судорожное ожидание звонка с требованием выкупа».
Машина сзади пронзительными гудками напомнила, что уже загорелся зеленый свет.
Салуццо рванулся вперед. В машине все молчали. Пьерантони не выдержал и процедил сквозь зубы «шакалы», но относилось это скорее к журналистам, чем к похитителям.
— Протокол допроса этих двух голубков ты, Салуццо, сам составишь, сказал Пьерантони, когда они прибыли в Центральное полицейское управление на улице Фатебенефрателли. Отвел Салуццо в сторонку и вполголоса добавил:
— Может, у них есть сообщник или же они сами разыгрывают комедию. Нажми на них посильнее. Не очень-то я верю в случайные совпадения.
В кабинете на третьем этаже управления, который он делил с коллегой Сарачено, никого не было. Это даже обрадовало Пьерантони. Ему предельно надоели бесконечные жалобы Сарачено на проклятую службу, а главное, на жену, дочь и тещу, которых он глубоко презирал. Так глубоко, что твердо уверовал — красивых, порядочных женщин не существует в природе. А если и увидишь на экране красотку, так ведь это — одна «химия», чудеса косметики.
— София Лорен, Клаудия Кардинале, Сильвия Кристель, Антонелли — сплошные энге.
— Энге? — удивлялся Пьерантони.
— Ну да — надувные груди. А у Вирны Лизи зубы, думаешь, натуральные,