Предложение оппозиции не стало кулуарным, оно появилось в газетах, которых в то время становилось все больше. Простой народ оказался свидетелем политической борьбы, хотя об участии пока все же говорить не приходилось.
Газеты того времени должны были выполнять другие функции — помогать в цивилизаторской работе и воспитывать людей (как правило, на языке конфуцианской морали, понятном и привычном). Зато цивилизаторство периода реформ весьма отличалось от того, к которому привыкли жители другой страны и другой эпохи. В этой другой эпохе и стране ведущее место по тиражам заняла «желтая пресса» с объявлениями от гадателей и потомственных колдунов в сотом поколении, газеты помогали (а многие — помогают до сих пор) делу регресса и всеобщего оглупления. В Японии при Мэйдзи газеты играли принципиально иную роль: они способствовали всеобщей грамотности и громили всяческих шаманов, колдунов и прочих мошенников, высмеивали тех, кто верит им. Рационализм и научное сознание — вот что стало предметом пропаганды.
А.Н. Мещеряков приводит характерный пример публикаций о необходимости грамотности: «Некий человек отправился в Токио и послал своей неграмотной жене денежный чек. Та ничего не могла понять и отправилась к монаху, который сказал, что муж прислал подношение божеству, и она действительно положила чек в домашнюю божницу. Письмо кончалось бранью по поводу жены-бестолочи. Здесь был урок для всех — и для женихов, и для невест. Будешь неграмотной — никто тебя замуж не возьмет…»
Не надо недооценивать ни прямых моральных выводов, ни азбучных истин, высказанных в лоб. Отказ от них в России во время реформ 1990-х — одна из причин того, почему эти годы видятся нам теперь, как «безумные». Что же до Японии Мэйдзи, то так эта технология действовала вдвойне хорошо. Японцы — весьма совестливая нация, боязнь «потерять лицо» прививалась им с детства. Там журналист и впрямь стал «четвертой властью».
Заметим, Интернета в то время не было, телевизионных ток-шоу — тоже, зато имелись разделы писем. Вопросы, ответы, обмен мнениями — все выносилось на страницы газет. Письма в газеты доставлялись бесплатно: правительство поддерживало тягу народа к информированности. В процесс вовлекли даже синтоистских жрецов, а потом и буддийских монахов: те должны были читать не только проповеди, но и газеты тем, кто еще был неграмотен. Страна объединялась благодаря информации. Родной становилась не привычная деревня, а вся страна.
Вот в это время и случился «корейский вопрос». И не просто случился, а расколол общество.
Первое восстание против нового режима
Юго-запад Японии считался опорой революционной реставрации. Как выяснилось, до поры. В феврале 1874 г. в префектуре Сага на юго-западе началось восстание самураев. Экономических требований восставшие не выдвинули, главными же политическими стали — восстановление самурайского статуса и Корея.
Главой восставших был Симпэй Это, бывший член правительства, а ныне — оппозиционер. Он даже просил помощи у Такамори Сайго, но тот отказал — правительственную экспедицию возглавил Цугумити Сайго, его младший брат.
Восставших разгромили почти мгновенно — не в последнюю очередь благодаря новым технологиям. Симпэя Это арестовали, попытались судить по им же разработанному уголовному кодексу, но, поскольку в нем не оказалось статьи о мятеже, обратились к китайским прецедентам — и, лишив званий, отрубили голову, выставив ее на обозрение людей…
Звучит, конечно, варварски. Но, господа, в цивилизованной Франции того времени имелся сходный обычай. И что бы ни говорилось о «японских зверствах» в тот или иной исторический период, европейцев в этом они не превзошли никогда.
Территориальные приобретения
Суть «корейского вопроса», что и понятно, состояла в желании «вскрыть» страну, находящуюся в изоляции — так, как это сделал Запад с Японией. Корея «вскрываться» добровольно не пожелала (там, видимо, еще не до конца забыли Хидэёси и дона Антонио), к тому же, осмелилась критиковать Японию за разрушение обычаев старины. Она имела контакты лишь с княжеством Цусима и его представительством в Пусане (все в той же Мимане под новым названием). Но княжества исчезли, и представительство стало общеяпонским. Корейцы воспротивились такому повороту, японцы решили вести переговоры. Такамори Сайго, романтик революции, предложил направить в качестве посланника его лично. Он прекрасно понимал, что дипломат из него никакой, да и не к тому стремился: он полагал, что посланника убьют, и это станет нужным предлогом для войны.
