Но теперь к ним приближались люди, и они больше не могли говорить. Майя пошла прочь, к свите Вали-хана. Да Гама смотрел, как она поднимается по серебряной лестнице в паланкин Вали-хана, и вспомнил день отправления из Гоа. Казалось, это было очень давно.
Когда он направился к Шахджи, его догнал Джеральдо. Да Гама едва обратил на него внимание.
— С тем головным убором что-то не так, — заявил Джеральдо. Да Гама продолжал путь и даже не повернулся. — Слиппер, конечно, был негодяем, но он не был дураком. Я думаю, она как-то схитрила. Или ты. А вероятно, вы оба! Ты это отрицаешь?
Да Гама остановился и посмотрел на Джеральдо.
— Послушай, — сказал он. — Я достиг возраста, когда меня совершенно не волнует, что думаешь ты или кто-то еще. Люди совершают поступки, правильные или дурные. Хорошие люди пытаются исправить свои ошибки. Вот этого этапа я и достиг, кузен.
Джеральдо съежился под взглядом Да Гамы.
— Теперь ты богат. Ты творил зло; возможно, мы все причиняли зло. Но ты добился того, чего хотел. Ты богат! Почему бы не попытаться делать добро?
— И держать язык за зубами, ты имеешь в виду?
Да Гама пожал плечами. Уголком глаза он увидел, как ему машет Шахджи и жестом показывает, что пора трогаться в путь.
— Куда ты теперь направляешься, Джеральдо?
— В Биджапур. Хасваджара хочет обсудить кое-какие планы.
Да Гама покачал головой:
— Попытайся для разнообразия делать добро. Рядом с этим евнухом это будет нелегко.
— А ты?
— На некоторое время в Бельгаум, потом в Биджапур.
— Нам придется общаться. В Биджапуре фарангам одиноко.
Да Гама посмотрел на Джеральдо с грустной улыбкой, словно выражая сочувствие из-за болезни, о которой Джеральдо пока не знал.
— Некоторым людям одиноко в любом месте.
Да Гама низко поклонился и, не говоря ни слова, быстро направился к лошадям Шахджи.
Бывают гораздо худшие вещи, чем одиночество.
Эпилог
Вали-хан доказал, что он честный человек: после возвращения в Биджапур с Майей, он полностью оплатил работу Да Гамы и Патана.
Да Гама стал жить в старых покоях Викторио в Гаган-махале и заново познакомился с Маусом, который через некоторое время справился с печалью после смерти Викторио и снова стал веселым.
Да Гама понял, почему Викторио так любил евнуха. Он был добрым и верным и всегда хотел угодить. Ненавязчивое присутствие Мауса успокаивало Да Гаму, а в дальнейшем даже стало доставлять удовольствие. Однажды ночью Да Гама не мог заснуть. Маус принес хараталу, и они до утра отливали дробь.
На протяжении следующих шести месяцев, ожидая, когда придется доставлять Майю Мураду, Да Гама заключил для визиря несколько сделок. В поездках он облачался в свою старую одежду фаранга и обувал большие кожаные сапоги, но по возвращении в Биджапур надевал джаму. Теперь он находил индийскую одежду более удобной, и, кроме того, ее предпочитал Маус.
По городу быстро распространились слухи о талантах и красоте Майи, и приглашение в зенану Вали-хана стало считаться большой милостью и наградой, которую пытались получить. Питающие надежды придворные осыпали великого визиря бакшишем. Счастливчиков приглашали поужинать у него во дворце. После того как слуги убирали еду, играли музыканты, и Майя танцевала.
Любимые гости могли встретиться с нею наедине. Позже некоторые из них заявляли, что вступали в половые сношения с профессиональной танцовщицей. Может, они и преувеличивали — сама Майя ничего не говорила.
Она понравилась вдове султана. Та часто посещала гарем в Хас-махале, очень уединенном дворце. Наследник обычно сидел у ног матери, пока женщины разговаривали, а когда разговор стихал, просил Майю поиграть с ним в мяч.
Приближалось время ее отъезда, и наследник сам написал письмо с предложением выкупить Майю у великого визиря. Он предложил крор золотом из собственных средств. После этого начались длительные переговоры между вдовой султана, Виспером и великим визирем. Они обсуждали этот вопрос. В конце концов Вали-хан был избран для объяснений с наследником: Майя — это гарантия сохранения мира, а мир стоит гораздо больше, чем крор золотом.
Наследник на много дней заперся у себя в покоях, а когда наконец вышел, то отказался встречаться с Майей и больше ее не видел.
Джеральдо процветал в Биджапуре. Он быстро наладил хозяйство и приглашал многих придворных к себе в дом. Конечно, придворные никогда не отказывались от бесплатной еды, и вскоре у Джеральдо появилось много друзей. Он присутствовал на устраиваемых вдовой султана аудиенциях и ездил по улицам в серебряном паланкине. Но, хотя Джеральдо осыпал визиря подарками, он так ни разу и не получил приглашения на танец Майи.
В этом визирь послушался совета Да Гамы. Они стали друзьями с фарангом, который часто его навещал. Да Гама избегал Джеральдо, и Вали-хан учитывал это.
— В чем провинился молодой фаранг, Деога? — спросил визирь однажды вечером, когда двое мужчин потягивали шербет.
— Он не нравится Майе, — только и ответил Да Гама и, несмотря на расспросы, отказался говорить что-либо еще.
* * *
Примерно за месяц до того, как Да Гаме предстояло сопровождать Майю к принцу Мураду, он заключал сделку в Сарате для друга Вали-хана. В отличие от многих сделок, эта прошла гладко, и Да Гама был сильно разочарован. Он взял с собой нового человека, ирландца, который приехал в Индию из Персии. Да Гама надеялся показать ему, насколько трудной может быть эта работа. Теперь же, когда Да Гама описывал сложности своей роли — неожиданности, с которыми можно столкнуться и в результате которых сделка летит ко всем чертям, — ирландец вежливо соглашался, как во время обеда соглашаются со старым хозяином, когда тот несет какую-то чушь.
— Ты еще поймешь, — сказал ему Да Гама. — Это не просто легкие деньги. Разбойники, несомненно, видели нас на пути в Сарат и теперь будут ждать нашего возвращения с полными кошельками. Они предпочитают золото, а не товары. Мы должны быть очень осторожны.
— О да, господин, — ответил ирландец.
Они спали под открытым небом, как любил Да Гама, в роще банановых деревьев, рядом с дорогой на Пратапгад. Костер догорел, только тлели угли; небо было таким черным и таким низким, что казалось, будто звезды упадут на них. В лесу кричали павлины, слышалось рычание пантеры. Затем воцарилась тишина, и вернулось безмятежное стрекотание сверчков.
Да Гама только что задремал, как вдруг услышал глухой звук рядом с правым ухом. Мгновение спустя такой же звук раздался у левого уха. Он резко открыл глаза. Из подушки торчали две стрелы, всего в нескольких дюймах от его головы.