Девушка схватилась за живот вне себя от радости и ужаса одновременно.
На следующее утро ей снова стало плохо, потом опять, но ей удавалось скрывать недомогание, взбегая вида и запаха яиц. После утренней тошноты она весь день чувствовала себя хорошо, а потому окончательно уверилась, что у нее будет ребенок.
Мечтая, она ничего страшного в этом не видела. Ее воображение легко соединяло замужество с молодым бедняком и жизнь в замке, прогулки по саду. Однако, возвращаясь на грешную землю, она понимала, что все очень плохо.
Она предала лорда Аука, но, что еще хуже, она предала свою семью. Похитив одну ночь для себя, она, скорее всего, обрекла свою мать на смерть и сделала себя шлюхой в глазах всей деревни.
Когда отец обо всем узнает, то убьет ее — ведь избил же он ее за гораздо меньшее. Или ее прогонят по улицам, и селяне будут поносить ее, оплевывать и забрасывать тухлыми овощами. Или в припадке ярости лорд Ферингал вырежет ребенка из ее чрева и велит повесить Яку?
А что будет с ребенком? Как отнесутся в благородном семействе к младенцу, из-за которого хозяин стал рогоносцем? Она слышала, что такое случалось в иных королевствах, и младенцев убивали, дабы устранить угрозу престолу.
Меральда лежала в постели, и картины, одна страшнее другой, вихрем проносились в ее голове. Наконец она встала и тихо оделась, потом вошла к родителям: мама сладко спала в объятиях отца.
Меральда беззвучно попросила прощения у обоих и выскользнула из дома. Ночь была сырой и ветреной. Меральда не обнаружила Яку на обычном месте, и ей пришлось идти к его дому. Стараясь не перебудить его мать и дядю, она стала забрасывать мелкими камешками занавеску, закрывавшую неостекленное окошко его спальни.
Занавеска, наконец, откинулась, и в окне появилось прекрасное лицо Яки.
— Это я, Меральда, — прошептала она, и лицо юноши просветлело.
— Мне надо с тобой поговорить. Выйди, пожалуйста.
— Здесь теплее, — насмешливо и с намеком ответил Яка в своей обычной манере.
Понимая, что ведет себя безрассудно, Меральда тем не менее кивнула и юркнула к входной двери. Яка, голый по пояс, держа в руке единственную свечу, отпер сразу. Он приложил палец к губам, взял Меральду за руку и неслышно провел за занавеску, отделявшую его спальню. Не дав девушке ничего сказать, он привлек ее к себе, стал целовать, а потом потянул вниз.
— Перестань? — прошипела она, вырываясь. — Надо поговорить.
— Потом, — прервал ее Яка, шаря руками по ее телу.
Меральда отодвинулась.
— Сейчас, — возразила она. — Это важно.
Яка сел на кровати, все еще усмехаясь, но не делая попыток уложить ее.
— Срок уже большой, — сразу начала девушка.
Юноша вопросительно поднял бровь.
— У меня будет ребенок, — тихо выпалила она. — От тебя.
Его будто ударили по лицу сковородкой.
— Но к-как? — заикаясь, промямлил он после продолжительного молчания. — Это же было всего один раз.
— Вполне достаточно, — сухо ответила она.
— Но… — покачал головой Яка. — А лорд Ферингал? И что же нам делать? — Он снова помолчал и впился взглядом в Меральду. — А он и ты — вы уже?..
— Только с тобой, — твердо ответила Меральда. — Единственный раз в жизни.
— Что же нам делать? — повторял Яка, беспокойно теребя одеяло. Меральда никогда не видела его таким растерянным.
— Я думала, что должна буду выйти за лорда Ферингала, — сказала она, обнимая его, чтобы успокоить. — Если не для себя, то ради моей семьи, но теперь все изменилось, — сказала она, глядя ему в глаза. — Я не могу принести в замок Аук ребенка от другого мужчины.
— Но что же делать? — повторил Яка, который, казалось, отупел от обрушившегося на него известия.
— Ты же говорил, что я нужна тебе. Вот, теперь ты получил меня с плодом в чреве, и мое сердце тоже принадлежит тебе.
— Лорд Ферингал меня убьет.
— Но мы здесь не останемся, — ответила Меральда. — Ты говорил, что мы можем отправиться по Побережью Мечей до Лускана и даже до Глубоководья. Вот так и сделаем, так надо.
