Мы видим, что причины, которые привели католических ученых в катакомбы, протестантов в Малую Азию, а православных к руинам Десятинной церкви — похожи. Там, где вспыхивала церковная борьба между конфессиями, значение древностей в теологических дискуссиях осознавали очень быстро. В Московском государстве долгие «церковноархеологические» споры были порождены реформами патриарха Никона. Начатая им сверка и издание книг способствовали резкому оживлению интереса к деталям обряда и богослужебных принадлежностей. Поэтому рядом с первыми учеными трудами, имеющими отношение к церковной археологии, подготовленными киевскими монахами Памвой Берындой («Лексикон славяно-российский», 1627) и Иннокентием Гизелем («Синопсис», 1674, первая печатная книга по русской истории), следует поставить знаменитую «Скрижаль», изданную патриархом в 1653 г. Позже в полемике староверов с «никонианами» обсуждались, например, приемлемые и неприемлемые формы креста, монашеского клобука, архиерейского посоха и др. Старообрядцы, вынужденные постоянно анализировать источники исправлений в церковных книгах и основания полемических сочинений, вскоре стали большими знатоками русской церковной старины.5 В полемику были вовлечены даже сочинения по церковной истории Цезаря Барония, переведенные в конце XVII в.
От Татищева до Карамзина
Первые находки
В XVIII в. традиции европейской академической науки часто заносили в Россию приезжие учёные. Некоторые из них интересовались русской церковной историей специально, как принявший православие и иноческий сан датчанин А. Селлий († 1746), немец Коль († 1778), крупнейший специалист по русской средневековой истории A.-Л. Шлецер (1735–1809). Однако не меньшее значение имел глубокий интерес к древностям, зарождавшийся в русском обществе с XVII в. В XVIII столетии он принял уже вполне выраженную форму государственных инструкций. Указ Петра I от 13 февраля 1718 г. о собирании древностей для Кунсткамеры содержал передовые для своего времени правила по обнаружению предметов древности, предлагалось даже отражать порядок их залегания в земле с помощью чертежей. Он стал важной вехой становления в России археологии и охраны памятников. По указу Петра и при его содействии закончили начатую еще в XVII в. реставрацию Софии Киевской; известны активные попытки Петра спасти от разрушения руины древних Болгар. Крупный государственный деятель и историк В. Н. Татищев (1686–1750) составил в 1739 г. специальную инструкцию для исследования древностей, значительно опередившую своё время. Им же был начат «Лексикон российский исторический, географический, политический и гражданский», включавший много сведений о памятниках церковной старины.
Особое значение для русской церковной истории и археологии получили два труда, созданных на рубеже XVIII–XIX вв.: «Краткая русская церковная история» митрополита Платона и «Новая Скрижаль» архиепископа Вениамина.6 В конце века вышло одно из первых церковноархеологических описаний русских древностей (Ильинский, 1795), а в 1811 г. — книга, обычно рассматриваемая как первое сочинение по национальной церковной археологии: «Опыт повествования о древностях русских» профессора Г. П. Успенского. Глубокий интерес к древностям русской церкви проявлял выдающийся историк митрополит Евгений (Е. А. Болховитинов, 1767–1837). Он занимался преимущественно письменными памятниками, но им же созданы важные работы о памятниках Новгорода, Пскова, Киева; написан ряд статей по частным вопросам церковной археологии; начаты раскопки древнейшей Десятинной церкви (см. гл. X).
Расширение интереса к отечественным древностям принято связывать с патриотическим подъемом, следовавшим за войной 1812 г., и выходом в свет первых томов «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина (1818). Однако факты показывают, что процесс этот начался гораздо раньше. Уже Н. И. Новиков в 1775 г. предпринял попытку описания Кремля, которую с полным правом можно назвать церковноархеологической («Сокровище российских древностей», вып.1). До этого он публиковал аналогичные материалы в «Древней Российской вивлиофике». Ещё раньше, в середине XVIII в., близкие по типу работы (например, принадлежавшие А. П. Сумарокову) появлялись в журнале Академии наук «Ежемесячные сочинения».
