половиною часа, стояли на ногах. Ведь на это никаких сил не хватит! Самое освящение престола мы смотрели (от) алтаря, и мне пришлось такое хорошее место, что я отлично видел все подробности этой интересной церемонии. Крестный ход кругом Собора был тоже чрезвычайно торжествен, и замечательный эффект производили все Хоругви, со всей Москвы стоявшие кругом Собора. Освящение продолжалось до 12 часов, и тогда только началась обедня, которая тоже продолжалась полтора часа. Тут уж мне мочи не было; во время Херувимской я почувствовал, что ко мне подступает обморок и стал выступать на лбу холодный пот. Я принужден был выйти вон, иначе я бы упал, и меня пришлось бы выносить на руках, что было бы еще больший скандал. В галерее я посидел на свежем воздухе и выпил воды и воротился в Церковь, когда пропели «Верую». Остаток обедни выстоял благополучно. Воротившись домой, я так обессилел, что часа два лежал и дремал. Слава Богу, что это последняя из больших церемоний. Завтра вечером только еще большой обед, а в Субботу парад войскам, и в тот же вечер Государь отправляется в Петербург вместо Воскресенья вечером, как сперва предполагалось. В Петербурге теперь никакого торжества не будет, Государь прямо проедет на Английскую набережную на пароходы и отправляется в Петергоф. Парадный въезд в Петербург состоится только в Августе по окончании лагеря, а теперь нет даже и достаточно войск налицо для подобной оказии. Я надеюсь, что и мне возможно будет ехать в Субботу же ночью, после Государя. Кеппен[12] старается теперь мне это устроить, и, таким образом, надеюсь быть у Тебя 29-го в Воскресенье вместо 30-го в Понедельник. Скажи про это Тезке. Перед отъездом, разумеется, уведомлю его еще по телеграфу. – Перед обедом я немного покатался по улицам. Погода во время церемонии выстояла очень хорошо, даже было солнце при начале и во время крестного хода. Но потом нахмурилось, и не раз днем шел мелкий дождь. Вечером я ездил в Большой театр, где смотрел второй и третий акт «Корсара» с jardin anime[13]. Очень приятно было в антракте видеться со всем балетным миром и поболтать. Видел Любушку Радину, которая как будто вовсе не меняется и не стареется. Тоже болтал и с Машей Николаевой и с Веруииком, которая была особенно en beaute[14] и такая миленькая и аппетитная. Все они здесь ужасно скучают и радуются, что и их повезут домой в Субботу же. Много в балете для меня совершенно новых фигур, и некоторые из них прехорошенькие, как-то Потайкова и в особенности Аистова. Мари Петипа похудела и замечательно похорошела. Между воспитанницами познакомился с Лизой Кусковой, но она красавицей не будет. Ну прощай, моя сладчайшая, моя красавица из красавиц. Храни Господь Тебя и деток. До скорого, надеюсь, свидания. Обнимаю всех от души.
Твой К.
Из писем к дочерям Марине и Анне
7 июля 1886. Павловск
Сердечное искреннее спасибо Вам, дорогие мои голубушки, дочурки мои милые Мариночка и Нюта, за Ваши милые цидульки от 1 Июля на французском языке. Вы себе и вообразить не можете, какое Вы мне этим доставили удовольствие. Здесь, в Павловске, очень хорошо при хорошей погоде, парк так хорошо пахнет свежим сеном и липой. Но, несмотря на всю прелесть парка, меня ужасно тянет назад в Орианду к Вам, моим дорогим сокровищам. – Был я на даче у нашей милой Мамы и видел там дядю Сашу и тетю Веру, которые Вас очень любят и рассказывали, как Вы у них жили в городе, как Нюта прыгала по полу, квакая, как лягушка. Оба они Вам кланяются и целуют Вас. Садик при даче удивительно как разросся, деревья стали такие большие, такие густые. У пруда, по ту сторону острова они поставили палатку для раздевания и в хорошую погоду купаются в пруду. Но Вам, голубушкам моим, которые привыкли купаться в море в соленой чудесной воде, я думаю, вряд ли могло понравиться купаться в пруду, в стоячей воде с тинистым мягким дном. В парке гуляет много народа, много детей, которые собираются на сетке, у Розового павильона и в вокзале от 2 часов до 4, когда там играет военная музыка. Видел я там и Ваших старых знакомых Настю Кеппен и Олю Будзинскую. Я для Вас купил молитвенники, по которым Вам можно будет следить за службою в Церкви, купил и книжки для приятного чтения по-русски и по-немецки. При них есть и много хорошеньких и интересных картинок. Вчера мне удалось купить и двух собачек, которых привезу с собой. Они совершенно белые, с длинной мягкой шерстью, точно будто они закутаны в шубы. Поэтому я и дал им кличку «Шуба и Тулуп». Им только три месяца от рождения, и они пока никакого воспитания не получили и в комнатах ведут себя дурно и нечисто. Но это не беда, потому что теперь летом они все будут более на воздухе, а к осени, когда приходится сидеть дома, они успеют сделаться благовоспитанными и благонравными.
Ну прощайте, милые мои детки, и, Бог даст, до скорого свидания. Поклонитесь от меня Бабушке, и М-те Elise, и М-те Jane. Вас обеих я от души обнимаю и целую и надеюсь скоро это исполнить наяву. Продолжайте быть милыми, добрыми, послушными, прилежными, ласковыми детками во утешение и радость нашей дорогой и милой Мамаши. До свидания
Ваш старый верный друг
Папа К.
20 февраля 1887. Петербург
Милая, дорогая моя, голубушка Мариночка. Вчера получил я Твое милое письмо от 14 Февраля на Французском языке, которым Ты мне доставила пребольшое удовольствие. Оно написано так правильно и без ошибок и таким хорошим языком, что я уверен, что Тебе сильно в этом помогала М (—) Jeanne. Ты просишь, чтоб я Тебе написал маленькое письмо, в котором я бы рассказал все, что я здесь делаю. Это очень трудная задача. Как совместить эти два требования, чтоб письмо было маленькое, но чтоб в то же время в нем было рассказано все, что я делаю. Что я здесь делаю, о том подробно пишу Мамочке нашей каждый день довольно длинные письма. Спросите ее, она вам может рассказать или даже прочитать из моих писем что захочет или найдет, что может вас заинтересовать. Во время масленицы я почти каждый день был в театрах по два раза, и утром и вечером; видел несколько балетов и прослушал несколько опер. Теперь же настал великий пост, и театров нет. Сегодня