Но Яку, похоже, такая перспектива не прельщала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Меральда тряхнула его за плечи.
— Правда, все к лучшему, — сказала она. — Я люблю тебя, я твоя, и сама судьба вмешалась, чтобы соединить нас.
— Но это безумие, — ответил Яка, отстраняясь от нее. — Мы не можем бежать. У нас нет денег. Ничего нет. Да мы сдохнем по дороге к Лускану!
— Ничего нет? — переспросила Меральда, только сейчас начиная понимать, что он так говорит не только из-за первого испуга. — Мы. Мы есть друг у друга. Есть наша любовь, есть наш будущий ребенок.
— Ты считаешь, этого достаточно? — так же недоуменно спросил Яка. — И что за жизнь нас ждет? Мы станем нищими, будем грызть землю и растить ребенка в грязи?
— А какой у нас выбор?
— У нас? — спросил Яка и прикусил язык, поняв, что ляпнул не то.
Меральда изо всех сил старалась не разрыдаться.
— Значит, ты солгал мне? Чтобы я переспала с тобой? Значит, ты меня не любишь?
— Нет, не так, — заверил Яка, обнимая ее, — но как мы сможем выжить? Ты же не думаешь, что одной любви достаточно, ведь нет? У нас не будет еды, не будет денег, а кормиться надо будет троим. И что будет, когда ты растолстеешь и станешь уродливой, и мы даже любовью заниматься не сможем, чтобы испытать хоть какую-то радость?
Девушка побелела и вырвалась из его объятий. Он двинулся за ней, но она его оттолкнула.
— Ты говорил, что любишь меня!
— Говорил, — ответил Яка. — И говорю.
Она покачала головой, внезапно все осознав.
— Ты желал меня, но никогда не любил. — Ее голос дрогнул, но она решительно продолжала: — Дурак. Ты даже не знаешь, в чем розница. — С этими словами она повернулась и выбежала из дома. Яка не тронулся с места.
Меральда проплакала всю ночь, стоя под доящем на холме, и вернулась домой лишь под утро. Теперь ей все было ясно. Ну и дура же она была, что отдалась Яке Скули. И когда она будет вспоминать свое прощание с невинностью, мгновение, превратившее ее из девочки в женщину, то на память ей будет приходить не та волшебная ночь в нолях, а сегодняшняя, когда она поняла, что отдала самое сокровенное себялюбивому, холодному, пустому мужчине. Даже не мужчине — мальчишке. Какой же дурой она была!
Глава 16
ДОМ, МИЛЫЙ ДОМ
Они сидели, скорчившись, под телегой, а вокруг колотил дождь. Вода текла и под повозку, земля даже здесь стала раскисать.
— М-да, не о такой жизни я мечтал, — уныло заметил Морик. — Как низко падают великие.
Вульфгар усмехнулся и покачал головой. Для него комфорт не имел такого значения, как для его приятеля, и на дождь ему было, в общем-то, наплевать. Он ведь вырос в Долине Ледяного Ветра, а там климат был куда суровее, чем на этой стороне Хребта Мира.
— Ну вот, испортил лучшие штаны, — проворчал Морик, пытаясь умоститься на сравнительно сухом пятачке.
— Селяне могли бы дать нам убежище, — напомнил ему Вульфгар. Чуть раньше им встретилось несколько сельских домиков, и варвар предположил, что крестьяне наверняка поделились бы с ними едой и предоставили бы кров.
— Но тогда селяне знали бы о нас, — возразил Морик. — Если когда-нибудь нас станут разыскивать, будет легко проследить наш путь.
Молния ударила в дерево на другом краю поляны, мгновенно превратив его в пылающий факел. Морик испуганно вскрикнул.
— Кому взбредет в голову преследовать нас? — спросил Вульфгар.
— У меня немало врагов, — заявил Морик, — как и у тебя, дружище. Или ты забыл городских советников Лускана?
Вульфгар безразлично пожал плечами — ему это было неинтересно.
— А будет еще больше, уж поверь мне, — не унимался Морик.
— Если мы начнем промышлять грабежом, то конечно.
Бродяга вскинул бровь:
— А что же, жить как крестьяне, грязь месить?
— Это так ужасно?
Морик фыркнул, и Вульфгар безнадежно усмехнулся.
— Нам нужно постоянное убежище, — объявил Морик, когда вода снова подтекла ему под зад. — Какой-нибудь дом… или пещера.