Читать интересную книгу Марид Одран - Джордж Эффинджер

— Почему же, — ответил я. — Хорошо бы узнать, что это такое.

Умар нахмурился:

— Твои манеры…

— Мои манеры оставляют желать лучшего? Но что я могу поделать? Я всего лишь невежественный провинциал из Магриба. Кажется, я набрел на интересную информацию, касающуюся тебя и шейха Реда, и, если быть честным до конца, Фридлендер Бея тоже. Я говорю об этом проклятом «Деле Феникса». — Я не спускал глаз с Умара, ожидая, как он отреагирует на мое заявление. Он не заставил меня долго ждать.

— Боюсь, мсье Одран, что я не понял, о чем вы говорите. Видимо, ваш хозяин вовлечен в преступную деятельность и хочет свалить вину…

— Замолчите.

Умар и я оглянулись и уставились на Реда Абу Адиля, отключившего модди Прокси Хелл. Он весь трясся. Впервые Абу Адиль изъявил желание участвовать в разговоре. Судя по всему, он не был дряхлым и беспомощным «свадебным генералом». Без ракового модди его лицо стало волевым, а глаза проницательно заблестели.

Абу Адиль отбросил покрывало и встал со стула.

— Разве Фридлендер Бей не рассказывал вам о «Деле Феникса»? — спросил он:

— Нет, о шейх, — ответил я. — Я узнал об этом деле только сегодня. Он скрывал его от меня.

— Но вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются.

Я был напуган страстной тирадой Абу Адиля. Умар никогда не выказывал такой силы характера. У меня создалось впечатление, что я вижу бараку шейха Реда, магию его личности, несколько иного рода, чем у Папочки. Модди Абу Адиля, которым пользовался Умар, не предполагал такой глубины характера. Вероятно, никакое электронное устройство не в состоянии уловить природу бараки. Претензии Умара на равенство с Абу Адилем при помощи модди были самообманом.

— Думаю, эти дела имеют ко мне прямое отношение, — сказал я. — Разве моего имени нет в списке?

— Думаю, что есть, — сказал Абу Адиль. — Но ты стоишь в начале списка, тебе бояться нечего.

— Я помню о своих друзьях, которым не так повезло, как мне.

Умар невесело засмеялся:

— Ты опять проявляешь слабость и плачешь о грязи под своими ногами.

— У солнца есть восход, но есть и закат, — напомнил я ему. — В один прекрасный день ты тоже попадешь в конец списка. Тогда ты пожалеешь о том, что не уничтожил его раньше.

— О хозяин! — рассерженно встрепенулся Умар. Довольно терпеть вам речи этого безумца.

Абу Адиль устало махнул рукой:

— Ты прав, Умар. Я не испытываю большой любви к Фридлендер Бею, так же как и к его слугам. Отведи его в студию.

Умар подошел ко мне с иглометом в руках. Я попятился, не зная, что он замышляет. Наверняка что-то недоброе.

— Пошли, — сказал он.

Я подчинился — у меня не было выбора. Мы вышли из кабинета, прошли по коридору и поднялись по лестнице на второй этаж. В этом

доме всегда витал дух спокойствия и безмятежности. Свет проникал сквозь деревянные решетки из высоких окон, пушистые ковры заглушали шаги. Но я знал, что все это обманчиво, что сейчас я увижу истинную сущность Абу Адиля.

— Сюда, — приказал он, открывая толстую железную дверь. На лице его застыло странное выражение, и оно мне совсем не нравилось.

Я последовал за ним в большую звуконепроницаемую камеру. Там стояли кровать, стул и столик на колесиках с каким-то электронным оборудованием. Я понял, что это за камера. У Абу Адиля была своя домашняя студия записи модификаторов. Предел мечтаний приверженцев модди.

— Дай мне ружье, — сказал Абу Адиль.

Умар передал игломет хозяину и вышел из комнаты. Дальняя стена комнаты была прозрачной, за ней находилась небольшая контрольная будка со щитом, на котором размещались различные выключатели, счетчики и шкалы.

— Я вижу, ты хочешь включить меня в свою коллекцию, — сказал я. — Не вижу причин. Ожоги второй степени — не самое приятное развлечение. — Абу Адиль молча смотрел на меня с такой окоченелой улыбкой, что у меня по спине побежали мурашки.

Немного погодя вернулся Умар. Он принес тон-кий металлический прут, пару наручников и веревку с крючком на конце.

— Господи, — вырвалось у меня. Меня затошнило при одной мысли о том, что они хотят записать нечто большее, чем страдания от ожогов.

— Выпрямись, — сказал Умар, обойдя вокруг меня. Он протянул руку и отключил мой модди и несколько дэдди. — И держи голову прямо, для твоей же пользы.

