девяткой, и заживём с добрыми друзьями весело и счастливо.
– Пап. Ты чё опять эту пил, что ли?! – она вынула его из палатки. – А ну! Дуй мне на нос!
– Эля. Ну чего ты вот опять это? Устали уж все, – начал уговаривать отец. – Спать скорей надо. По заре опять в путь.
Когда уже все улеглись после мелкого ужина, девочка ждала пока всё утихнет, пока не начнется людской храп.
– Пап, – даже в шёпоте читалась досада. – Ты храпишь! Повернись.
– Ой, ну блин тебя заверни, – заворчал он, недовольный прерыванием погружения в редко посещаемый сон. – Чего не спишь-то сама? Я уже не знаю прям... Идти под телегу от тебя...
– Пап, – она как-то резко сменила тему, собственно, именно за этим она и разбудила отца. – А какой приказ сейчас выполняет Седой?
– Какой? – не понял тот. – Не знаю. Дежурит, наверное. Меня под утро толкнут, менять буду. Иаахх, – широко зевнул он и повернулся на бок, к дочери спиной.
– Ты же сказал, что он выполняет теперь приказ дискетрора, главного их.
– А. Ну он на юге будет свою школу открывать. Соберёт там своё войско наёмников и уже с трёх сторон на Арсенальцев нападать будут. Спи уже, Эля. Или мне не мешай.
– Класс! Я буду первой из его учеников, – предвосхищая своё будущее сказала она и с этими мыслями быстро уснула.
***
Она гостила тут уже третий день после того, как выполнила своё контрактное задание с кабаном. Нужно сказать, что поселение это было в очень бедственном положении. У них едва хватало еды на себя, но они всё равно достойно кормили белокурую наёмницу и её огромную собаку.
– Геннадий, ты сегодня совсем разбитый, – заметила она, усаживаясь за стол с обедом. – Ты и так-то невесёлый был, а сейчас совсем мрачный.
– Брось. Не делай вид, что тебя это вообще волнует. Кушай вот, – сутулый староста присел у окошка и печальными глазами всматривался куда-то вдаль. – Может лучше назовёшь другую цену своей работе? Или приходи за уговоренной в конец лета.
– Я правильно поняла, торговца ждёшь сегодня? – сменила тему та.
– Как ты поняла? – сильно удивился тот. – Сегодня - завтра появится должен.
– Сколько у вас долгов ему?
– Ты и это уже знаешь? – Геннадий с трудом скрывал истинные эмоции по всему этому, то и дело рукой касался то лба, то бороды, то затылка. – Да что уж теперь. Сегодня буду третий просить.
– Торговец чем угрожает тебе?
– В рабы только теперь. Все. И малые тоже.
– О. Тритоны это любят и ловко умеют, – она отметила это со знанием дела. – Тогда о чём мне с тобой торговаться? Забей.
– Да как же так?! – он был настолько растерян и опустошен, что вся его фигура уже являла рабскую судьбу. – Пожалей, не губи, умоляю! Детей...
– Ну ты же не сможешь быть рабом двум хозяевам за раз?
– Пожалей детей, – видно, он готов был пасть на колени. – Оставь им жизнь и волю.
– Всё, не причитай, – ледяным тоном парировала та. – Дай спокойно поесть. Послушать надо, что ещё мне Тритоновец за вас расскажет.
– Хорошо. Кушай. Я снаружи буду, – староста взял себя в руки и направился к выходу.
– Стой! – её голос был настолько холодным, что староста даже услышал треск ледяного ожога своей души. – Арсенал вам какие требования заявил?
– А. А всё. Ничего. Они совсем всё у нас забрали. Делянки, рюкзаки. Девятка нам закрыта теперь полностью. Контейнер этот вон, Тритон завтра в счёт долга забрать грозился, – он поймал на себе взгляд наёмницы и поспешил молча удалиться.
Тритоновец объявился под вечер, точнее его посланник. Как у них сейчас было модно, они засылали трясущегося от страха раба, окованного взрывчаткой с дистанционным взрывателем. Тот доставал рацию и зачастую первый и, как обычно для подобного поселения, последний диалог был по средствам радиоэфира.
– Гена, это ты? Обрадуй меня, скажи, что это ты, – с небольшими помехами прозвучал динамик рации. – Гена, мой дорогой друг, скажи мне, что ты жив и здоров.
– Да. Да, Мувик, это я, – смущаясь присутствия наёмницы ответил староста. – Мы ждали тебя, дядя.
– Что такое, Гена?! – удивилась рация в руке заминированного раба. – Ты не один?! У тебя гости из Арсенала?
– Нет-нет. Арсенала тут нет, – поспешил уточнить тот. – Со мной наёмник.
– Ого! Гена! Мне радостно это слышать! Ты наконец-то богат, друг мой единственный! Даже мне не всегда по карману иметь наёмничков. Теперь между нами не будет долгов, останется лишь дружба! Слушай. А ведь у меня по этому поводу есть божественный напиток с южных земель. Если ты купишь его, мы отметим с тобой этот великий день.
– Я покупаю его! – бесцеремонно вмешалась в разговор воительница. – Приноси и сам приходи, выпьем! Я угощу. Может ещё чего сторгуем.
– О! Мадам! Так вот значит кого так сильно смущается мой друг Гена. Слышу силу в Вашем голосе. Предлагаю лично познакомиться. Мои слуги прямо сейчас в моём скромном шатре накрывают изысканный стол. Я приглашаю Вас. Тут не далеко. Стёпка проводит.
– Зря ты рассчитываешь на мою скромность. Пусть твои слуги поторопятся, я уже иду, Мувик.
– Восхитительный пример мужества! Горю от нетерпения. Стёпа, домой!
– Люди добрые, – убрав рацию в подсумок, вдруг заговорил раб. – Прошу Вас, глоток воды. Очень сильно воды надо мне, хоть чуточку.
– Да, конечно, – Геннадий уже был готов к этой просьбе и протянул ему маленькую фляжку и тряпичный свёрток, где была хлебная лепёшка и маленький кусочек копчёного сала. – Только посуду верни потом.
– Конечно-конечно. Благодарю тебя, господин, – радостно принимая подачку ответил Стёпка, но, когда посмотрел на женщину, радость мгновенно исчезла с его лица. – Я всё по дороге… Мы можем идти, госпожа.
– Вперёд, – скомандовала та и посмотрела на мнущегося старосту. – Гена, если не хочешь, оставайся. Я сама решу твои вопросы.
– Как же мне тогда?
– Гена, лучше быть должным одному, чем всему свету, – она хлопнула по плечу ходячую мину и бодрым шагом направилась в указанную им сторону. – Хуже уже