Боуман медленно выпрямился. Когда он заговорил, его голос был похож на грубое, скрипящее карканье.
— Я их потерял!
— Потерял?
— У меня дыра в кармане.
Лицо Кзерды перекосилось от гнева. Он уже занес руку с пистолетом для удара, но вдруг улыбнулся:
— Через минуту ты найдешь их, вот увидишь.
Зеленый «роллс–ройс» въехал в Мас–де–Ловэннель и остановился. Ле Гран Дюк, все еще сидя под зонтиком, внимательно оглядывался.
— Кибитки Кзерды, — заметил он. — Странно. Не ожидал, что Мас–де–Ловэннель окажется в центре его внимания. Но у такого типа людей на все есть свои причины. Хотя он, полагаю, несомненно сочтет для себя большой честью сообщить мне о них. Что случилось, дорогая?
— Посмотри! — Лила показывала на что–то. — Вон туда!
Ле Гран Дюк перевел взгляд в указанном направлении и увидел, как Эль Брокадор, весь в белом,, и Серл, во всем черном, вели Сессиль. Они поднялись по ступенькам кибитки и скрылись в ней.
Ле Гран Дюк опустил перегородку:
— Останови машину! — Затем повернулся к Лиле: — Ты думаешь, это была твоя подруга? Должен заметить, что на ней было то же самое платье. Хотя для меня все эти арлезианские праздничные туалеты выглядят совершенно одинаково. Особенно со спины.
— Это была Сессиль, — уверенно подтвердила Лила.
— И тореадор со священником… — задумчиво произнес ле Гран Дюк. — Ты должна признаться, у твоей подруги странная склонность заводить сомнительные знакомства. У тебя есть записная книжка?
— Что?
— Мы должны все выяснить.
— Ты собираешься выяснить…
— Пожалуйста. Не надо лишних вопросов. Для истинного любителя настоящего фольклора все представляет интерес.
— Но ты же не можешь просто ворваться туда и…
— Ерунда! Я — Дюк де Кройтор. К тому же я никогда не врываюсь. Я всегда вхожу.
Боль в груди была ничто по сравнению с той, которую Боуману предстояло вскоре испытать. Если, конечно, к тому моменту он еще сможет что–либо ощущать. В глазах Кзерды светился злой огонек, явно предвещавший беду, причем в самом ближайшем будущем.
Боуман оглядел кибитку. На лицах троих прикованных мужчин читалось немое отчаяние. На лицах Кзерды и Мазэна играла злорадная усмешка. Эль Брокадор был серьезен, задумчив и внимателен. В глазах Серла мелькало что–то безумное, и этот взгляд сейчас объяснял, почему он был лишен духовного сана. Сессиль же выглядела слегка озадаченной, испуганной, рассерженной, но далекой от истерики.
— Ну, ты понял, почему я сказал, что через несколько минут ты сообщишь мне, где деньги? — спросил Кзерда.
— Теперь да. Ты найдешь их…
— Какие деньги? Что хочет это чудовище?
— Свои восемьдесят тысяч франков. Минус некоторая сумма, которую я был вынужден потратить.
— Не говори ему ничего!
— Ты что, не понимаешь, с кем имеешь дело? Через несколько секунд они, может быть, так вывернут тебе руку, что сломают тебе плечо или порвут связки.
— Но… но я потеряю сознание!
— Пожалуйста! — Боуман посмотрел на Кзерду, избегая встречаться взглядом с Сессиль. — Деньги в Арле. В камере хранения на станции.
— Ключ?
— На связке. В машине. Я покажу.
— Замечательно, — сказал Кзерда. — Правда, Серл разочарован. Но мне не доставляет удовольствия причинять боль девушкам. Хотя я сделал бы это не задумываясь. Но это вы еще увидите.
— Не понимаю…
— Поймешь. Ты представляешь для нас опасность. Большую опасность, поэтому должен исчезнуть. Ты умрешь сегодня днем. В течение ближайшего часа. И умрешь так, что и тени подозрения не падет на нас.
Это был самый лаконичный смертный приговор, о котором Боуман когда–либо слышал. Было что–то зловещее в голосе и твердой уверенности бандита.
— Теперь ты понимаешь, почему я не изуродовал тебя, почему хотел, чтобы ты вышел на арену не избитым? — продолжал Кзерда.
— На арену?
— Да, на арену, мой друг!
— Ты сумасшедший. Ты не сможешь заставить меня выйти на арену.
Кзерда не ответил. Серл, которому с рвением помогал ухмыляющийся Мазэн, схватил Сессиль, уткнул лицом в нары, рванул за воротничок ее арлезианское платье и разорвал до пояса. Затем повернулся к Боуману, зловеще улыбнулся и извлек из складок своей рясы охотничью плеть. С кожаной узорчатой рукоятью в пятнадцать дюймов длиной и тремя длинными узкими ремнями. Боуман посмотрел на Кзерду. Казалось, что того совсем не интересовало происходящее: он внимательно наблюдал за Боуманом. Пистолет в его руке, направленный на Нейла, не шелохнулся. Кзерда сказал:
— Мне кажется, ты все–таки выйдешь на арену.
— Да, — кивнул Боуман.
Серл убрал плеть. Его лицо исказило выражение горького разочарования ребенка, которого лишили любимой игрушки. Мазэн отпустил Сессиль. Она медленно села и взглянула на Боумана. Ее лицо было бледно, в глазах появилось сумасшедшее выражение. И Боуман понял, что сейчас она сможет застрелить человека, если ее научить обращаться с пистолетом.
Вдруг с улицы послышался звук твердых, размеренных шагов, дверь открылась, и вошел ле Гран Дюк. За ним следовала Лила.
Ле Гран Дюк поправил монокль:
— Кзерда, это ты, старый приятель! — Он посмотрел на пистолет в руке Кзерды и жестко произнес: — Не наставляй эту чертову штуковину на меня! — Затем внимательно оглядел Боумана. — Лучше направь пушку на него. Разве ты не знаешь, что твой враг — он, а не я, дурак!
Кзерда неуверенно перевел пистолет на Боумана и так же неуверенно посмотрел на ле Гран Дюка.
— Что тебе надо? — Кзерда старался придать своему голосу властность. — Почему ты…
— Заткнись! — угрожающе бросил ле Гран Дюк. — Сейчас говорю я. Вы, орава безмозглых идиотов! Вы заставили меня нарушить главное правило моей жизни, выставили меня на всеобщее обозрение! Думаю, что даже тупые шимпанзе и те проявляют больше смекалки. Вы потратили мое время и доставили мне много неприятностей и тревог. Я серьезно задумываюсь над тем, чтобы избавиться от ваших услуг. А это значит — избавиться от вас вместе с вашими услугами… Что вы тут делаете?
— Что мы делаем? — Кзерда уставился на него. — Но… но… Серл сказал, что ты…
— С Серлом я разберусь позже.
Голос ле Гран Дюка был столь угрожающ, что у Серла в одну минуту стал вид несчастного человека, а Кзерда разволновался до такой степени, что его трудно было представить таким. Эль Брокадор был совсем сбит с толку, а Мазэн, судя по всему, вообще оставил всякие попытки понять происходящее. Лила выглядела как человек, которого только что ударили пыльным мешком по голове.