— Спасибо за участие, — ответил я. — Я очень ценю…

Не успел я договорить, как Умар поднял металлический прут и резко опустил его на мою правую ключицу. Я вскрикнул от острой боли, пронзившей тело. Затем он ударил меня по левой ключице. Я почувствовал, как хрустнула кость, и упал на колени.

— Будет немного больно, — сказал Абу Адиль участливым тоном пожилого и опытного доктора.

Умар принялся колотить меня прутом по спине, — раз, другой, третий… Я закричал — но это не остановило его. Он ударил еще несколько раз.

— Теперь попытайся встать, — сказал он.

— Псих ненормальный, — выдохнул я.

— Если ты не встанешь, я примусь за твою физиономию.

Шатаясь, я с трудом поднялся; Моя левая рука безжизненно повисла, спина, по-видимому, представляла собой кровавое месиво. Я всхлипывал.

Умар снова обошел вокруг меня, очевидно, оценивая мое состояние.

— Теперь ноги, — сказал Абу Адиль.

— Слушаюсь, о шейх. — Сукин сын стал хлестать меня по ногам, и я снова упал. — Встать! — прокричал Умар. — Встать!

Он продолжал бить, пока мои ноги не покрылись сплошными рубцами.

— Я отплачу тебе! — прохрипел я. — Клянусь Пророком, я тебя из-под земли достану.

Истязание продолжалось до тех пор, пока на мне не осталось живого места. Умар пощадил только голову, так как Абу Адиль не хотел испортить качество записи. Когда старик решил, что с меня довольно, он велел Умару остановиться.

— Привяжи его, — велел Абу Адиль.

Я смотрел, приподняв голову. Казалось, что это не я, а кто-то совсем посторонний издалека наблюдает за происходящим в комнате. Мои мускулы подергивались болезненными судорогами, многочисленные раны посылали в мозг сигналы боли. Боль создала преграду между моим сознанием и бренной оболочкой. Мой разум осознавал невыносимое страдание, достаточное для наступления шока. Я осыпал своих мучителей мольбами и проклятиями, умоляя вернуть мне дэдди, блокирующие боль.

Умар только посмеивался. Он подошел к столику на колесиках и стал возиться с оборудованием. Затем приблизился ко мне с большим блестящим модди, вроде того, что я использовал, играя в

Транспекс. Умар опустился на колени рядом со мной и показал его мне.

— А теперь я подключу его к тебе, — сказал он. — И запишу твои ощущения.

Я еле дышал.

— Сволочи, — задыхаясь, прошептал я.

Умар включил хромированный модди в одно гнездо.

— Это совсем не больно, — сказал он.

— Я убью тебя, — пробормотал я. — Ты умрешь, как собака.

Абу Адиль все еще не выпускал игломет из рук, но сейчас я не был способен на героические действия. Умар наклонился и, заломив мне руки за спину, защелкнул на моих запястьях наручники. Я чувствовал, что теряю сознание, и мотал головой из стороны в сторону, чтобы этого не случилось. Я не хотел отключаться, чтобы не оказаться полностью в их власти, хотя, кажется, они и так могли сделать со мной все, что угодно.

После этого Умар прицепил наручники к крючку и потянул за веревку. Шатаясь, я поднялся на ноги. Он перебросил веревку через железный брус, торчащий из стены высоко над моей головой. Кажется, я понял, что он замышляет.

— Аллах! — закричал я.

Умар потянул за веревку, и я встал на цыпочки, с руками, поднятыми за спиной. Он потянул еще, и я повис в воздухе. От тяжести тела мои суставы затрещали.

Боль была такой невыносимой, что я боялся дышать полной грудью. Я попытался отключиться, потом запросил пощады и, наконец, смерти.

— Включай модди, — произнес Абу Адиль. Его голос, казалось, доносился издалека, словно с вершины горы или из глубины океана.

— Я нашел спасение у Повелителя Закатов, — бормотал я, повторяя эту фразу как заклинание.

Умар забрался на стул, держа в руке серый модди с «Синдромом Д», который я принес в подарок, и включил его во второе гнездо.

Он свисал с потолка, но не знал почему. Его мучения были ужасны.

— Во имя Аллаха, помогите! — закричал он, но понял, что от этого боль усиливается. Как он попал сюда? Он не помнил. Кто его мучители?

Время шло, и казалось, он потерял сознание. Ощущение было такое, словно он проснулся от яркого сновидения, и тут, искажая друг друга, внезапно совместились реальность и вымысел, требовалось усилие, чтобы отделить одно от другого во временной последовательности.

Почему он оказался один и в такой ситуации? Он боялся страданий, но еще больше страшился того, что ничего не помнит. Над его головой раздавалось негромкое гудение вентилятора. В воздухе стоял пряный запах. Его тело слегка дернулось, и он ощутил новый прилив боли. Но больше всего его путало то, что он не понимал значения страшной драмы, в которую оказался вовлечен.