Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На ней было коричневое шелковое платье, цветом напоминавшее испанское вино, и черное бархатное пальто, отороченное куньим мехом; так и хотелось потрогать этот мех рукой, а низко собранных гладких волос коснуться губами. Но что-то волновало и беспокоило ее, и, обернувшись в сторону двери, она сказала:
— Здесь немного жарко!
Фредерик по взгляду угадал невысказанную мысль.
— Простите, двери лишь прикрыты!
— Ах да, правда!
И она улыбнулась, как будто хотела сказать: «Я ничего не боюсь».
Он тотчас спросил, что привело ее сюда.
— Мой муж, — проговорила она с усилием над собой, — просил меня к вам зайти, так как не решается на это сам.
— А почему же?
— Вы ведь знакомы с господином Дамбрёзом?
— Да, немного!
— Ах, немного!
Она умолкла.
— Ну так что же?
И она рассказала, что третьего дня Арну не мог уплатить банкиру четырех тысяч франков по векселям, которые заставил ее в свое время подписать. Она раскаивается, что подвергла риску состояние детей. Но все лучше, чем бесчестье, и если г-н Дамбрёз приостановит взыскание, ему, конечно, скоро все уплатят, так как она собирается продать свой домик в Шартре.
— Бедняжка! — пробормотал Фредерик. — Я к нему съезжу! Можете рассчитывать на меня.
— Благодарю!
И она поднялась, уже собираясь идти.
— О! Вам еще некуда спешить!
Сейчас она стоя рассматривала монгольские стрелы, свешивавшиеся с потолка, книжные шкафы, переплеты, письменные принадлежности; она приподняла бронзовую чашечку, в которой лежали перья; ее каблучки двигались по ковру. У Фредерика она несколько раз бывала и прежде, но всегда вместе с Арну. Теперь они были одни — одни в его собственном доме, — событие необычайное, почти что любовная удача.
Она захотела посмотреть его садик; он предложил ей руку и стал показывать свои владения — участок в тридцать футов, окруженный со всех сторон домами, украшенный деревцами по углам и клумбою посредине.
Было начало апреля. Листья сирени зеленели уже, в воздухе веял чистый ветерок, и щебетали птицы, пенье которых чередовалось с ударами кузнечного молота, доносившимися из каретной мастерской.
Фредерик принес каминную лопатку, и, пока они гуляли по саду, ребенок среди аллеи собирал в кучки песок.
Госпожа Арну думала, что он не будет отличаться пылкостью воображения, но нрава он ласкового. Сестре его, напротив, свойственна какая-то прирожденная сухость, порой обидная для матери.
— Это пройдет, — сказал Фредерик. — Не надо отчаиваться.
Она повторила:
— Не надо отчаиваться!
Эти слова, невольно повторенные ею, показались ему как бы попыткой ободрить его; он сорвал розу, единственную в саду.
— Вы помните… букет роз однажды вечером в экипаже?
Она чуть покраснела и тоном насмешливого сожаления ответила:
— Ах! Я тогда была очень молода!
— А с этой, — тихим голосом продолжал Фредерик, — будет то же самое?
Она ответила, вертя стебелек между пальцами, словно нить веретена:
— Нет! Ее я сохраню!
Она знаком подозвала няню, которая взяла ребенка на руки; выходя на улицу, г-жа Арну на самом пороге дома понюхала цветок, склонила голову на плечо и бросила взгляд нежный, как поцелуй.
Вернувшись к себе в кабинет, он глядел на кресло, где она сидела, на вещи, до которых она дотрагивалась. Что-то оставшееся от ее присутствия реяло вокруг него. Ласка, принесенная ею, еще жила.
— Так, значит, она приходила сюда! — говорил он себе.
И на него нахлынула волна беспредельной нежности.
На другой день он в одиннадцать часов явился к г-ну Дамбрёзу. Приняли его в столовой. Банкир завтракал, сидя против жены. Рядом с нею была племянница, по другую руку — гувернантка-англичанка с изрытым оспой лицом.
Господин Дамбрёз пригласил своего молодого друга позавтракать вместе с ними и, когда тот отказался, спросил:
— Чем могу вам быть полезен? Я вас слушаю.
Фредерик с притворным равнодушием сознался, что он приехал просить за некоего Арну.
— A-а, бывший торговец картинами, — с беззвучным смехом сказал банкир, обнажая десны. — Прежде за него ручался Удри; теперь у них ссора.
И он стал пробегать глазами письма и газеты, лежавшие рядом с его прибором.
Прислуживали два лакея, бесшумно ступавшие по паркету; а высота этой комнаты с тремя вышитыми портьерами и двумя бассейнами белого мрамора, блеск конфорок, самая расстановка закусок, даже складки накрахмаленных салфеток, — все это великолепное благополучие представляло для Фредерика полный контраст с другим завтраком — у Арну. Он не осмеливался прерывать г-на Дамбрёза.
