Постепенно производство в корпусе увеличивается, это заметила даже Юлия, далекая от мастерских, но отнюдь не лишенная глаз и ушей. Казнозарядные фузеи, пистоли, называемые обрезами, «колпаки» – все это множилось каждую неделю; с восторгом взирало на новые «игрушки» молодое пополнение, уже сейчас гоняемое наставниками так нещадно, что вечером у них едва хватает сил доплестись до своих казарм и шлепнуться спать.
Были какие-то первые образчики нарезной фузеи, дающей много лучший результат по точности и стрельбе, только, как слышала Юлия, сама пуля была меньше своего аналога, используемого для обычной казнозарядной фузеи, раза в полтора. Как это влияет на стрельбу, девушка, конечно же, не знала, только отмечала в своей голове услышанные фразы, на досуге стараясь понять, в чем же дело и о чем идет разговор. И, надо заметить, этот самостоятельный анализ произошедших событий и услышанных фраз давал свои результаты, позволяя лекарке не только слушать, но порой и участвовать в беседах друзей наместника, частенько посещающих корпус.
Многие идеи, начатые еще в прошлом году, а реализованные в этом, только давали первые всходы. К примеру, ПБР (Первый банк России), задумка коего была принята именитыми купцами с большим воодушевлением, начал свою работу только в сентябре, на месяц позже первоначального срока. Со скрипом были запущены первые банковские операции, на деньги ПБР строятся мануфактура на Урале и бумажное производство близ Рязани, верстах в двадцати вниз по течению реки Оки. Пока одни только убытки и никакой прибыли, плюс ко всему тяжелым бременем легли на банк обязательства по выделению займов цементному заводу под руководством мастера Андрея Вартынского, постепенно прокладывающего дорогу к Рязани и Петровке, выполняя первые заказы от губернии, спешно обновляющей внешний облик города.
Как слышала Юлия, в планах у Совета губернии было открытие порохового завода, да только для него нет ни денег, ни сколько-нибудь значимого места с добычей селитры и хорошего каменного угля. Впрочем, эта задача решаема, но, опять же, все упирается в деньги, коих всегда не хватает. Но это мало заботило саму лекарку, главным для нее было то, что ее идея осуществляется. Пускай несколько не так, как она предполагала, но все же и не стоит на месте.
Мази и настойки, создаваемые учениками под присмотром Юли и тетушки Евдокии, копились в складском помещении третьей казармы витязей, отведенной как раз для подобных нужд. Травмы, ушибы, кровавые мозоли – все, что только ни получали кадеты во время тренировок, сразу же попадало в поле зрения лекарей-травниц или их учеников. Благодаря их усилиям хвори, мучившие отроков на протяжении двух наборов, отступили, позволяя не прерывать обучение витязей из-за того, что в классах не хватает половины списочного состава.
Польза травников, их незаменимость в лечении пускай не очень серьезных, но крайне неприятных травм, постепенно становилась столь очевидной, что наставники корпуса уже после месяца работы лазарета, оборудованного на первом этаже третьей казармы, вздохнули с облегчением, сняв с себя половину забот о юных воинах и отдавшись целиком и полностью самому процессу обучения.
В голове девушки возникали образы того, что она хотела бы сделать, того, к чему стремилась; они, слегка размытые, но с каждым днем все четче и четче видимые, давали ей тот заряд энергии, который мог бы дать один человек на всем свете, но его в данный момент не было рядом.
Внезапно холодный сквознячок, подхватив листок с записями, взмыл вверх и коснулся щеки девушки, выводя ее из оцепенения. На белой бумаге виднелись девичьи наброски будущей формы лекарей-витязей. Как должен выглядеть воин, помогающий своим собратьям? В первую очередь он сразу же должен внушать уважение и некую долю почтения – почтения не к себе, а к своей профессии, своим обязанностям, своему труду. Ведь как можно говорить о почтении, если седоусого ветерана будет обслуживать и лечить молодой парень, толком и войны-то не видевший! Но при всем при этом во внешности военных лекарей не должно быть каких-либо аляповатостей и мишуры, только строгая и практичная форма, по образу той, которая принята сейчас у самих витязей.
