Читать интересную книгу Академия. Классическая трилогия - Айзек Азимов

Он знал свой мозговой «портрет» так же хорошо, как художник знает цвет своих глаз.

Пеллеас Антор не сказал ни слова, когда Дарелл поднялся с кресла. Молодой человек быстро пробежал глазами результаты девяти записей — так делают только те, кто знает, что означает самая малая малость.

— Теперь вы, если не возражаете, доктор Семик.

Старчески-желтоватое лицо Семика напряглось. Электроэнцефалография была наукой, о которой он знал маловато. Но он догадывался, что бесстрастный прибор покажет именно то, чего ему меньше всего хотелось, — его старость. Что он стар внешне — это было видно всякому, но «портрет» волновой активности мозга мог показать, что и ум его состарился вместе с телом. Он с неприязнью предчувствовал предстоящее вторжение за последнюю линию обороны — в его сознание.

Пеллеас приладил электроды. Весь процесс, разумеется, от начала до конца не причинял обследуемому никаких неприятных ощущений.

Затем настала очередь Турбора, который все пятнадцать минут сидел спокойно, не шелохнувшись, а затем — черед Мунна, который все время, пока шло исследование, так ворочал глазами, будто и впрямь хотел просверлить взглядом дырочку в затылке и подсмотреть, что происходит на экране.

— Ну а теперь… — начал доктор Дарелл, когда все было закончено.

— Ну а теперь, — извиняющимся тоном прервал его Антор, — простите меня, доктор, но в доме есть еще один человек.

Дарелл, нахмурясь, спросил:

— Моя дочь?

— Да. Как вы помните, я настоял, чтобы она осталась дома.

— Неужели для того, чтобы ее обследовать? Господи, зачем?

— Я не могу иначе.

Дарелл недоуменно пожал плечами, вышел и поднялся по лестнице на верхний этаж. Будучи заранее предупреждена, Аркадия успела спрятать приемник и послушно последовала за отцом. Это было первое в ее жизни электроэнцефалографическое исследование — исключая то, что было проведено в раннем детстве для идентификации и регистрации.

— А посмотреть можно? — спросила она, показывая на ленту бумаги.

— Ты все равно ничего не поймешь, Аркадия. И потом, тебе спать пора.

— Да, пора, — притворно зевая, произнесла она. — Всем доброй ночи.

Она стрелой взбежала по лестнице и, наспех раздевшись, забралась в кровать. Прильнув к собранному руками несчастного Алинтуса приемнику, она чувствовала себя героиней шпионского библиофильма. Азарт игры все больше овладевал ею.

Первые после возвращения слова, услышанные ею, принадлежали Антору, который сказал:

— Результаты всех исследований, джентльмены, удовлетворительны. И у девочки тоже.

— У девочки! — зло передразнила его Аркадия и мысленно плюнула ему в физиономию.

Наконец Антор раскрыл свой портфель и вынул оттуда несколько листков с результатами электроэнцефалографических исследований. Это были, естественно, копии, и закрывался портфель не совсем обычным способом. Попади ключ от него в чужие руки, все листки внутри портфеля моментально превратились бы в горстку пепла. В том случае, если ключ поворачивал владелец портфеля, его содержимое сохранялось в течение получаса, а потом окислялось и превращалось в пепел, как и в первом случае.

Ну а пока все было цело и невредимо, Антор поторопился начать объяснения:

— Здесь у меня электроэнцефалограммы отдельных второстепенных лиц из администрации Анакреона. А вот это — электроэнцефалограмма психолога из Локрийского Университета, а вот это — промышленника из Сивенны. Ну и еще кое-кого.

Все сгрудились вокруг стола. Для всех, кроме Дарелла, электроэнцефалограммы выглядели всего лишь странными, замысловатыми закорючками. Для него это были крики миллионов внятных голосов.

Антор тихо проговорил:

— Обратите внимание, доктор Дарелл, на вот этот участок утолщения во вторичном Тау-ритме лобной доли — он имеется на всех записях. Не желаете воспользоваться Аналитическим Правилом, чтобы проверить результаты, сэр?

Аналитическое Правило можно отдаленно сравнить — примерно, как небоскреб с хижиной — с той детской игрушкой, что называется Правилом логарифмического скольжения. Дарелл прекрасно знал это Правило и пользовался им давным-давно. Он быстро набросал на листке ряд цифр, и оказалось, как и утверждал Антор, что вместо четких колебаний ритма, которые должны были наблюдаться в норме на этом участке энцефалограммы, действительно имело место явное выравнивание ломаной линии.

— Как бы вы это объяснили, доктор Дарелл?

— Не уверен… Теоретически — просто не представляю себе возможности такой картины. Даже в случаях амнезии наблюдается лишь частичное подавление колебаний, но никак не полное их исчезновение. Грубое хирургическое вмешательство, может быть?

