– К чему эти крики, Пьер Тартю? – мириец легко поднялся. – Прощай, оставляю тебя с твоими мертвецами. Хорони их сам.
– Кэрна! Байланте! Слышишь, ты! Это я сверг твоего Тагэре и перебил твоих дружков... Ты не можешь так уйти! Убей меня... Ты должен меня убить!
– Должен? – Рафаэль вновь улыбнулся странной, отрешенной улыбкой. – Байланте не давят крыс и никому ничего не должны! Я не столь милосерден, как тебе кажется, так что живи, крысенок! Живи и думай о кошках и о том, что ты сделал год назад.
Маркиз Гаэтано вышел легкой, танцующей походкой, которую виконт Эмразский запомнил по Большому королевскому турниру. Блеснули черные волосы, скрипнула дверь, в трубе по-волчьи взвыл ветер. Пытаясь поднять ее, король неловко оперся о правую руку, острая боль оказалась исполнена милосердия – Пьер Тартю потерял сознание.
Нэо Рамиэрль
Чтобы исцелить Вайарда, пришлось убить цветущие заросли. В Вархе не было цветов, и, чтоб спасти умирающего, Нэо едва не прикончил Аддари, Норгэреля и самого себя, но у них получилось! Они вернули пленника от самой Грани, и теперь он спал на плаще Аддари. Трое эльфов молчали, лльяма тоже притихла. Башня Хозяина менее отвратительной не стала, но спускаться с нее не было сил. Становилось все холоднее, и Рамиэрль поманил Волчонку, та подползла поближе, успешно заменив собой походный костер.
Разведчик смотрел на измученное лицо своего спасителя. Он уже понял, кого нашел, но рассудок, готовый смириться с множеством чудес, иногда упорно не желает признавать очевидное. Зачарованный Альсионэ пруд и впрямь показал будущее, вернее, некую вероятность, которая осуществилась, пусть и не совсем так, как пригрезилось сонной золотой воде. Если б не водяное зеркало, он бы узнал Ларэна сразу, но в Луциане он видел именно себя, это его и обмануло... Он еще допускал, что Залиэль могла немного пережить свою «гибель», но Ларэн... Столько лет, и никто не догадался. Никто! Как он жил эти годы, как уцелел в разбушевавшейся на вершине огненной круговерти... Рене трижды, четырежды прав, когда говорит, что смерть не самое страшное!
Эльф перевел взгляд на молчаливого Норгэреля. Сказать? Или тот уже догадался? Как много ответов на старые вопросы и как много новых загадок, а день все не кончается.
– Нэо, – Аддари говорил шепотом, – может быть, спустимся? Эта башня... Я больше не могу!
– А я еще больше не могу, – вздохнул разведчик, – но Ларэна придется нести...
Вот и все – слово произнесено и стало реальностью. Роман видел, как вздрогнул Норгэрель, он еще не понял, что может забыть о своей болезни. Круг замкнулся – они бежали от смерти, догнали ее и убили. Завтра придет радость и ощущение победы, но сегодня они слишком огорошены и слишком устали.
– Я... Я и впрямь не смогу идти, – то ли сработала магия имени, то ли просто пришло время, но Ларэн очнулся и даже пытался сесть, правда, неудачно, – иногда мне снилась свобода... но никогда она не была такой...
Почему они молчат? Все четверо, хотя Вечность слишком мала, чтобы успеть сказать друг другу все, что разрывает души?
– Эта башня, – первым заговорил Аддари, ему проще, ведь он почти чужой, – она больше не опасна?
– Не опасна, – кивнул Лунный. Нэо видел, как ему трудно говорить, и не только потому, что он слаб и болен, – зеркало разбито, Грэдитара мертв, а башня – только застывшая грязь, притворявшаяся величием... Она отвратительна, это так, но и все... Мое имя вы знаете... А одного из вас зовут Астени...
– Нет, – тихо произнес разведчик, – меня зовут Нэо Рамиэрль, хотя я больше люблю свое человеческое имя – Роман. Астен был моим отцом, его убили, а я даже не знаю, сколько лет назад. Мы покинули Тарру и заблудились...
– Нэо, – повторил Ларэн и замолчал.
– Норгэрель – твой сын, – торопливо сказал Нэо, – он родился после твоего исчезновения в Сером море.
– Значит, родился сын... Залиэль погибла, это мне показали. Грэдитара любил... развлекаться. Кому-то из вас я обязан жизнью дважды, но лучше б первого раза не было... Грэдитара пытался добраться до вас через меня, вернее, через мою кровь. Сначала у него получалось, потом он потерял след. Он не давал мне умереть... я был ему нужен...
– Зачем вспоминать о страшном? – почти выкрикнул Аддари. – Мы вместе, мы вернулись, мы победили! Это главное, а прошлое лучше забыть.
– Если б все было так, – лицо Лунного исказила гримаса боли. Роман бросился к нему, но Солнечный принц успел раньше. Он легко расставался со своей силой, легче, чем они с Норгэрелем. Аддари был рожден отдавать и делал это с радостью.
– "Если б это было так"? – переспросил Норгэрель. Он смотрел на отца, веря и не веря. Выражать свои чувства всегда непросто, если они идут от сердца и если ими затронуто все твое существо.
– Мы и впрямь вместе, – попытался улыбнуться Ларэн, – обитавший здесь безумец мертв, а созданный им кошмар уничтожен... Только, убив поджигателя, не погасишь пожар, так что мы далеко не победители. И неизвестно, когда и как мы вернемся...
– Но мы ведь в Тарре. В Вархе!
– Да, в Тарре и в Вархе, а ее хорошо обложили. Грэдитара пытался выползти и не раз, но ему не позволили. Откуда стражам знать, что врага в цитадели больше нет...
Ларэн был прав! Если не удастся докричаться до Эмзара и доказать, что они – это они, а не очередная уловка Хозяина, придется или вырываться силой, или ждать у моря погоды. Роман невольно посмотрел на Кольцо, которое сам же и замыкал. Ловушка была надежной.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ VIVIRE EST MILTARE48
Бывает в жизни все.
Бывает даже смерть.
Но надо жить
И надо сметь.
Э. Ростан49
2896 год от В.И. Ночь с 19-го на 20-й день месяца Сирены. ИФРАНА. АВИРА
Аврора одевалась медленно и изящно. Не для себя – для любовника. Точными, медленными движениями натянула шелковые чулки, завязала ленты нижних юбок и повернулась к Базилю спиной, чтобы он зашнуровал корсаж. Арциец сказал то, что требовалось, а именно то, что он с куда большим удовольствием сделает обратное. Аврора засмеялась и предложила ему перейти от слов к делу. Базиль перешел. Потом они пили подогретое вино и рассматривали хаонгские картинки, за которые, поймай их на горячем, светило бы церковное покаяние. После картинок Аврора еще раз попробовала одеться, и опять не получилось, так что в посольский особняк на улице Старой Таможни Гризье вернулся лишь во втором часу пополуночи.
Почти все слуги спали, так как граф предпочитал уходить и приходить тогда, когда ему захочется. Базиль зажег свечу и поднялся в спальню. На столе у изголовья белело два письма – от сестры и графа Вардо. Настроение сразу испортилось, как портилось всегда при воспоминании о далекой родине и любимой семье.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});