Хозяйка заметила его смущение.
— Вы встречаетесь с нашим другом Мартиноном?
— Он будет сегодня вечером, — с живостью сказала молодая девица.
— A-а! Тебе уже известно? — спросила тетка, остановив на ней холодный взгляд.
Один из лакеев, наклонившись к ее уху, что-то сказал.
— Дитя мое, твоя портниха!.. Мисс Джон!
И послушная гувернантка скрылась вместе со своей воспитанницей.
Господин Дамбрёз, потревоженный шумом отодвигаемых стульев, спросил, что такое.
— Пришла госпожа Режембар.
— Как? Режембар! Эта фамилия мне знакома. Я встречал такую подпись.
Фредерик наконец приступил к делу: Арну заслуживает участия; он даже, с единственной целью исполнить обязательства, собирается продать дом своей жены.
— Она, говорят, очень хорошенькая, — сказала г-жа Дамбрёз.
Банкир прибавил добродушно:
— Вы, может быть, их близкий… друг?
Фредерик, не ответив прямо, сказал, что будет премного обязан, если г-н Дамбрёз примет во внимание…
— Ну что же, если это вам доставит удовольствие! Пусть так! Можно подождать! Время еще терпит. Не спуститься ли ко мне в контору, хотите?
Завтракать кончили; г-жа Дамбрёз кивнула головой, улыбнулась странной улыбкой, полной вежливости и в то же время иронии. Фредерик не успел и задуматься над этим: г-н Дамбрёз, как только они остались одни, спросил: — Вы не заезжали за вашими акциями? — И не давая ему извиниться: — Ничего! Ничего! Вам следует несколько ближе познакомиться с делом. — Он предложил ему папиросу и начал: — «Всеобщая компания по разработке французских каменноугольных копей» основана; ждут лишь утверждения устава. Самый факт слияния компаний уже сокращает расходы на контроль и рабочую силу, увеличивает прибыли. Кроме того, компания решила осуществить нововведение — заинтересовать в предприятии рабочих. Она построит им дома, здоровые жилища; наконец, она сделается поставщиком для своих служащих, будет продавать им все по себестоимости.
И они останутся в выигрыше, сударь; вот где истинный прогресс! Это победоносный ответ на иные республиканские выкрики! У нас в совете состоят, — он извлек проспект, — пэр Франции, один ученый — академик, инженер — генерал в отставке, всё известные имена! Подобные элементы успокаивают боязливых акционеров и привлекают умных! Компания будет получать государственные заказы, затем снабжать железные дороги, пароходы, металлургические предприятия, газовые заводы, кухни горожан. Итак, мы отапливаем, мы освещаем, мы приближаемся к самому скромному домашнему очагу.
Но как, спросите вы, удастся нам обеспечить сбыт? С помощью покровительственных законов, дорогой мой, а их мы добьемся; это уж наше дело. Я, впрочем, откровенный приверженец запретительной системы! Страна прежде всего!
Он выбран директором, но у него не хватает времени заниматься разными мелочами, между прочим — составлением докладов.
— Я немного не в ладу с классиками, позабыл греческий! Мне нужен кто-нибудь… кто бы мог излагать мои мысли.
И вдруг: — Не хотите ли стать таким человеком и получить звание генерального секретаря?
Фредерик не знал, что ответить.
— Ну что же, что может вам помешать?
Его обязанности ограничатся составлением ежегодного отчета для акционеров. Он будет находиться в каждодневных сношениях с самыми влиятельными людьми Парижа. Как представитель компании он, разумеется, заслужит любовь рабочих, это впоследствии позволит ему попасть в Генеральный совет, в депутаты.
В ушах у Фредерика звенело. Откуда такая благосклонность? Он рассыпался в благодарностях.
Но, как сказал банкир, не следовало ставить себя в зависимость от кого бы то ни было. Лучшее средство — приобрести акции, ибо они «отличное помещение денег, поскольку ваш капитал обеспечивает вам положение, а ваше положение — капитал».
— А какая приблизительно должна быть сумма? — спросил Фредерик.
— Боже мой, да какая хотите, полагаю, тысяч сорок — шестьдесят.
Эта сумма была для г-на Дамбрёза так ничтожна, а его авторитет был так велик, что Фредерик немедленно решил продать одну из своих ферм. Предложение он принял. Г-н Дамбрёз должен был на днях назначить ему встречу, чтобы окончательно договориться.
- Госпожа Бовари - Гюстав Флобер - Классическая проза
- Госпожа Бовари - Гюстав Флобер - Классическая проза
- Первое «Воспитание чувств» - Гюстав Флобер - Классическая проза