Весьма важную роль играло коллекционирование. В XVIII в. интерес собирателей, правда, чаще ограничивался античными древностями, но люди более широких взглядов уже начинали интересоваться национальными святынями. Особенно сильно было влияние их в столицах империи — Петербурге, Москве, Киеве, Варшаве.7 Переписку с теми, кто начинал открывать древние храмы, поддерживал известный основатель музея и библиотеки граф Н. П. Румянцев (1754–1826).8 Но в целом XVIII век — эпоха «предыстории» церковной археологии. Древности еще предпочитают изучать по письменным источникам; археология существует прежде всего как часть географии, топографии или истории искусства. Лишь в 1804 г. это направление исследований окончательно оформляется в Общество истории и древностей российских при Московском университете, а в 1807 А. Ф. Малиновский публикует первое печатное описание собрания Оружейной палаты. Почти одновременно достоянием читающей публики становятся такие древнерусские литературные памятники, как «Слово о полку Игореве» (публикация 1800 г.) и первая публикация былин (сборник Кирши Данилова, 1804 г.)
К рубежу XVIII–XIX вв. относится ряд случайных, но важных находок, стимулировавших развитие славяно-русской археологии.9 Переломным моментом стало обнаружение в 1822 г. на Старорязанском городище, на месте домонгольской Рязани, клада исключительных по художественному уровню золотых изделий с перегородчатыми эмалями, в числе которых имелись религиозные изображения. Место находки и городище были обследованы, а К. Ф. Калайдович (1823) и А. Н. Оленин (1831) посвятили кладу специальные публикации. Большой прогресс был достигнут и в сфере собирания ранее известных «нецерковных» древностей, на которых имелись христианские изображения и священные символы.10
Разумеется, нельзя пройти мимо «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, составившей эпоху в отечественной историографии. Вступив в должность придворного историографа в 1803 г., ученый-литератор посвятил этому труду всю оставшуюся жизнь. Хотя в основе «Истории» лежит, по сути дела, сводная летопись, широкая образованность автора, привлечение массы иных источников (в том числе и материальных древностей), критическое отношение к ним — сообщили труду свойства капитального и авторитетного исследования, чрезвычайно полезного также в качестве сводки текстов и справочника (что, как это ни парадоксально, не только не исключило, но и усилило высокие литературные достоинства «Истории»). Карамзин подчеркивал, что изучает гражданскую, а не церковную историю. Однако его труд, через призму истории культуры и быта, государственных связей и т. п., объективно отразил многообразие и ценность церковных древностей.11
Рисовальщики. Путешественники. Краеведы
Совершенно особую роль в формировании фонда источников для изучения церковной старины в России, как и в европейских странах, играли «археологические путешествия» художников. Многие из них были незаурядными живописцами, но главный интерес у них вызывало не эстетическое, а историческое содержание памятников. Почему-то считается, что основное значение оставленных художниками-археологами акварелей, гравюр и обмеров — в сохранении для нас деталей памятников, которые позже исчезнут. Но всякий, кто держал в руках карандаш и бумагу, согласится, что без рисунка и обмера нельзя не только сохранить исчезающие черты памятника — без него нельзя этот памятник понять. Рисунок заставляет выявить пропорциональный строй предмета, увидеть способ соединения частей и последовательность их появления, дать всем деталям хотя бы условные наименования и т. д. Именно поэтому, видимо, художественная фиксация внешнего облика древних церковных сооружений была сущностно необходимым и чуть ли не единственно возможным методом на раннем этапе их изучения.
Сначала путешествия совершали художники, работавшие над фиксацией экзотических и этнографических сюжетов, ландшафтов, топографии: М. М. Иванов (см. гл. V), М. Н. Воробьев, Е. М. Корнеев и др. Многие из них понимали взаимное значение «изобразительного ряда» и церковных древностей.12 Однако специальным и успешным ученым путешествием по России стала только архитектурно-этнографическая экспедиция Константина Матвеевича Бороздина (1781–1848), предпринятая в 1809-10 гг. по Высочайшему повелению. Руководитель поездки был, в сущности, любителем, но сопровождали его прекрасные профессионалы— археограф А. И. Ермолаев, архитектор П. С. Максютин и художник Д. И.(?) Иванов.3 Упомянем среди художников-археологов и Николая Ефимовича Ефимова (1790–1851), одного из лидеров стиля раннего русского «историзма», посланного для обмеров Десятинной церкви по просьбе Болховитинова (см. гл. X).