Читать интересную книгу Письма и документы (1917-1922) - Ю Мартов

Нельзя так общеустанавливать, будто революционный фронт -- это там, где рабочие. Таким образом мы можем стать проводниками контрреволюции. Никаких компромиссов с контрреволюционным большевизмом быть не должно. Если мы хотим отколоть от большевизма рабочие массы, мы прежде всего должны отколоть от большевизма себя. Мы должны сохранить самостоятельную позицию, но не бояться поддерживать те партии, с которыми нам по пути. Как не поддержать кадетов в их борьбе за элементарные свободы против большевиков? Центрами нашей борьбы должны стать общенародные органы. Конечно, мы должны вести борьбу путем политическим, а не путем военных заговоров и авантюр. Но мы должны признать за народом право восстания против большевиков, мы должны перестать быть гасителями этой борьбы, иначе мы будем пособниками настоящего самодержавия, идущего на смену Ленина. (Аплодисменты.)

Речь Мартова

Следующим выступает тов. Мартов.

Переворот 25 октября не случайность, он предопределен всем ходом русской революции. Прекращение войны, создание условий нормального развития экономической жизни и радикальное решение аграрного вопроса -- вот три основные проблемы нашей революции.

Они были быстро восприняты массами, и дальнейший ход революции зависел от того, какие социальные силы могут выставить свою кандидатуру на осуществление этих задач. Тов. Мартов, возражая тов. Либеру, утверждает, что в ходе революции буржуазия может закладывать основы нового строя, но сама революция может перерасти ее творческие силы и, как это было в революциях Запада, может настать момент, когда буржуазная революция будет развиваться против буржуазии. Это случилось и у нас.

Далее тов. Мартов доказывает, что осуществление задач революции оказалось не по силам мелкобуржуазной и деревенской демократии. Она не нашла в себе воли освободиться от тяготения к имущим классам, действовать без них и против них. Коалиция с буржуазией, стремление государственную власть в революции сделать во что бы то ни стало общенациональной сделали мелкую буржуазию непригодной к роли общенационального вождя революции, несмотря на всю возможность получить поддержку от пролетариата. И здесь известная доля ответственности ложится на нашу партию, которая благодаря особенностям развития русской революции оказывала такое крупное влияние на мелкобуржуазную демократию. Своим отношением к идее коалиции, господствовавшей в партии так долго, мы тормозили самоопределение буржуазной демократии.

Коалиция давно была изжита, и только большевистское выступление 3--5 июля продлило ее дни. Корниловский мятеж, вызвав огромный подъем энергии в массах демократии, создал новый факт: на местах почти повсеместно совершился переход власти в руки революционных органов. Это создало условие для чрезвычайно широкого распространения идеи однородного революционного правительства. Но демократическое совещание не пошло по этому пути, и в результате резкое противоречие между настроением масс и организацией центральной власти стало всем бить в глаза; и вопрос был лишь в том, произойдет ли взрыв до Учредительного Собрания или последнее предупредит его. И слева, и справа были группы, заинтересованные в том, чтобы вопрос был решен путем стихийного взрыва.

Коалиция с буржуазией своей неспособностью решить задачи революции толкала пролетариат к мысли о решении этих задач собственными силами. Она изолировала пролетариат. Это было тем легче, что мобилизация 10 миллионов крестьян делала временно деклассированную солдатскую массу пролетарским союзником. В результате стихий путь уже факт632.

Мы должны прежде всего констатировать, что октябрьский переворот, несмотря на отрицательное отношение наше к его форме, ставит перед собою объективно прогрессивные задачи. Бесспорно, переворот, как и всякая попытка поставить объективно неосуществимые задачи, может быть прологом контрреволюции, ибо иначе, как крахом, он кончиться не может. Вопрос лишь в том, в какой форме будет осуществлена ликвидация этого переворота: в форме ли развала русской революции, или путем восстановления единства пролетарского движения и координации сил пролетариата и мелкобуржуазной демократии. Тот факт, что основные задачи революции не осуществлены, что применяемые большевиками пути решения их непригодны, создаст возможность идти вторым путем. Этим объясняется популярность лозунга единой революционной власти от н[ародных] с[оциалистов] до большевиков. Это единственный шанс на спасение революции.

