к сожалению, но другого выхода у нас нет. Да и что такое радиация по сравнению с вооруженным бандитом, готовым выстрелить тебе в голову? И здесь так прекрасно… Я не вижу смысла чего-то бояться.
– Ты пробыла здесь меньше суток…
– И что с того?
– Ничего. Совсем ничего. Просто иногда мы очень сильно ошибаемся. А иногда этого даже и не признаем. Ты самоубийца, Светочка. И дите свое убиваешь.
– Я его не убиваю, а спасаю! В Душанбе его бы убили, а здесь… здесь так тихо и спокойно… и люди вон живут! Пусть это и несчастные старушки-бабушки, но они тоже люди! Это их земля, они разрешили нам здесь жить! А это значит, что мы в безопасности, и… О, а это чья малышка?
Из-за угла на двух молодых девушек в жутких домотканых вещах смотрели два пронзительных синих глаза. Темные тяжелые пряди покоились на узеньких плечах, а шею прикрывало высокое горло старого потрепанного свитера. Волосы цвета воронова крыла блестели от капель утреннего дождя. На ногах красовались резиновые сапоги.
Малышка вышла вперед и совершенно искренне улыбнулась.
– О боже, что это за чудо! Как тебя зовут, принцесса?
Света заметила, как ее новая подруга смертельно побледнела.
– Это… она…
Девочка, как ни в чем не бывало, продолжала улыбаться.
– Чудная кроха.
– Если бы ты знала… – и девушка замолчала, заставляя Светлану удивляться.
Полесье
Пару лет назад
Когда молодая цветущая женщина вошла в спальню, где у нее стояла детская кроватка, то не смогла сдержать крика изумления вперемешку с ужасом.
На обычной двухместной кровати сидела девятилетняя девочка. На голове ее красовался шикарный белый бант из прозрачных лент. Только что выглаженная, расходящаяся волнами, юбка, белоснежная рубашка, а под ней – тоненькая маечка, скрывавшая два набухших бугорка.
На своих руках, покачиваясь в разные стороны, она держала четырех годовалую кроху. У бедного ребенка слипались глаза, а изо рта текла небольшая струйка крови.
– О боже, Вика! Моя маленькая Вика!..
***
Когда случилась авария, их не стали эвакуировать. Поселок городского типа Полесское располагался в нескольких километрах от Чернобыльской атомной электростанции, и те апрельские ветра не раз заносили радиацию в небольшое людское прибежище. О самом мощном радиоактивном “западном следе” заговорили еще в мае восемьдесят шестого – когда по мирному ярко-синему небу плыли спокойные белые облака, переполненные опасных веществ. Солнечные лучи приятно согревали, и страшная весть о случившейся трагедии казалась чем-то фантастическим, нереальным, словно чьим-то кошмаром, воплотившимся наяву.
Возмущенные новостью жители собрались у входа в здание местного райкома партии и требовали немедленного эвакуирования.
– Припять-то с Чернобылем выселили, а мы что, не люди, что ли?! – эти громкие и пронзающие слух и сердце выкрики были подобны раскатам грома среди мирного неба. – Немедленно эвакуируйте нас отсюда! Мы тоже хотим жить!
Среди них находилась и женщина с умиравшим от онкологии ребенком на руках. По бледному лицу катились крупные слезинки, пальцы покрывала мелкая, до судороги, дрожь, а из-за рта вырывался полустон, полувсхлип. Девочка пребывала в полуобморочном состоянии – на время приходила в себя, осматривала творившийся вокруг сумасброд, а потом вновь теряла сознание.
– Дети умирают! Вы чего творите?!
– Никто отсюда не уедет! – толпу пронзил громкий мужской голос. – А если кто-то будет перечить решению райкома партии, то вылетит из страны с “волчьим билетом”! Я уж за этим прослежу!
***
– Мама, я умру?
Когда Вика задавала ей этот вопрос, у нее заходило сердце. Слезы и вопль отчаяния рвались наружу, но она собирала остатки смелости и через силу улыбалась. Это выглядело фальшиво, но становилось намного больнее, если маленькое ни в чем неповинное дитя начинало плакать.
Когда случилась авария, Вике исполнился всего годик. Это был самый счастливый, но самый короткий период в ее жизни – жизнерадостная, полная сил и любви, хрупкая малышка превратилась в больное, умирающее от неизлечимого заболевания, существо. Девочка облысела, а от принимаемых ею гормонов сильно располнела. Первый приступ случился как раз на первый день ее рождения – малютка лежала в детской кроватке, глаза ее загноились, изо рта текли обильные кровь и рвота, а ее лоб был настолько горяч, что можно обжечься.
И та девятилетняя, появившаяся из ниоткуда, школьница, что укачивала ее заболевшую маленькую дочку на своих хрупких руках…
– Послушай, солнышко, – выдержав паузу, произнесла матушка, – я договорилась с местными телевизионщиками, они приедут к нам снимать передачу о тебе, о твоей болезни, о нашем небольшом городе и о том, что случилось здесь несколько лет назад… – она снова замолчала, раздумывая. – Понимаешь, золотце, твоя болезнь… она появилась не просто так. Несколько лет назад наш город был процветающим благодаря атомной электростанции. Это такая машина, которая обеспечивает людей электричеством. Ну, так получилось, что случилась авария, и люди вынуждены были уехать, а ты, моя маленькая очаровательная кроха, заболела…
– Я знаю, мам.
Матушка смертельно побледнела.
– О… Откуда?..
– Мне Алина сказала.
– Какая Алина?
– Та девочка, моя подруга, она еще ко мне приходит. Она и во сне ко мне приходит. И все-все рассказывает.
Изумленная женщина похлопала густыми ресницами, а затем продолжила, вновь обретя дар речи:
– Детка, мы с нашими дальними родственниками хотим увезти тебя в Швейцарию. Там тебя точно вылечат. Мы написали о тебе в газете, обратились на телевидение, и я очень хочу, чтобы ты не теряла надежду, моя маленькая кроха, – она присела на корточки перед молчаливой девочкой, – все обязательно образуется, вот увидишь! Ты будешь жить и радоваться, как все нормальные детки…
В дверь позвонили.
– Это они. Ты присядь в кресло, а я им сейчас открою.
Вика расправила красное вязаное платье и устроилась в кресле, пока матушка снимала с двери тяжелый засов, приглашая внутрь долгожданных гостей.
***
Над поселком опустилась темнота, укрывая оставшиеся в живых дома своим мрачным полотном, сотканном из звезд и полумесяца. Уже стояли первые осенние холода – стекла на окнах покрылись тонким слоем льда с изящным узором. Деревья уже давно сбросили пожелтевшую листву на промерзшую землю. Иногда с неба сыпались хрупкие снежинки и тут же таяли, касаясь грязной поверхности.
Матушка уложила Вику в постель, накрыла ее