Читать интересную книгу Воевода - Дмитрий Евдокимов

   — Что-то больно худые! — сказал он укоризненно Минину.

   — За месяц, пока готовимся к походу, откормим! Будут добрые кони! — заверил подошедший табунщик.

Потом все собрались в съезжей избе, чтобы составить грамоту для всех городов с призывом идти в Нижний Новгород для схода в ополчение, а также побыстрее слать деньги и припасы.

...И вот вновь помчались гонцы из города в город, неся весть о начале нового движения за освобождение отчизны. В Казань был послан Иван Биркин, некогда отправленный Ляпуновым и Пожарским в Нижний Новгород, чтоб поднимал служилых людей. Теперь с этой же целью Пожарский послал Биркина в Казань. Дело в том, что после убиения Бельского в этом городе не было воеводы, а всем правил дьяк Никанор Шульгин, мутивший посад. Биркину были даны Пожарским полномочия воеводы с тем, чтобы он навёл в Казани порядок и с ратью шёл на подмогу нижегородскому воинству.

Казалось, все города только и ждали сигнала о начале второго ополчения. Каждый день прибывали всё новые и новые отряды. Двоюродный брат Пожарского, опытный воин Дмитрий Петрович Пожарский-Лопата со своим родным братом Романом Петровичем привели полк суздальских дворян. Пришёл отряд рязанцев и старых знакомцев Пожарского — зарайцев. Одновременно с ними прибыли стрельцы из Коломны, не захотевшие подчиняться «царице» Марине и её сыну. Появились и отряды московских стрельцов, которых гетман Жолкевский разослал по городам для большей безопасности польского воинства, заняв с помощью изменников-бояр тишком столицу. Шли воины и из Северской земли. О своей готовности присоединиться сообщали как ближние к Нижнему Новгороду, так и дальние города.

Нижегородцы всех встречали приветливо. Минин со старостами размещал отряды воинов, снабжал деньгами и продовольствием. Военачальники встречались с Пожарским в съезжей избе для совета о будущем походе.

«По Христову слову, встали многие лжехриста, и в их прелести смялась вся земля наша, встала междоусобная брань в Российском государстве и длится немалое время. Усмотря между нами такую рознь, хищники нашего спасения, польские и литовские люди, умыслили Московское государство разорить, и Бог их злокозненному замыслу попустил совершиться. Видя такую их неправду, все города Московского государства, сославшись друг с другом, утвердились крестным целованием — быть нам всем православным христианам в любви и соединении, прежнего междоусобия не начинать, Московское государство очищать, и своим произволом, без совета всей земли, государя не выбирать, а просить у Бога, чтобы дал нам государя благочестивого, подобного прежним природным христианским государям. Изо всех городов Московского государства дворяне и дета боярские под Москвою были, польских и литовских людей осадили крепкою осадою, но потом дворяне и дети боярские из-под Москвы разъехались для временной сладости, для грабежей и похищения; многие покушаются, чтобы быть на Московском государстве панье Маринке с законопреступным сыном её. Но теперь мы, Нижнего Новгорода всякие люди, сославшись с Казанью и со всеми городами понизовыми и поволжскими, собравшись со многими ратными людьми, видя Московскому государству конечное разорение, прося у Бога милости, идём все головами своими на помощь Московскому государству, да к нам же приехали в Нижний из Арзамаса смольняне, дорогобужане и вятчане и других многих городов дворяне и дета боярские; и мы, всякие люди Нижнего Новгорода, посоветовавшись между собою, приговорили животы свои и домы с ними разделить, жалованье им и подмогу дать и послать их на помощь Московскому государству. И вам бы, господа, помнить своё крестное целование, что нам против врагов наших до смерти стоять; идти бы теперь на литовских людей всем вскоре. Если вы, господа, дворяне и дети боярские, опасаетесь от казаков какого-нибудь налогу или каких-нибудь воровских заводов, то вам бы никак этого не опасаться; как будем все верховые и понизовые города в сходу, то мы всею землёю о том совет учиним и дурна никакого ворам делать не дадим; самим вам известно, что к дурну ни к какому до сих пор мы не приставали, да и вперёд никакого дурна не захотим; непременно бы быть вам с нами в одном совете и ратными людьми на польских и литовских людей идти вместе, чтобы казаки по-прежнему не разогнали низовой рати воровством, грабежом, иными воровскими заводами и Маринкиным сыном. А как мы будем с вами в сходе, то станем под польскими и литовскими людьми промышлять вместе заодно, сколько милосердий Бог помощи подаёт, о всяком земском деле учиним крепкий совет, и которые люди под Москвою или в каких-нибудь городах захотят дурно учинить или Маринкою и сыном её новую кровь захотят сначать, то дурна никакого им сделать не дадим. Мы, всякие люди Нижнего Новгорода, утвердились на том и в Москву к боярам и по всей земле писали, что Маринки и сына её и того вора, который стоит под Псковом, до смерти своей в государи на Московское государство не хотим, точно так же и литовского короля».

