Общеизвестно, что отставка Литвинова породила откровенную радость в высших эшелонах власти нацистской Германии и вызвала недоумение в правительственных кругах и общественном мнении многих стран мира. С этим Сталин вынужден был считаться.
Для Сталина, несомненно, был важен и тот факт, что за все годы своей политической, дипломатической и государственной деятельности Литвинов не входил ни в какую оппозиционную или фракционную группировку. Ведь именно это часто использовалось Сталиным для расправы с деятелями партии и государства.
Кроме того, есть еще одна важная причина, почему после отставки Литвинов не был подвергнут репрессии: Сталин держал его в своеобразном резерве. Это требует пояснения.
Сталин, будучи политиком необычайно подозрительным и недоверчивым, поверил в то, что пакт с Германией не будет нарушен, по крайней мере на протяжении длительного времени. Вспомним эпизод, описанный в мемуарах Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, а именно реакцию Сталина на сообщение о нападении гитлеровских армий на Советский Союз. Сталин впал в прострацию. Пошатнулась его вера в собственную гениальную прозорливость. Литвинов в кругу очень близких товарищей по партии как-то заметил по поводу Сталина: «Восточных правителей, всех этих шахов и прочих деспотов он еще обведет вокруг пальца. Но западный мир, западная политика это не по нему. С этой политикой он не совладает».
Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз приостановило тайную подготовку процесса против «врага народа» Литвинова. Война диктовала свои условия, в том числе и в дипломатической области. Тот авторитет, которым пользовался Литвинов в силу своей предвоенной деятельности, был необходим. Не кто иной, как Гарри Гопкинс, ближайший советник Рузвельта, передал Сталину намек президента, что возвращение Литвинова на высокий дипломатический пост и приезд его в Соединенные Штаты Америки крайне желательны.
Трагические события начального периода Великой Отечественной войны потребовали возвращения Литвинова в строй.
Глава одиннадцатая
Возвращение в строй
Все имеет свой конец, все движется вперед то медленно, то стремительно, грянут события, и перевернут жизнь. Подходил к концу вынужденный простой Литвинова. Утро 22 июня началось как обычно. Максим Максимович встал рано, читал газеты. В них сообщалось об открытии 22 июня в Киеве нового республиканского стадиона, где состоится матч на первенство СССР по футболу. О том, как советские люди отдыхают на курортах Крыма и Кавказа. Максим Максимович внимательно прочитал телеграммы из-за рубежа. Агентство «Гавас» сообщало, что французские войска эвакуировались из Дамаска, а английские вошли в этот город. Английское правительство призвало население экономно расходовать кокс, газ и электричество. Из Вашингтона и Нью-Йорка передавали, что представители компании «Форд мотор» подписали соглашение с профсоюзом автомобильных рабочих, президент Рузвельт отдал приказ о закрытии всех итальянских консульств в США .
Изучив газеты, Литвинов пошел гулять в сопровождении охраны. Было десять часов утра 22 июня 1941 года. Прошло уже шесть часов с момента нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Пылали города, гибли люди…
Вернувшись с прогулки, Максим Максимович включил приемник. Взволнованный голос диктора сообщил, что будет передано важное правительственное сообщение. Литвинов и навестивший его Борис Ефимович Штейн стали строить предположения: что бы это могло быть? Через несколько секунд началось выступление Молотова. Война!
– Это конец Гитлера, – сказал Литвинов.
В тот же день он написал два письма. Одно Молотову – просил предоставить работу. Другое в донорский пункт – предлагал свою кровь для раненых бойцов.
Из донорского пункта ответили сразу, тепло поблагодарили за предложение, но сообщили, что кровь 65-летних людей пока не нужна и, если понадобится, ему напишут.
Молотов вызвал через несколько дней. Был сух, официален. Спросил, на какую должность Литвинов претендует. Литвинов ответил:
– Только на вашу.
Разговор не получился.
Вскоре позвонили из Кремля. Сталин просил приехать, будет беседа с иностранными дипломатами.
Литвинов прибыл в своей обычной толстовке, которую носил эти последние годы.
В 1939–1941 годах, до начала Великой Отечественной войны, я работал в газете «Труд», где заведовал международным отделом. В ночь с 21 на 22 июня я дежурил в типографии газеты, которая помещалась тогда на Цветном бульваре. Телеграммы, приведенные выше, я сам принимал по телетайпу из ТАСС и заверстал их в рубрику «В последний час». В четыре часа утра я позвонил в ночную редакцию ТАСС, спросил: не ожидается ли чего-нибудь важного? Усталый голос ответил мне, что ничего важного не ожидается, и я подписал газету в печать.
Кремль был такой же, каким он его знал всегда, – строгий, величественный. Только теперь военных было больше. Литвинов медленно поднимался по дворцовой лестнице, внимательно всматриваясь в лица людей.
Уманский был первый знакомый, встреченный в коридоре Кремлевского дворца. Тот смущенно заулыбался, не знал, о чем говорить, потом спросил:
– Максим Максимович, может быть, я заслуживаю амнистии?
– Зачем амнистии, – ответил Литвинов. – Ведь вы не преступили закона.
Прием дипломатов начался сразу же. Сталин поздоровался с Литвиновым, покосился на толстовку, спросил:
– Почему не в черном костюме? Литвинов флегматично ответил:
– Моль съела.
На следующий день после вызова в Кремль Литвинова зачислили в Народный комиссариат иностранных дел.
Зарубежная пресса разнесла весть о том, что Литвинов был в Кремле, у Сталина. Начались разные догадки и предположения. Телеграфные агентства Америки и Англии, редакции газет запросили статьи, интервью. Литвинов начал писать. Его статьи появились в английских и американских газетах.
8 июля поздно вечером Литвинов пришел в Радиокомитет, располагавшийся в Путинковском переулке. По поручению Сталина он должен был выступить по радио с обращением к народам, говорящим на английском языке.
Бывший помощник Литвинова Ю. М. Козловский, перешедший в 1940 году на работу во французскую редакцию Радиокомитета, рассказывает: «Я находился в коридоре радиостудии, когда туда пришел Максим Максимович. Он был очень скромно одет, ходил с палочкой.
– Что вы здесь делаете, Максим Максимович? – спросил я его.
– Да вот пришел выступить по радио, – ответил Литвинов. Спросил меня, что я здесь делаю.
Как раз перед Литвиновым по радио выступил французский писатель Жан-Ришар Блок. Литвинов расспросил о нем и ушел в студию».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});