Эти мысли давно бились в голове Юли. Постепенно представляя себе все то, что она сама хотела бы увидеть в своем творении, она неровными кривыми штрихами делала на бумаге наброски, десятки раз перерисовывая одну и ту же деталь, а то и общий фасон, и в конце концов смогла приблизиться к своему идеалу формы для своих подопечных. Правда, показывать их кому бы то ни было раньше царевича она не хотела, да и бесполезно это: все новые отчисления, как и было приказано наместником, назначались только им.
Выделенные деньги под созданные приказы-ведомства губернии могли ипользоваться только ими, весь же прибыток складывался в ПБР, где и ожидал своего часа, являясь неким гарантом стабильности и вечности данного учреждения. Вот только пользоваться этим резервом нельзя было ни в коем случае, даже ближайшим соратникам Алексея.
Ведомства, возглавляемые в основном тем кругом лиц, который был при царевиче с самого начала его восхождения к наместническому креслу, тратили полученные деньги не без удержу, как этого следовало ожидать, а по заранее принятой прокламации, статье расходов, одобренной лично наместником, с прописанными в ней суммами и нуждами. Исключение делалось только разве что для службы безопасности, успешно заменившей полицейских и городовых вместе взятых, и при этом сбросившей с себя обязанности обычных солдат по взиманию налогов с населения.
Очистив город от большинства шаек, занимающихся разбоем и прочими непотребствами, патрульные, насчитывающие сейчас чуть более ста сорока человек, занялись более тщательной проверкой близлежащих земель. Перевооружение, намеченное на зиму прошлого года, прошло еще при наместнике, правда, в отличие от полка Русских витязей, чью структуру переняла и служба безопасности, капралы, как и сержанты, были вооружены не казнозарядными фузеями, а обрезами и саблями. Рядовые же безопасники кроме фузей получили сабли, заостренные только с одной стороны, изготовленные в Петровке семейством Кузнецовых, быстро сделавших кузню и спешно увеличивавших производство, привлекая к этому кузнецов из всех губернских земель, кинув клич вместе с вестовыми.
Запрещалось в Петровке насильственное привлечение к труду, даже исконным жителям давалась свобода выбора, в разумных пределах, конечно. Но и это не тот предел, которого хотел достичь наместник Рязанских земель. В идеале царевич Алексей Петрович вовсе хотел освободить семейства живущих там крестьян, но решил подождать, следуя собственному разумению «о праве хотящего».
В целом же те дела, которые были намечены еще при наместнике, выполнялись в срок, а кое-где и с опережением. Некогда маленькая деревенька сейчас напоминала большой разворошенный пчелиный улей. В паре верст от подворий чадили мастерские главного мастера корпуса Дмитрия Колпака, который, впрочем, не вмешивался в дела своих старших знающих подчиненных, только лишь ставил пред ними определенные задачи.
С приходом в Петровку новых людей золото из казны губернии потекло полноводной рекой, выкачиваясь так, словно его там и не было, и этот поток нельзя было остановить никоим образом, ведь все шло по планам Совета и Алексея. При всем при этом Истьинский завод Ивана, вместе с оружейным производством, принадлежащим как Алексею, так и частично отцу Николая Волкова, позволяли даже набирать какие-никакие деньги для дополнительных нужд, которые откладывались в ПБР, также как и «неприкосновенная» часть казны самой Рязанской губернии.
К тому же вскоре должна была подойти дата отчета самого наместника перед царем, аккурат по возвращении из Европы. Так что забот у молодых помощников Алексея хватало.
Только сохранение и увеличение хозяйства и доведение поголовья овец до необходимого числа заставляло помещика Александра Баскакова отрываться от дел губернии. Постоянно проверяя загоны и всю работу своих управляющих в целом, он налаживал процесс таким образом, чтобы в дальнейшем можно было не беспокоиться о нем. И как камень преткновения вставал вопрос о собранной шерсти и ее превращении в нить. Ведь пока ее было немного, крестьянки управлялись с ней на прялках, но вот в новом масштабе этот процесс уже доставлял Александру лишнюю головную боль: не хотелось молодому помещику за бесценок отдавать ее скупщикам и барыгам, очень не хотелось, да и договоренность с царевичем была более чем прозрачная.