Еще один секрет Андроникова в том, что он длит и расширяет наши представления. Не пресекает мысль зрителя каким-то окончательным выводом, а толкает ее вперед и дальше. Потому границы фильма не обозначены телевизионным временем, так же как содержание – не в списке перечисленных имен и фактов. Вокруг каждого факта – воздух, а в этом воздухе – еще множество фактов, нами знаемых и не знаемых. А за каждым именем – жизнь, и интонацией Андроников намекает на ее интерес. Содержание фильмов о Невском проспекте, таким образом, расширяется, настойчиво вторгаясь во многие сферы нашего духовного бытия. И последнее. Ни единой интонацией человек на экране не впадает в дидактику. Тем большую силу урока приобретают его фильмы. Думаю, учиться у Ираклия Андроникова следует тем, чьей целью является воспитание. Но так как воспитательную функцию вольно или невольно берут на себя все те, кого миллионы людей видят на голубом экране, то учиться у Андроникова могут режиссеры, дикторы, лекторы, ведущие, педагоги и комментаторы – все. Чья задача в конечном счете – воздействие на чужой ум, чувство и опыт.
На том секреты и уроки Ираклия Андроникова не кончаются.
Говорят: как он удивительно спокоен перед телекамерой! А я вижу, что Андроников волнуется. И это живое волнение, не убитое популярностью, мне представляется одним из самых драгоценных слагаемых этого таланта. То, что Андроников делает на голубом экране, есть акт творчества, оттого он и захватывает. А творчество немыслимо без волнения (не житейского, а особого, путь к которому искал Станиславский).
Причастные к телевидению знают, что такое спокойствие, приходящее с опытом. Это – привычка. И телеэкран беспощадно фиксирует бестрепетный профессионализм, делающий человека похожим на фокусника, который извлекает изо рта бесконечные бумажные ленты… Нет, Андроников волнуется! В самой основе его огромного опыта – чувство ответственности. При всех своих знаниях, опыте и славе человек на экране – не выше своих слушателей, а рядом с ними и для них. И, взяв право говорить, он не позволит себе говорить плохо или пусто. Чувство ответственности, между прочим, хоть и звучит так высоко, само по себе – из ряда самых простых, естественных для человека чувств.
Очень многое в секретах Андроникова кажется простым. Только тот, кто захочет повторить его опыт или приблизиться к нему, поймет цену этой простоты.
1981ИГОРЬ КИРИЛЛОВ. Недосягаемый
Мне в жизни повезло с учителями.
О моей первой учительнице по русской словесности – Серафиме Сергеевне Смирновой – я всегда вспоминаю с благодарностью и любовью. Она настроила нас, детей войны, на великую русскую поэзию, на великое русское слово. Она зажгла в нас невероятную любовь и уважение к родному языку. Благодаря Серафиме Сергеевне в школе был организован кружок художественного чтения и даже драматический кружок, в котором мне довелось принимать активное участие. Это было самым началом.
Другой мой великий учитель – художественный руководитель Малого театра и нашего курса в Высшем театральном училище имени М. С. Щепкина при Малом театре Константин Александрович Зубов. Это был величайший артист, режиссёр-постановщик, дипломат, эрудированный человек (он окончил Сорбонну и Петербургский университет). При нем труппа Малого театра была идеальной в том плане, что не было никаких подводных камней, ревности, зависти. Он как-то умел сделать все так, чтобы были довольны и молодые артисты, и среднее, и старшее поколения труппы.
Третья моя великая учительница, которую до сих пор я считаю своей творческой матерью, – это Ольга Сергеевна Высоцкая, диктор радио и первый диктор советского малострочного экспериментального телевидения с 1931 года. Она безумно любила свою профессию, была предана ей бесконечно и передала первым поколениям дикторов, в том числе и мне, все нюансы, все тонкости и все хитрости профессии, которая сейчас, к сожалению, уже практически утеряна.
Однажды я был в командировке в Канаде, где нас принимал профсоюз драматургов и артистов телевидения. Тогда я был молодым начинающим художественным руководителем, «играющим тренером», так сказать, и мне, конечно, было чрезвычайно интересно выяснить, а что это значит – «артисты телевидения»? Я задал вопрос. Председатель профсоюза посмотрела на меня с некоторым удивлением и ответила: «Понимаете ли, любой человек, выступающий на экране телевизора, – это не просто лицо, а артист: это дикторы, комментаторы, эксперты, политические обозреватели, министры и даже премьер-министр». Когда мы с коллегами стали разбираться в этом, поняли, что тому же учила нас и Ольга Сергеевна, говоря о нашей профессии. Действительно, появляясь на экране, ты уже не просто тот или иной человек, занимающий то или иное положение. Ты артист телевидения. Но в основе этого слова лежит не игра артиста, а природный артистизм – умение эмоционально, индивидуально рассказывать об увиденном и услышанном.
Очень четко и ясно то, что декларировала Ольга Сергеевна Высоцкая, подтвердил своим примером Ираклий Луарсабович Андроников. Он был, есть и останется для меня одним из самых великих, непревзойдённых моих учителей. Можно только мечтать добиться хотя бы одной стотысячной того, чего добился он как писатель, как исследователь и в то же время неподражаемый артист радио и телевидения.
Он был настоящим грузином и патриотом Грузии, но глубоко и тонко знал все особенности русского литературного разговорного языка. Так же он писал – своим собственным, разговорным, но в высшей степени литературным стилем.
Андроников начинал с радио. А на радио, где тебя не видно, а только слышно, работать еще сложнее. И вот насколько артистичным нужно быть, чтобы голосом и интонацией эмоционально и убедительно передать свой замысел! Природный артистизм жил в нем. И настолько Ираклий Луарсабович был им переполнен, что, сидя рядом с ним, слушая один из его устных рассказов, которые я прекрасно знаю, я себя поймал на том, что был в полной уверенности, что это живая импровизация.
Вместе с Ираклием Луарсабовичем мы состояли в Комитете по Ленинским и Государственным премиям в области науки и искусства и, надо сказать, многие годы добивались от наших дорогих коллег из литературной, музыкальной, театральной, архитектурной секций, секции живописи и ваяния и, конечно, родной нам секции кино и телевидения, чтобы старшие товарищи по искусству признали и телевидение искусством, а не только средством массовой информации. Именно для нас – поколения первых телевизионных работников, заставших время, когда телевидение только ещё становилось на ноги, – оно было и останется не чем иным, как искусством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});