— Теперь мы живем здесь под властью Макса, а там, за пушечным заводом граница, за нею начинается запретная для нас страна. В ней, во главе правительства, стоит старший сын Макса — Роберт Куинслей. И вот, я боюсь, что вы, дорогой Рене, не проберетесь туда.
— Значит, Анжелика находится под властью Роберта?
— Да, да, они живет в Средней Долине.
— Что же она там делает?
Дверь открылась, и вошла хозяйка с подносом, уставленным тарелками и бутылками.
Фишер сделал вид, что не слышал последнего вопроса, и бросился помогать жене.
Клэр, наблюдавший всю эту сцену и хорошо понявший недосказанное, пришел на выручку бедным хозяевам и, принявшись за предложенное угощение, начал расспрашивать об интересующих его сторонах жизни в Долине.
Рене ел очень мало, но зато проглотил четыре таблетки, две розовых и две белых. Он сосредоточенно молчал и только в конце ужина, нагнувшись к фрау Фишер, тихо спросил:
— Что случилось с Анжеликой?
Хозяйка, не поднимая на него глаз, ответила:
— О, мсье Герье, если бы вы знали, как она ждала вас, как страдала!
— А теперь? — еще тише спросил Рене.
— Теперь? — Фрау Фишер с облегчением вздохнула, вспомнив слова мужа: «Мы давно ничего не знаем о мадам Гаро». — Вы слышали, мсье Герье, она живет теперь в другом государстве?
Хозяин в это время передал мистеру Клэру ящичек с таблетками и две бутылки с питательной жидкостью.
Англичанин встал и, почтительно благодаря хозяйку за радушный прием, напомнил Герье, что пора идти, если они не желают быть замеченными на пустых улицах в позднюю пору.
Рене больше не расспрашивал. У него составилось какое-то определенное мнение обо всем. Или, напротив, он опять впал в то равнодушие, безволие, которые уже несколько раз захватывали его за последние месяцы.
Когда гости удалились, фрау Фишер упала в объятия мужа.
— Несчастный, несчастный Герье, — стонала она. — Боже мой, какой бездушной оказалась эта женщина!
— Что ты, что ты! — возражал Отто. — Опомнись, Анна. Разве можно осуждать кого-нибудь, не учитывая обстоятельств? Неужели ты была бы довольна, если бы Анжелика вечно ожидала Рене? Ведь она не могла предвидеть, что он сможет когда-нибудь достигнуть Долины.
Герье и Клэр в это время вышли из ворот на тенистую дорожку, сбегавшую вниз с холма, к человеческим инкубаториям. Они шли молча. Вдруг перед ними выросла темная высокая фигура.
— Мистер Макс Куинслей приказал вам немедленно отправиться в лабораторию, он желает говорить с вами!
— Мистер Макс Куинслей? — удивленно спросил Рене. Англичанин добавил:
— Это ошибка, вы принимаете нас за других.
— Нисколько. Вы — мсье Рене Герье, а вас зовут Джон… По фамилии…
— Клэр, — подсказал англичанин.
— Таким образом, вы видите, мы не ошиблись.
В тени деревьев показались еще два темных силуэта.
— Прошу вас следовать за мною, — проговорил все тот же незнакомый голос.
— Пожалуйста, — сказал Клэр и взял своего друга под руку. — Мы будем очень рады поговорить с мистером Максом Куинслеем.
Большой кабинет Куинслея был ярко освещен. Стекла книжных шкафов, стоящих вдоль всех стен, отражали огни электрических люстр. В высоких стеклянных колпаках, поставленных над странными аппаратами, повторялись сотни раз маленькие изображения кабинета. В камине потрескивали дрова, на мягком ковре посредине комнаты стояло большое удобное кресло, и в нем, заложив ногу за ногу, восседал Макс. Он смотрел на детей, резвившихся вокруг него. Он знал, что сейчас сюда будут приведены два путешественника, так неожиданно появившиеся на территории подвластной ему Долины, и предвкушал удовольствие встречи с ними. Он нарочно приказал разбудить детей, уже давно спавших в этот поздний час, чтобы похвастать ими перед этими путешественниками из другого мира.
И когда они уже стояли у дверей, пораженные неожиданным зрелищем, Макс сделал вид, что не замечает их.
— Что вы делаете, Марс? — обратился он к ребенку, стоявшему около камина почти без всякой одежды. — Сколько раз говорил я вам, что вы не должны проявлять своих разрушительных наклонностей в моем кабинете!
— Я хотел сделать из него лук, но он гнется и не выпрямляется, отвечал мальчуган, поднимая над своей головой согнутый металлический прут. Мышцы под его тонкой кожей вздувались в большие желваки.
— Разве вам не довольно того лука, который я вам подарил? — спросил Куинслей.
— Я хотел бы иметь их много, и длинные копья, которые можно бросать в цель.
Макс в это время нашел нужным повернуть голову к двери. Его колючий острый взгляд пронзил Герье.
— Добро пожаловать, — проговорил он иронически. — Я вижу, Долина Новой Жизни пришлась вам по вкусу? Вы единственный, кого я выпустил отсюда, и вот вы опять здесь? Я не спрашиваю, что влечет вас сюда, это мне хорошо известно. Я буду очень рад, что вы будете вполне вознаграждены за все опасности и лишения предпринятого вами путешествия. — Злая усмешка Макса заставила затрепетать Рене. — А вы, неизвестный иностранец, — чем я обязан вашему посещению? — обратился Куинслей к Клэру.
Тот спокойно отвечал:
— Я орнитолог, коллекционирую птичьих блох. С этой целью я предпринял путешествие через Гималаи. Моя экспедиция встретилась с экспедицией мсье Герье, мы соединились, и вот я в Долине. Честное слово, я нисколько не сожалею, что оказался здесь. Чудеса, которые я видел уже, ничто по сравнению с этими детишками.
Мистер Куинслей казался польщенным этими словами. Он указал на стулья.
— Прошу садиться, господа. «Детишки»… — сказал он. — Это верно, им всего полтора года, или, точнее, год и десять месяцев. Но вы видите, насколько они развиты? Не менее чем четырех-пятилетние дети в Европе. Позвольте представить их. Это разновидности нового дифференцированного человека…
Представители новой человеческой породы стояли около кресла властителя, несколько смущенные приходом незнакомых людей.
— Марс, дитя мое, — сказал Куинслей ласково, — подойдите и поздоровайтесь с дядями. Вы можете хорошенько пожать им руки. — Ребенок с серьезным лицом, глядя исподлобья, подошел к нашим друзьям и подал руку сначала одному, потом другому. Оба почувствовали: рука у малыша как клещи. Клэр попробовал похлопать мальчугана по плечу — мальчик не шелохнулся, лишь дрогнули упругие, сильные мышцы; взор был суров и решителен.
Куинслей засмеялся.
— Ну, Марс, идите ко мне. Дядя не хочет вас обидеть. Теперь не желаете ли вы поговорить с Пифагором? — продолжал он, обращаясь к ним и подзывая к себе ребенка с удивительно большой головой, маленьким личиком, острыми круглыми глазами. Ноги и руки малыша были тонки, все тело казалось хрупким и жалким. — Он покажет вам, какой он математик. Скажите, дорогой, что мы получим, если помножим 375 на 74?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});