Грамота князя Дмитрия Михайловича Пожарского и всяких ратных и земских людей Нижнего Новгорода, разосланная по всем городам.

Поручик Самуил Маскевич с братом Даниилом оказались в числе добровольцев, что отправились следом за отрядом гетмана Ходасевича для доставки продовольствия своим товарищам из московского гарнизона. Местом для зимнего лагеря гетман выбрал село Рогачево в Дмитровском уезде. Хотя дорога была недальней, путешествие никак не походило на увеселительную прогулку, как рассчитывали братья. Из четырнадцати строевых и обозных лошадей, бывших у поручика в начале похода, осталось две — рыжая кобыла да чалый мерин. Изнурённые голодом лошади едва плелись, с трудом удерживая всадников.

Дорога шла лесом, и всадники сгрудились, держа наготове мушкеты: в любой момент они могли напороться на засаду «шишей». Так поляки называли русских ратников, носивших шлемы с шишаками. Многие из них после убийства Ляпунова покинули стан под Москвой, но продолжали сражаться с оккупантами, скрываясь в дремучих лесах. Они нападали внезапно, проявляя дерзкую отвагу. Несколько раз Маскевич видел вдалеке всадников, но, обнаружив, что польский отряд насчитывает более пятисот солдат, «шиши» скрывались за стволами деревьев.

Выступив через несколько дней из Рогачёва в поисках добычи, войско вскоре разъединилось. Гетман оставался в селе Фёдоровском, расположенном на прямой дороге к Москве, а полк Струся двинулся дальше, к Волге. Здесь деревни были ещё не тронуты интервентами и продовольствия было в достатке почти в каждой избе.

Польские солдаты рыскали по окрестностям, каждый раз возвращаясь с добычей. Число возов, стоявших во дворах с награбленной добычей, выросло изрядно, когда на лагерь напали «шиши», выведавшие, что большая часть отряда разъехалась по деревням за новой добычей.

«Шиши» легко передвигались по глубокому снегу на лыжах. Застигнутые врасплох поляки пытались сопротивляться, но их кони стали барахтаться в сугробах, лишая всадников манёвра. Струсю в числе немногих счастливчиков удалось выбраться на дорогу и улизнуть за подмогой. Когда поляки вернулись в деревню, перед ними предстало печальное зрелище: многие избы пылали, а возы с добром исчезли.

После пережитого жолнеры решили вернуться в стан гетмана. Он уговаривал их переждать до весны, но они упрямо двинулись в путь. Николай Струсь со своим полком повернули в Смоленск, а оставшиеся триста человек из числа московского гарнизона направились к Москве. Однако, проделав всего несколько вёрст, они вновь столкнулись с большим отрядом русских лыжников. Мужики, сопровождавшие обоз, тут же перешли на сторону своих и перегородили дорогу повозками. Польские всадники, пытаясь их обойти, попадали в глубокие сугробы, становясь совершенно беспомощными. «Шиши», ударив в центр польского отряда, раскололи его надвое. Большая часть отступила назад и вернулась в лагерь гетмана, и лишь горстка смельчаков во главе с поручиком Маскевичем с трудом пробилась сквозь строй русских, вооружённых рогатинами, и ускакала в сторону Звенигорода.

Здесь, в деревне Вишенка, им удалось поймать старика крестьянина.

   — Поведёшь нас к Москве! — сурово сказал ему Маскевич. — И не вздумай нас навести на «шишей». Твоя голова слетит первой!

Старик вёл их лесной дорогой, всё время боязливо осматриваясь. Наступила ночь, однако Маскевич, несмотря на ворчание товарищей, велел продолжать путь. Он ехал на своей кляче рядом со стариком, поглядывая, чтобы тот не улизнул в лесную чащу. Лес неожиданно кончился, и при свете луны Маскевич разглядел двигающиеся по серебристому полю тёмные силуэты всадников.

   — Ну, дед, держись, если это «шиши», — зло прошипел поручик, обнажая палаш.

Всадники тоже их заметили и остановились. Кто-то из них выругался по-польски. Маскевич с облегчением ответил также отборной бранью. Все захохотали с явным облегчением: