– Не выйдет – попытаемся снова, – жестко сказал Бэзил. – А нет – так еще и еще.
– Не напрасна ли эта жертва?
– Этих компи-солдат разработали, чтобы утилизировать, – пожал плечами Бэзил. – Меня больше огорчает возможность потерять корабли.
– А люди на борту? Ладно компи, но еще остается шесть офицеров-людей.
– Но только шесть, и это вполне терпимо, – нахмурился Бэзил. – Ганза не может позволить себе сидеть сложа руки. Мы должны подтвердить, что являемся грозными противниками и не дадим пощады врагу. Уступки гидрогам крайне плохо скажутся на общественных отношениях. Поверь мне, игра стоит свеч!
Петеру стало дурно.
– Речь, что ты должен произнести после обеда, – Бэзил указал на экран. – После Оскувеля кризис усугубился. Нам нужно вводить более жесткие общественные и экономические санкции. – Президент взглянул на короля и взгляд его был жестоким, ледяным. – Ты возненавидишь свою роль, Петер, но выполнишь все любой ценой. У нас нет выбора!
Когда Петер предстал перед обеспокоенным народом, слова никак не шли с языка. Он заставлял себя выплюнуть их наружу, ругая свою покорность и в то же время проклиная Бэзила. Его речь передавали во все уголки Ганзейской Лиги. Знал ли его народ, что король всего лишь кукла, открывающая рот, а говорили за него другие.
– На последующие два года, – произнес Петер нетвердым голосом. – У меня нет выбора, кроме как принять такое решение, каким бы неприятным оно мне ни казалось: сим приказом я налагаю полный запрет на рождаемость в любых колониях Ганзы, которые не проявили себя как способные на самообеспечение.
Он подождал, пока стихнет недоверчивый ропот. Вскоре такое волнение может вырасти в негодование, направленное против него. Король станет козлом отпущения за чужие ужасные слова. Будь ты проклят, Бэзил!
– Из-за крайнего дефицита экти наши миры не могут рассчитывать на внешние источники торговли, и если мы допустим неконтролируемый рост населения, наступит голод и нищета, – безжизненным, механическим голосом зачитывал слова Петер.
Король тяжело вздохнул, надеясь, что люди разглядят его нежелание, его скованность. Ропот стал громче. Петер почувствовал, как злоба поднимается вокруг него подобно приливной волне. Его народ не понимал, что их возлюбленный король – лишь только актер на службе у Ганзы. Люди верили, что он отвечает за все.
Охрипшим голосом он продолжал зачитывать эдикт:
– Список колоний Ганзы, которые подпадают под эти положения, будет напечатан в прессе. В случае необходимости во все миры будут отправлены специалисты по прерыванию беременности. Каждый случай зачатия будет рассматриваться отдельно.
Еще когда челнок шел на посадку, Петер спросил, почему Ганза не может послать пищу в колонии вместо врачей-гинекологов, на что Бэзил заявил оскорбительным тоном:
– Пища съедается за один день, и люди голодны на следующий. Ограничение роста населения обеспечивает более долговременный результат. Когда кончится война, колонисты смогут свободно рожать детей, и население быстро увеличится. Попытайся посмотреть на ситуацию в целом!
Ознакомившись с текстом речи, Петер пришел в бешенство.
– Я не скажу этих слов, Бэзил! – воспротивился он. – Ты принудил меня подсластить множество подозрительных дел, но еще не было ничего столь омерзительного, как это. Отвратительно!
– Это необходимо, – медленно выговорил президент. – И ты будешь делать, как тебе сказано.
– Если это твоя идея, почему ты сам не обнародуешь этот приказ? Или у президента не хватает смелости? Декрет об абортах, – он потряс речью перед лицом Бэзила. – Подходящий подарочек ко дню свадьбы.
– Это обязанность короля, – скользко улыбнулся президент. – Вот почему ты был избран на эту роль.
– И как ты можешь принудить меня? – осведомился Петер. – Я отказываюсь.
– Эстарра, твоя невеста, невинная, ранимая – очень далеко сейчас от своей родины, – сказал президент с каменным лицом. – Я знаю, ты уже начал ухаживать за ней. Если ты не будешь вести себя правильно, мы найдем способ… доставить ей неприятности.
– Так, выходит, она просто заложница здесь… – сжал кулаки Петер.
– Подобно тебе, Петер, и Ганза может вертеть тобой, как ей заблагорассудится, – любезно пояснил Бэзил.
Петер знал, что президент уничтожил его семью, даже отца, бежавшего на Рамах. Да, Бэзил способен причинить зло Эстарре… и, глазом не моргнув, может отравить строптивого короля. Петер всегда рассчитывал на то, что Бэзил слишком много усилий вложил в юного протеже и не захочет терять им же взращенные кадры. Теперь, однако, король не мог быть настолько уверен.
С большей ясностью, чем раньше, Петер пришел к мысли об убийстве. Что если ударить президента – слегка – кинжалом в бок? Брут и Цезарь, только наоборот? И что будет с Петером после этого? Он все же король, хотя Ганза приложила все усилия, чтобы у него не осталось близких, никого, кто мог бы о нем позаботиться. Никого, кроме Эстарры…
Президент уселся обратно на свое место, оценивая молчание Петера.
– Прекрати вести себя как ребенок и делай, что тебе приказано! – вымолвил он. – Хотя бы ради Эстарры, если не ради себя самого.
Вот так Петер и согласился обнародовать ненавистный декрет, раня сердца своего народа. Ему хотелось спрятаться от собственных неумолимых слов. Люди не аплодировали, когда он закончил. Они горевали о постыдном поражении, которое их великая армия потерпела у Оскувеля, ветер таких перемен доносил сладковатый запах тления и гибели.
Петер развернулся и шагнул с балкона обратно во дворец, где застал удовлетворенно кивающего президента.
– Не лучшим образом, но дело сделано, – похвалил он короля.
Петеру захотелось плюнуть ему в лицо.
– Я презираю тебя, Бэзил! – бросил он.
Другим чувствам не подвластно было выразить всю боль души короля.
97. РЛИНДА КЕТТ
К этому дню – Рлинда подсчитала – у Давлина Лотца было достаточно времени, чтобы самому вытащить себя из неприятностей. Конечно, оперирование древней чужой техникой перемещения может и не оказаться в арсенале «неясных деталей», по которым он специализировался.
Давлин ушел через портал в кликисских развалинах. Рлинда не знала, где его черти носят, но если человек не добрался до места, где можно найти продовольствие, он должен был умереть… или, по крайней мере, оголодать до того, чтобы съесть собственные штаны.
Как и все эти дни, Рлинда сидела у «До смерти любопытного» и ждала, прислушиваясь к тишине Рейндик Ко, места, окруженного гибельной таинственностью. В этом мире призраков мурашки по коже забегали бы у кого угодно!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});