Теперь понятно, как отсрочка военной экспедиции могла подействовать на таких людей.
Что делать, если интересы развития требовали расширять территорию, бывшие герои революции рисковали за то же самое головой, а Корея оказалась пока не по зубам? Ответ — расширять территорию за иной счет. Что и было проделано.
Еще при Комэе Япония начала потихоньку прибирать к рукам архипелаги мелких островков к югу от страны. Первой «жертвой» стали в 1863 г. острова Огасавара. Завоевание прошло мирно: до этой территории не было никому дела, а японцы просто подобрали то, что плохо лежало, мирно договорившись с островитянами. Вся эта экспансия была лишь поддержкой престижа, южные острова приобрели важное стратегическое значение лишь в XX веке.
Теперь было решено отхватить больший кусок. В 1871 г. рыбаки с островов Рюкю потерпели крушение у острова Тайвань. Аборигены из местных аустронезийских племен убили большинство из них.
Это случай стал тем несчастьем, которое сильно помогло японцам. Теперь, после отмены княжеств, статус Рюкю должен был измениться. Король оставался данником и вассалом Китая, но его королевство оказалось зависимым от префектуры Кагосима. И, если Япония хотела «защиты своих подданных» на Тайване, принадлежность Рюкю следовало поменять.
Ее и поменяли, объявив архипелаг княжеством и запретив королю (князю) несанкционированные контакты с заграницей. Теперь следовало «разъяснить» Тайвань. Оказалось, что на острове есть граница, и преступление совершено за ее пределами — во всяком случае, так заявил Китай. Да и оставшихся рыбаков вернули на Окинаву именно китайцы, так что инцидент исчерпан. Но только не для Японии.
Стало быть, на острове нет хозяина? Значит, теперь хозяйкой станет Япония. Акцию возмездия выполняли войска Цугумити Сайго, хотя план был поддержан далеко не всеми в Токио. Цугумити даже не послушался приказа об отсрочке, который поступил после объявления Британией и США нейтралитета.
7 мая 1874 г. десант высадился на бесхозном острове, и японцы захватили территорию без сопротивления. Что же до китайцев, то они узнали о событиях… от британского посланника. Враждебное племя было наказано (догадайтесь, какими методами). Остальным это, было, видимо, лишь на руку, поскольку с ними японцы установили дружбу, одаривая японскими флагами (она еще не понимали, к чему все это) и фотографируясь с вождями.
Для цивилизаторов итог оказался таков: 12 человек убито, 1 утонул, 525 умерли от малярии (и это — из 3 600 человек). «Малая победоносная война» на Тайване оказалась предшественницей больших бедоносных азиатских кампаний XX века, где обе стороны выкашивали не столько пули, сколько болезни. Но в тот момент печальный опыт ничему не научил торжествующих победителей.
Теперь можно было начинать переговоры. Итог оказался неутешителен: японцы не смогли получить даже «заброшенную» часть острова, а китайская компенсация окупила 10% расходов на экспедицию. Зато теперь появился опыт боевых действий в новых условиях, а острова Рюкю фактически перешли под японский контроль.
Уже в 1879 г. короля Сё Тая поставили в известность: он обязан признать, что Япония — единственный его сюзерен. Срок на размышления — неделя.
Какова была тогдашняя ситуация на Рюкю, понятно, если учесть, что с крестьян на этих островах сдирали две трети урожая в виде налогов. Так что никто от японских агрессоров защищать такое государство не жаждал.
Поскольку Сё Тай проявлял медлительность, на Окинаву прислали свыше 500 военных и полицейских. А заодно и указ императора Мэйдзи: отныне никакого княжества Рюкю нет, а есть префектура Окинава. Сё Таю и королевской семье приказано прибыть в Токио.
Король подхватил политическую болезнь, не желая покидать ограбленную им и его окружением вотчину. Японцы спокойно дождались врачей и освидетельствования Сё Тая. Выхода у него не осталось. Мэйдзи пожаловал экс-монарху третий младший придворный ранг. На том дело и кончилось.
Не вполне ясно, понял ли Сё Тай свое везение, или нет — иные короли за то, что делал он, запросто расставались с головами. Мало того, когда его сын уже в конце XIX века посетил Окинаву, ни один из аристократов не захотел его видеть. А вот крестьяне, которым досталось от правления его династии, проявили сочувствие к свергнутой династии.