Возможно, что когда большевики согласятся на него, будет уже поздно; но задача наша занять такую позицию, при которой на партию рабочего класса нe падало бы ответственности за эту неудачу. Вся наша тактика в Учредительном Собрании должна быть построена таким образом, чтобы этот основной принцип руководил каждым отдельным [членом] нашей партии. Некоторые питают иллюзию, что в Учредительном Собрании, благодаря победе с[оциалистов]-р[еволюционеров], возможно будет однородное правительство без большевиков и без цензовых элементов. Это иллюзия. Такой власти пришлось бы отбиваться от натиска пролетарских масс, еще в большинстве идущих за большевиками, и при этом она была бы вынуждена опираться на правую часть Учредительного Собрания, что было бы скрытым восстановлением коалиции. Но теперь, после того, что свершилось, такая коалиция возможна только на трупах раздавленного пролетарского движения. Буржуазия хоть частично стать у власти может только как контрреволюционная диктатура. Пролетариат должен отказаться от анархических приемов диктатуры против демократии; но и демократия должна отказаться от мысли о создании власти без пролетариата. Оратор предвидит, что в Учредительном Собрании неизбежно разовьется борьба за власть; что теперешние обладатели ею из рук ее не выпустят без борьбы. Но борьба партии пролетариата должна мыслиться как борьба за перевоспитание, вернее, за первое политическое воспитание. По мере роста неизбежных конфликтов внутри большевиков мы должны выступить в качестве силы, сплачивающей пролетариат вокруг идеи суверенности Учредительного Собрания. Не в наших интересах форсировать кризис. В этом, мы видим, заинтересованы большевики. Нам, наоборот, в наших целях выгодно постепенное разрешение кризиса. При этом мы должны признать, что мы не имеем влияния на широкие массы, и наша задача --собирать массы. Для этого мы должны сохранять полную классовую самостоятельность. Это, конечно, не исключает соглашений, но исключает растворение. Нам нужна такая политика, которая исключала бы всякое приспособление к равнодействующей общественной силе, так как эта равнодействующая должна явиться результатом борьбы этих сил.

Речь Потресова

Последним докладчиком выступил тов. Потресов.

Вначале казалось, что февральский переворот произведен петроградским пролетариатом и петроградскими солдатами. На деле теперь должно быть всем ясно, что легкость его удачи обусловливалась тем, что это был переворот, совершенный гарнизоном; и это предупредило весь ход русской революции, в которой доминирующую роль играет армия. Если вглядеться в события последних месяцев, то мы увидим, что центр политической жизни все время был не в пролетарских организациях, не в Советах раб[очих] деп[утатов], а, главным образом, в Советах солд[атских] деп[утатов]. И если перейти к октябрю, то здесь даст себя знать в чистой форме этот солдатский характер переворота.

Пролетариат остался пассивен к движению. Маленькие отряды Красной гвардии633 тонули среди массы солдат. Настроение у рабочих кварталов было не то выжидательное, не то равнодушное; поэтому нельзя говорить о народной войне, поднявшейся и снесшей коалицию.

Характерно другое: поразительное равнодушие масс, позволяющих группе режиссеров, опираясь на силу штыков, совершить переворот. И в этом перевороте поэтому гораздо больше не Европы, а Азии.

Что этот переворот по существу военный, видно и из того, что теперь, в новой власти634, гораздо сильнее приходится считаться с мнением солдатской массы, чем с мнением рабочих.

Оратор оспаривает мысль, что февральская революция порождена усталостью армии и народа от войны. Скорее наоборот: в народе и армии была боязнь предательства, зародившегося в царских дворцах; революция совершилась на почве продовольственной разрухи. Но важнее другое: то, что в перевороте сыграли роль мотивы не отчетливо государственные и что оно не выросло в национальное чувство движения во имя спасения страны635. И это сыграло фатальную роль. Не было в русской общественности национальной спайки перед революцией, не принесла ее и революция. В этом отношении все классы одинаковы. Говорят, в восемь месяцев коалиция изжила себя. Оратор отвечает: никакой коалиции не было. Это обвинение не одной стороны, а обеих. И когда слышатся теперь призывы к однородной социалистической или демократической власти, то хочется указать, что ведь у нас все время такая власть была с небольшими фиговыми листочками в виде отдельных буржуа-министров. Коалиции, принявшей определенный компромисс и проводившей его в жизнь, не было, ибо не было в русской действительности реальных условий для действительной коалиции -- не было ни в рядах буржуазии, плохо организованной, ни в пролетариате, носившем в себе многое от вольницы XVII века [и] не знавшем необходимости ограничения своих требований известными рамками. Правда, пролетариату с самого начала говорили о буржуазном характере революции, но наряду с этим твердили и о том, что вот-вот начнется мировая социальная революция. Эта проповедь нашла благоприятную почву, и максималистские идеи победили: революция -- так революция до конца! Эта вера в возможность перескочить через рамки буржуазной революции должна быть изжита; и мы присутствуем при интересном процессе ее изживания. Всякий имеющий очи видит его: ведь преграды исчерпаны, "буржуев" у власти нет, никто, кажется, не мешает, и все же сделать социальную революцию не могут, ибо мы живем не в передовой стране, где готовы посылки для социальной революции, а в самой отсталой. Все время говорили, что буржуазия не может решить задач революции. Но последний месяц с наглядностью показал, что пролетариат еще меньше может. Это не осуществилось. И сейчас мы присутствуем при начале поворота масс от большевизма. Как бы слаб он ни был, но он несомнен. Дальше же он примет катастрофический для большевиков характер. Вероятны анархические конвульсивные попытки, но это уже будет агония. Все здоровые элементы неизбежно отойдут от большевиков. И теперь наше положение в высшей степени ответственно. Мы можем подойти к массам, -- впервые с надеждою быть понятыми, -- с призывом не только к классовой самостоятельности, но и национальному единению.