В переговорной машинной трубке слышится свисток. Рубцов подходит, слушает и, оборачиваясь ко мне, говорит:
— Все о'кей. Можно давать ход. Сделали.
Он переставляет ручку телеграфа на «малый вперед». Оживший «Менделеев» медленно выходит на буксир и идет вперед. Через полчаса никто уже не помнит о неприятном происшествии, у нас возникают новые заботы: сильно упала температура забортной воды, где-то близко лед.
Он не заставил себя долго ждать. Появились редкие плавающие льдины. Огромные, желтовато-грязные, с причудливыми фигурами из торосов, они медленно проплывали мимо судна. Было что-то зловещее в этом неторопливом движении. Появление льда в этом районе явилось для нас неожиданностью. Судя по полученной на Диксоне ледовой карте, здесь его не должно быть. Значит, за эти несколько дней изменилась обстановка. А как, мы не знали.
Скоро лед пошел гуще. Теперь он уже плыл и с левого и с правого борта и как-то совсем незаметно окружал «Менделеев». У острова Белуха нас совершенно зажали большие поля льда. Застопорили машину. Вдалеке сиротливо стояли лихтера. Буксирный трос оказался подо льдом. Надо было действовать. Не очень-то приятно беспомощно стоять во льду. При сжатии может и раздавить…
Посовещались и решили лечь на обратный курс, выйти на чистую воду, а там запросить новую ледовую карту. С большим трудом, — наше счастье, что мы не увлеклись и не забрались в лед дальше, — освободились, вывели лихтера и пошли обратным курсом, самым малым ходом. Радист тем временем связался по радио с Диксоном. В штабе проводки обещали прислать самолет с данными последней ледовой разведки. Отойдя от кромки льда на порядочное расстояние, мы остановились. Теперь «Менделеев» с лихтерами дрейфовал по ветру. Надо было ждать самолет. Пошел редкий крупный снег. Он все валил и валил, и скоро «Менделеев» превратился в пушистую ватную игрушку.
Мы опасались, что самолет не найдет нас из-за такого непрошеного камуфляжа. Но радист безотлучно находился у аппарата и был готов в любую минуту ответить на сигналы летчиков. Кроме того, поставили усиленную вахту, приказав глядеть в оба, а главное — слушать. Да и снег, не мог же он идти вечно?
Я спустился к себе в каюту, разделся, лег в койку и тотчас же заснул. Усталость брала свое. Но через час меня подняли. На палубе собралась вся свободная от вахты команда. Люди стояли с задранными кверху головами. Небо было чистым, светло-голубым. Снег прекратился. Где-то далеко монотонно гудел самолет.
— Летит! Оперативно работают! — восторженно воскликнул Агафонов. — Вот он!
Над синей полоской горизонта чернела точка. Она быстро увеличивалась в размерах.
— Вас к аппарату, — позвал меня радист. Сначала в наушниках я услышал сплошной треск, потом сочный голос сказал:
— Говорит борт-239, говорит борт-239! Как слышите меня? Привет. Готовы ли принять вымпел? Буду делать три захода. На третьем бросаю. Следите внимательно!
Пока я разговариваю с самолетом — он уже над самым судном. На тоненьком длинном лине буксирует черный продолговатый предмет. Это и есть вымпел. Пенал с калькой разведки.
— Заходит! — кричит радист, высовываясь из рубки.
Мы видим это и без него. Самолет летит так низко, что, кажется, заденет за мачту. Рев оглушающий. Проходят секунды, он разворачивается и улетает к горизонту для нового захода. Шлюпка готова к спуску, люди с баграми и бросательными концами на «товсь». Вымпел обязательно должен быть поднят, даже если он попадет в воду. Рокот приближается. На этот раз, кажется, будет бросать. Самолет так близко от нас, что я хорошо вижу лицо летчика.
— Бросает! — истошно кричит радист.
Линь с черной палочкой отделяется от самолета, и боцман тут же ловко подцепляет его багром. Метко бросает, чертяка! Попробуй попади на палубу на такой скорости. Практика.
Я снова иду в рубку благодарить летчика за вымпел.
— Поймали, значит? — говорит бортрадист. — Вот и отлично. Счастливого плавания. Дуй по берегу, там льда нет. Сам увидишь.
Бондарь передает мне пенал. Это трубка, с обоих концов закрытая красными колпачками. Не терпится скорее посмотреть кальку. Вот и она. Как все изменилось за несколько дней! Только у берега осталась узенькая полоска воды. Теперь все ясно как на ладони. Калька «раздраконена» цветными карандашами, и по цветам можно легко узнать, где какой толщины и плотности лед. Молодцы ребята! А главное, нас радует эта узкая полоска, закрашенная голубым карандашом. Она тянется по берегу материка и в проливе, и чисто выводит в море, совсем рядом от десятибалльных непроходимых льдов, выштрихованных коричневым. С нашей сравнительно небольшой осадкой мы должны пройти успешно, если, конечно, не будем «ловить бабочек».
— Самый полный, Владимир Алексеевич, — говорю я механику. — От вас сейчас зависит, пройдем ли мы пролив. Так что давайте, жмите.
— Есть жать! — весело откликается Полковник и исчезает в машинном отделении. Через несколько минут я вижу, как из трубы вырываются клубы черного дыма. Кочегары шуруют вовсю. Наверное, стармех провел с ними воспитательную работу.
Скоро мы подходим к берегу. Идем на предельной глубине. Слева, совсем близко, в каких-нибудь трех милях громоздятся торосистые, сплошные льды. Еще раз поминаю добрым словом летчиков. Представляю, что было, если бы мы сунулись в эти льды да еще со своими лихтерами. А так бежим себе, как на прогулке, по чистой воде. Дует легкий зюйд, потихоньку отжимает лед от берега. Ну что может быть лучше?
Отсалютовали мысу Челюскина, этой самой северной точке нашей земли, и легко прошли пролив Вилькицкого, прокладывая курс все по той же голубой полоске на кальке. А лед еще долго торчал слева, пугая нас своей близостью. Только спустя сутки он стал удаляться от нашего пути и вскоре исчез совсем. Мы облегченно вздохнули. Самое трудное миновали.
Через несколько дней обычного плавания по морю Лаптевых заблестели огни поселка Тикси. Резво, как было возможно, мы пробежали в бухту, лихо развернулись и поставили лихтера на якорь. Тут наши взаимоотношения заканчивались. Мы благополучно привели их в порт назначения. Оставалось молить бога, чтобы нам не подвесили каких-нибудь других «объектов». Хотелось хоть вторую часть пути смотреть, как нормальному моряку, не назад, а вперед.
Прокричав шкиперам: «До свидания! Счастливого плавания!» — мы отдаем буксир и идем в порт к причалу. До чего же приятно идти самому, без лихтеров. И хотя ход у нас всего десять миль, кажется, что ты летишь. Не успеваем мы подать швартовы, как береговой портовый репродуктор громко хрипит:
— Капитану «Менделеева» явиться к Наянову на буксировщик «Ударный»! Капитану «Менделеева» срочно явиться…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});