— Ну, конечно, словно что-то вырезано! — нетерпеливо вскричал Антор. — Однако отнюдь не в физическом смысле. Знаете, такое было бы под силу Мулу. Он мог бы подавить полностью способность к проявлению какой-то определенной эмоции, и в результате образовалось бы вот такое Плато. Или…

— Или это дело рук Второй Академии. Так? — медленно улыбаясь, проговорил Турбор.

Вопрос был риторический.

— И что же навело вас на подозрения, м-мистер Антор? — спросил Мунн.

— Не меня. Доктора Кляйзе. Он собирал энцефалограммы, как полиция собирает отпечатки пальцев, но по другому принципу. Те коллекционируют преступников, а он собирал энцефалограммы деятелей науки, правительственных шишек и бизнесменов. Видите ли, это ведь совершенно очевидно: если Вторая Академия управляет течением истории Галактики — нашей с вами истории, — они должны это делать осторожно, с минимумом внешних проявлений. Если они воздействуют на умы, а они должны это делать, — то они прежде всего воздействуют на умы людей, имеющих влияние — в науке, промышленности, политике. Именно на таких людей и обратил внимание доктор Кляйзе.

— Но, — возразил Мунн, — есть ли ка-акая-то взаимосвязь? Как ведут себя эти люди — те, у которых на-аблюдается вот такое, как вы сказали, Плато? Может быть, это совершенно но-ормальное явление?

Он отчаянно искал поддержки в глазах остальных, но, увы, не нашел.

— Давайте послушаем доктора Дарелла, — предложил Антор. — Спросите у него, сколько раз он встречался с этим явлением при проведении собственных исследований и в научной литературе. А потом спросите его, какова вероятность обнаружения этого феномена на тысячу случаев в той популяции, которую выделил доктор Кляйзе.

— Полагаю, нет никаких оснований сомневаться, что тут мы имеем дело с внедрением искусственного менталитета, — задумчиво проговорил Дарелл. — Эти люди «обработаны». Должен сознаться, я это, в некотором роде, подозревал.

— Я знаю, доктор Дарелл, — неожиданно резко сказал Антор. — Я знаю, что вы когда-то сотрудничали с доктором Кляйзе. И мне хотелось бы узнать, почему вы прервали сотрудничество с ним.

Казалось бы, никакой особой враждебности в этом вопросе не прозвучало, тем не менее после него наступила тягостная пауза.

Дарелл, обведя взглядом всех присутствующих, ответил:

— Прервал, потому что понял, что борьба, которую затеял Кляйзе, бесполезна. Он пытался вступить в единоборство с соперником, который был ему не по силам, Он обнаружил то, что мы оба ожидали обнаружить — что мы сами себе не хозяева. Это было то, чего мне знать не хотелось! У меня, в конце концов, было чувство собственного достоинства. Мне было приятно сознавать, что наша Академия — хозяин некоей собственной общей души, что наши праотцы прожили жизнь не зря. Я думал, что самое легкое — просто отвернуться и уйти и ждать, пока я сам не уверюсь во всем. Мое положение в научном мире меня не беспокоило — жизнь моя была материально устроена. Та пенсия, которую правительство назначило нашей семье в честь заслуг моей покойной матери, вполне обеспечивала безбедное существование, тем более что мои запросы всегда были невелики. Чтобы не страдать от безделья, у меня была домашняя лаборатория, и в один прекрасный день жизнь моя подошла бы к концу, так я думал, а потом… потом Кляйзе умер.

Семик неловко улыбнулся и проговорил:

— Кстати — о Кляйзе. Я про него ничего не знаю. Как он умер?

Вмешался Антор:

— Он умер. Он знал, что умрет. За полгода до смерти он сказал мне, что подошел вплотную к…

— А теперь вплотную к этому подошли мы, — проговорил Мунн. У него пересохло в горле от волнения.

— Да! — отрезал Антор. — Собственно, в этом нет ничего нового. Мы все были к этому слишком близко. Я — ученик доктора Кляйзе, доктор Дарелл — его бывший коллега. Джоуль Турбор объявил во всеуслышание по всем каналам телевидения об опасности нашей слепой веры в спасительную десницу Второй Академии и делал это не раз, пока правительство не заткнуло ему рот — кстати сказать, не без активного участия организации, субсидируемой мощным финансистом, на электроэнцефалограмме которого отчетливо прослеживается «Плато обработки». Хомир Мунн — обладатель крупнейшей домашней коллекции «Мулианы» — позволю себе так назвать всю литературу, посвященную Мулу. Вы, уважаемый Мунн опубликовали ряд статей, содержащих ваши мысли о природе и действиях Второй Академии. Доктор Семик внес уникальный вклад в математическое обоснование электроэнцефалографических исследований, хотя, скорее всего, и не полагал, что его данные могут быть интерпретированы таким образом.