увидели «Гроткау», которая гудела сиреной, покидая с отливом порт: перегруженную до предела, сверкающую свежевыкрашенной трубой, шлюпками и всем прочим. Выглядела посудина в точности как та самая шлюха, да и перхала она так же. Кальдер рассказал мне за обедом в «Рэдли», что творилось с ее машинами, но я и на слух мог это определить за две мили. Ну, мы тоже снялись, догнали ее и пристроились в кильватере, громко шлепая по воде, а ветер все крепчал — надвигался солидный шторм. К шести пополудни он был умеренным ближе к сильному, а к середине вахты юго-восточный ветер показал себя во всей красе.
«Она будет жаться к Ирландии при таком ветре», — сказал Белл.
Я стоял рядом с ним на мостике, следя за бортовыми огнями «Гроткау». Мы держали в поле зрения и зеленый, и красный.[117]{5} Пассажиров, с которыми пришлось бы считаться, у нас не было, а поскольку все взгляды были прикованы к «Гроткау», мы чуть не влетели под лайнер, возвращавшийся в Ливерпуль. Белл едва успел вывернуть «Кайт» из-под носа лайнера, и между двумя мостиками пронесся шквал ругани.
В дальнейшем мы сели на хвост «Гроткау» и провели там следующие два дня — посудина сбросила ход до пяти узлов, и мы неторопливо плелись к Фастнету.
— Но вы ведь не проходите Фастнет на пути к южноамериканским портам, верно? — спросил я.
— Не проходим. Обычно мы стараемся держаться самого прямого курса. Но в этот раз мы следовали за «Гроткау», а эта калоша была не в состоянии справляться с такой непогодой. Но, зная то, что я знал о состоянии судна, я не мог винить в этом молодого Баннистера. Начинался североатлантический зимний шторм — снег с дождем при сильном ледяном ветре. В такие дни словно сам дьявол разгуливает по морю над глубинами, вспенивая гребни волн и прикидывая, кого бы потопить. Эта девка еще кое-как держалась, но через четверть часа она вышла за острова Скеллит, подхватила юбки и помчалась спасаться к мысу Данмор-Хед. Ох и мотало же ее!
«Они правят к Смервику», — сказал Белл.
«Они бы уже попытались свернуть к Вентри, если бы направлялись туда», — ответил я.
«При таком шторме у них трубу сорвет, — сказал Белл. — И почему это Баннистер не может держать корабль носом к открытому морю?»
«Все дело в гребном валу. При таких трещинах любая болтанка лучше хода по гребням[118]. Хоть это-то Кальдер знает», — сказал я.
«При такой погоде трудно не угробить парораспределительный механизм», — сказал Белл. Его борода и усы примерзли к штормовке, с подветренной стороны брызги образовали на ней толстую ледяную корку. Идеальная зимняя погодка для Северной Атлантики!
Море сорвало все три наших шлюпки, а шлюпбалки скрутило в бараний рог.
«Плохо, — заметил Белл, глядя на это. — Без шлюпки нам не завести буксир».
Для абердинца Белл был весьма рассудительным.
Я не из тех, кто готов к любым неожиданностям за пределами машинного отделения, поэтому между двумя валами спустился вниз — поглядеть, как дела у нашего «Кайта». Веришь или нет, но с верфи «Клайд» не сходило более мощных кораблей его класса! Кинлох, мой помощник, знал это не хуже меня. Он как раз сушил носки на главном парораспределителе и расчесывал бакенбарды тем гребнем, который Джанет подарила мне в прошлом году, — в общем, вел себя так, словно мы отстаивались в порту. Я проверил соленость воды в котле, заглянул в топки, потрогал подшипники, поплевал на упорный и перекрестил его на всякий случай, а перед тем как снова подняться на мостик, снял с кожуха носки Кинлоха.
Там Белл передал мне управление, а сам пошел вниз погреться. К тому моменту, как он вернулся, у меня перчатки примерзли к ручкам штурвала и смерзлись ресницы. Идеальная зимняя погодка для Северной Атлантики, как я уже говорил.
Штормовой ветер держался всю ночь, мы шли лагом к волне, от чего старый «Кайт» скрипел от носа до кормы. Я убавил обороты до тридцати... нет, до тридцати семи. Утром пошла длинная зыбь, и «Гроткау» понесло на запад.
«До Рио она доползет, с винтом или без него», — сказал Белл.
«Прошлая ночь сильно ее потрепала, — ответил я. — Скоро ей конец, попомни мои слова».
Мы находились тогда, если не ошибаюсь, в ста пятидесяти милях на запад-юго-запад от Слайн-Хед[119]. А на следующий день нас занесло уже к восемнадцатому градусу западной долготы и на пятьдесят первый градус северной широты — то есть поперек всех традиционных североатлантических курсов. при этом мы не теряли «Гроткау» из виду, подбираясь ближе по ночам и немного отставая днем. После шторма ударил мороз, ночи были темными и глухими.
В пятницу вечером я был в машинном отделении, и в середине моей смены Белл передал по переговорной трубе: «Она это сделала!» — после чего я сразу поднялся на мостик.
«Гроткау» оторвалась от нас к югу, и вывесила три красных огня один над другим, — сигнал о том, что пароход вышел из строя.
«Вот оно, буксируемое судно, — сказал Белл, облизываясь. — И стоить оно будет больше, чем «Бреслау». Вперед, Макфи!»
«Подожди немного, — сказал я. — Здесь в море полно других кораблей».
«Еще бы, — сказал Белл. — Сама судьба просится в руки. Что скажешь, дружище?»
«Пусть поболтаются до рассвета. Они в курсе, что мы здесь. Если Баннистеру экстренно понадобится помощь, он выпустит красную ракету».
«При чем тут проблемы Баннистера? Мы дождемся, что какая-нибудь лохань уведет добычу прямо у нас из-под носа», сказал он и крутанул штурвал.
«Баннистер предпочтет отправиться домой на лайнере и обедать в кают-компании. Помнишь, что они говорили про свой рацион от «Холдока и Стейнера» в тот вечер в «Рэдли»? Так что держись подальше от них. Одно дело буксировка, но за покинутое командой судно мы получим в десять раз больше».
«А-а! — сообразил Белл. — Так вот что у тебя на уме, Мак? Я люблю тебя, как брата! Остаемся на месте, пока не рассветет». — И он повел нас в сторону от крашенной шлюхи, потерявшей ход.
Но тут с ее носа взлетела ракета, две взлетели с мостика, а на корме загорелся фальшфейер. А затем