А тем временем я смеялся вместе с ними и пытался скрыть свои опасения. Любовь настолько ослепила их, что мне это удалось, иначе госпожа моя наверняка бы заметила фальшь. Она ведь знает меня так же хорошо, как и я ее.
Втроем мы сидели на носу ладьи и обсуждали мистерию Осириса, которая станет кульминацией празднества. Мой господин Интеф поручил мне постановку спектакля, и я отдал Тану и Лостре главные роли.
Праздник этот проводился раз в два года на восходе полной луны Осириса. В былые времена — ежегодно. Однако расходы и хлопоты, связанные с переездом царского двора из Элефантины в Фивы, стали слишком обременительными, поэтому фараон издал указ об увеличении промежутка между праздниками. Наш правитель всегда осторожно тратил свое золотишко.
Разговоры о мистерии отвлекли меня от мыслей о скорой беседе с вельможей Интефом, и я начал репетировать роли с двумя влюбленными. Лостра должна была играть Исиду, жену Осириса, а Тан играл главную роль — роль Гора. Тан будет играть сына Лостры, и мне пришлось объяснить им, что у богов нет возраста и богиня может выглядеть моложе своего отпрыска. Их это очень позабавило.
Я написал новый сценарий мистерии, который должен сменить старый, остававшийся без изменений почти тысячу лет. Архаичный язык древнего сценария непонятен нашим современникам, и они не осознают величия происходящего на сцене. Фараон будет почетным гостем на представлении в храме Осириса в последний вечер праздника, поэтому мне очень хотелось, чтобы спектакль удался. Консервативные знать и жрецы выступили против моей версии, и только вмешательство вельможи Интефа позволило мне преодолеть их сопротивление и поставить мистерию по новому сценарию.
Вельможа — не слишком религиозный человек, и обычно он не интересуется теологическими спорами. Однако я решил позабавить его и включил в текст мистерии несколько лестных для него строчек. Я прочел ему эти строчки отдельно, а потом тактично напомнил, что главное противодействие моей версии исходило от верховного жреца Осириса, сварливого старика, который однажды не дал вельможе Интефу поиграть с симпатичным молодым послушником. Этого проступка мой господин верховному жрецу простить не мог.
В результате мой вариант мистерии был принят и должен был исполняться впервые. Теперь для меня особенно важно, чтобы актеры представили мои стихи во всем великолепии — в противном случае их никто больше не услышит.
И Тан и Лостра обладали прекрасными сценическими голосами и решили вознаградить меня за помощь. Они старались изо всех сил и декламировали настолько выразительно, что репетиция увлекла меня, и я смог забыться на некоторое время.
Потом возглас впередсмотрящего оторвал меня от страстей богов и вернул к земным заботам. Флотилия прошла последний поворот реки, и впереди, на обоих берегах Нила, как два жемчужных ожерелья, блистали города-близнецы Луксор и Карнак, составлявшие великие Фивы. Сказочное путешествие закончилось, пора было возвращаться к реальности. Веселье покинуло меня. Я поднялся.
— Тан, ты должен перевести Лостру и меня на ладью Крата прежде, чем мы подойдем к городу. Люди вельможи будут следить за нами с берега. Они не должны видеть нас в твоем обществе.
— Не поздно ли? — улыбнулся Тан в ответ. — Раньше надо было об этом думать.
— Отец довольно скоро все узнает, — поддержала его Лостра. — Если наше поведение предупредит его, тебе наверняка будет легче уговорить.
— Если вы лучше меня разбираетесь в этом, делайте как знаете, а я в ваших безумствах участвовать не буду, — сказал я с видом оскорбленного достоинства, и они мгновенно сдались.
Тан сигналом подозвал к борту ладью Крата, и влюбленные быстро попрощались. Они не смели обниматься на глазах половины флотилии, но взгляды и теплые слова говорили не менее красноречиво.
С кормового мостика ладьи Крата мы помахали рукой «Дыханию Гора». Ладья Тана повернула, сверкая веслами на солнце, как летящая стрекоза, и направилась к пристани у города Луксор. А мы пошли дальше вверх по реке к дворцу великого визиря.
КАК ТОЛЬКО мы причалили к дворцовой пристани, я навел справки о местонахождении моего господина и с облегчением узнал, что он отправился на западный берег реки в последний раз проверить состояние гробницы фараона и погребального храма. Храм царя и его гробница строились двенадцать лет, с того самого дня, когда он надел двухцветную бело-красную корону двух царств. Теперь строительство приближалось к завершению, и царю наверняка захочется посетить его, как только праздник закончится и появится свободное время. Вельможа Интеф всячески старался не огорчать царя и не подрывать доверия к себе. Помимо множества званий и титулов вельможа занимал также должность Стража царских гробниц, а она возлагала на него серьезные обязательства.
Отсутствие господина дарило мне целый день на подготовку к разговору и планирование своих действий. Влюбленные вырвали у меня торжественное обещание поговорить с отцом Лостры при первой же возможности, а таковая, как я понимал, представится утром, когда вельможа будет проводить аудиенцию.
Убедившись, что моя госпожа благополучно добралась до гарема и устроилась в своих покоях, я поспешил к себе, в комнаты близких друзей великого визиря.
В жизни дома моего господина Интефа было столько же обмана, сколько во всем остальном. У него было восемь жен, и все они принесли ему либо богатое приданое, либо политическое влияние. Но только три жены родили ему детей: не считая Лостры, у него было два сына.
Насколько мне было известно — а мне было известно все, что творилось во дворце, и почти все, происходившее за его стенами, — мой господин не посещал гарема в течение 15 лет. Зачатие Лостры стало последним случаем, когда он выполнил спои брачные обязательства. Его вкусы в этой области были несколько иными. Близкими друзьями великого визиря, которые жили в другом крыле дворца, были самые красивые мальчики-рабы во всем Верхнем царстве. Мальчики пришли на смену охоте на птиц и диких зверей пустыни — излюбленным забавам египетской знати. Это еще один симптом болезни, поразившей нашу прекрасную страну.
Я был старшим в этой избранной компании рабов. Я остался здесь, в отличие от других мальчиков, чья красота за многие годы увяла или поблекла и кого вельможа послал на невольничий рынок. Он научился ценить во мне другие достоинства помимо красоты. Хотя и она не увяла: наоборот, с годами она стала еще более поразительной. Не считайте меня тщеславным только потому, что я так говорю. Я решил записывать здесь только правду, и даже ложная скромность не может сделать эти записи более интересными.