Она присела к его постели, сказала смущенно:
– Здравствуйте, Павел Яковлевич…
Тут вмешался разбитной, не в меру общительный парень с соседней койки:
– Сестричка, а вы что, новенькая? Такую симпатичную я бы давно заприметил…
Вилена повернулась к нему, гневно сверкнула глазами и высокомерно выговорила:
– Лежите спокойно, больной. Мне надо с Павлом Яковлевичем поговорить.
– Сестричка! Да о чем с ним говорить?! У него же все, что ниже пояса, давно атрофировалось… – парень неприятно заржал.
Теперь уже Павел повернулся к нему, сказал угрожающе:
– Дай поговорить, а? Не будь скотиной. А то ведь у меня то, что выше пояса, не атрофировалось…
– Че ты сказал? Че ты сказал?.. – запетушился парень, начиная сваливать на пол толсто загипсованную ногу.
С другой койки вдруг прохрипел попавший в аварию и намертво парализованный тракторист дядя Гриша:
– Утихни, трахаль-перехватчик… Не видишь, это вовсе не сестра…
Парень засопел, схватил костыли и уковылял за дверь. Вилена проворчала:
– Господи, везде всякое хамло липнет… Внешность у меня, что ли располагающая?..
Павел улыбнулся:
– Ты еще слишком молоденькая. Станешь постарше, приобретешь величественность, тогда всякие-такие липнуть перестанут, – Павел неловко замолк, разглядывая ее. Господи, всего-то двадцать лет, а будто присохла намертво; четвертый год пошел…
– Как вы, Павел Яковлевич? Сильно болит?
– Да нормально уже… Раны затянулись, позвоночник растянули. Говорят, ходить буду…
Она тоже неловко молчала, и будто порывалась что-то сказать, но не решалась. Зато Павел решился; будто в ледяную воду ухнул:
– Вилена, я все понимаю, чай не чурбан… Но ты посмотри на меня, я ведь полнейшая развалина. Мне, по-видимому, нельзя будет в дальние маршруты ходить. Тайга для меня навсегда закрыта.
Она тихонько прошептала:
– Я в город перееду… К вам… – голос ее совсем сник.
Он тяжело вздохнул, сказал:
– Я ж тебя уже три года знаю, зачахнешь ты без своих гор…
– Тогда, вы ко мне… – она совсем опустила голову.
– Господи, Вилена! Случись что со мной, тебе же с кордона на лыжах бежать целую неделю до центральной усадьбы. Да и на центральной усадьбе, вряд ли чем помогут, при моих-то травмах… К тому же, хоть и люблю я по тайге странствовать, но возвращаться предпочитаю в город. Потому как я горожанин. Я ведь уже плохо помню, как мы в деревнях жили…
Она ушла, тоскливая и поникшая. А Павел лежал, и упивался своим благородством. Теперь он не думал, что поступил правильно. Может потому, что тогда он думал, что будет не ходить, а ковылять, весь затянутый в кожу с железными штырями. А теперь не только ходит, но и шустро бегает, а также продолжает штангу поднимать, и раза два в неделю с Димычем проводит спарринг-бои в спортзале школы милиции.
Павел уже основательно накалился на солнце, впору было снова лезть под колонку, но все сидел и сидел, размышляя о своей тяжкой участи: любить сразу двоих женщин, а выбор делать не в пользу самой приятной в сексуальном плане.
Кряхтя, вылез из шезлонга, остудил под колонкой раскаленную кожу, и поплелся завтракать.
Пока завтракал, уныло размышлял, как его в следующий раз попытаются убить? Но не сидеть же дома! Если они увидят, что он спрятался дома, могут и гранату в окно швырнуть от безысходности. А тут целых три женщины и Денис… Нет уж, надо побольше болтаться на людях, пусть думают, что он их нисколько не боится, уверенный в своей силе, и боевом искусстве.
После завтрака засел за машинку, и еле-еле заставил себя отпечатать дневную норму – десять страниц. В голову все упорнее лез сюжет нового криминального романа. Вот только никак оформиться не желал; виделся этакой бесформенной горой всевозможных образов и эпизодов. Видимо, сюжет оформится, когда он докопается до сути происходящего с ним. Впрочем, прошлый роман он написал на две трети, а все не знал, чем дело кончится, и из-за чего на него наехали. Отпечатав норму, сложил листы в папку. Подумал, подумал и достал из ящика стола новенькую тетрадь. Заправил чернилами любимую авторучку с эльборовым пером и пошел обедать. Когда обедал, вдруг зазвонил телефон.
Не спеша, выйдя в прихожую, взял трубку, помедлил, сказал нейтрально:
– Алле…
В трубке послышался странно знакомый голос:
– Алле! Это квартира Лоскутовых?
– А вы кто? – настороженно спросил Павел.
– Пашка, ты, что ли?! – восторженно заорал неведомый абонент.
– Да, я… – еще больше насторожился Павел.
– Ты что, не узнаешь? Это же я, Батышев!
– Арнольд Осипович? – потрясенно выдохнул Павел.
– Ты, паршивец, забыл совсем старика. А недавно я встретил Кока, он мне и поведал, что ты писателем стал. Да я и сам в книжном магазине знакомую фамилию видел, но подумал, что однофамилиц.
– Да откуда вы телефон-то мой знаете? Мне его лишь пару дней назад поставили…
– А через Кока. Он мне дал телефон вашего Михаила Михалыча…
И тут Павел вспомнил, что сам обзвонил нескольких своих знакомых, которых с некоторой опаской считал друзьями. Вдруг опять ошибается? Так что, его телефон знали Михалыч, Слава и Илья Дергачев.
– Ты все частностями интересуешься…А встретиться не хочешь?
– Конечно, хочу, Арнольд Осипович…
– Тогда так, подъезжай к Университету часикам к четырем, прогуляемся, поговорим. А лучше, на пляж пойдем. Тут неподалеку есть уютный дикий пляжик, я там каждый день после работы купаюсь.
– Заметано, Арнольд Осипович, к четырем подъезжаю.
Павел положил трубку, задумчиво прошел на кухню. Вот те раз, не забыл его старик, а он-то думал, если вышвырнули из Университета, так и все от него отвернулись…
Доев свой обед, он вышел из дому, и пошел в школу, засветиться на работе. Пока шел, несколько раз проверялся, но мог бы поклясться на чем угодно, слежки не было. Только случился маленький инцидент; откуда-то вдруг выскочил молодой парень, типичный браток, за ним гнались двое неприметных мужчин. Догнали, умело заломили руки, откуда-то вывернулся "жигуленок", парня запихнули на заднее сиденье, и машина унеслась.
Павел пробормотал:
– Димычевы опера, что ли, топтуна повязали?..
Придя в школу, он хотел позвонить Димычу, но телефон все еще не работал, и неизвестно было, когда заработает. Поскольку, все же была опасность, что за Павлом следят, он не торопясь, побрел в обход школы, как бы направляясь к бассейну, а сам нырнул в густые заросли скверика, пробежал по тропинке, свернул под прямым углом на другую, проскользнул в дыру в металлическом заборе, и был таков. Пусть теперь топтун ищет его на любом из четырех направлений. Вскоре он был на остановке. Из предосторожности доехав до Университета с двумя пересадками, успел вовремя, профессор как раз показался в дверях. Все такой же могучий, подтянутый, только окончательно побелевший. Белая голова, белые борода с усами. Крепко стискивая ладонь Павла в своих жестких ладонях, Батышев проговорил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});