в разуме копошилась мысль, что сановник имеет интерес к уральскому золоту. Вышагивая, Воронов посматривал в окна. Заметил гнедую управительскую тройку, остановившуюся у дома. Видел, как из санок вылез столичный сановник и важно направился к парадному крыльцу. Воронов решил пойти и встретить его в прихожей. Из распахнутой двери зала вышел к широкой лестнице с золочеными перилами, украшенными вырезанными из дерева венками, сплетенными из роз, начал спускаться по ней, наблюдая, как в прихожей горничная учтиво помогала сановнику раздеваться. Оглядев себя в зеркале, князь, обернувшись, увидел перед собой склонившегося в поклоне хозяина.
– Милости прошу, ваше сиятельство!
Гость подал руку и произнес:
– Князь Мещерский. Имею честь видеть господина Воронова?
– Его самого. Прошу в зал.
Оба медленно поднимались по лестнице. Гость шел, держась рукой за перила. Воронов рассматривал гостя. Князь в раззолоченном мундире дворцового ведомства с орденами и звездами. Поднявшись на площадку второго этажа, князь остановился и, пересиливая учащенное дыхание, спросил:
– Какой же это мастер так великолепно украсил лестницу? Такая поразительная резьба. Прелестно!
– Дружок мой, ноне покойный, Григорий по прозвищу Зобатый. Да и теперь в нашем краю всяких умельцев избыток. На Урале не хуже, чем в Туле, могут блоху подковать.
– Неужели? По пословице живете. Всяк кулик свое болото хвалит.
– Урал, ваше сиятельство, Урал и есть. Диковинна его горная земля в государстве.
– Конечно, конечно!
– Прошу в зал.
Князь, войдя в зал, увидев его убранство, остановился и произнес:
– Прелестно, – осматривая зал, потирая руки, заговорил. – У вас в Кушве морозно.
– Январь в этот год с лютостью на стужу.
– Но воздух такой чистый, что дышать приятно.
– Прошу садиться.
– Сначала позвольте полюбопытствовать. Кое-что в зале привлекло мое внимание. К примеру – картины.
Мещерский подошел к развешанным на стенах картинам и, внимательно рассматривая, спросил:
– Неужели полотна Шишкина?
– Никак нет. Творения Денисова-Уральского.
– Скажите, пожалуйста! Оказывается, на Урале есть живописцы?
– Сего живописца и в столице знают.
– Может быть. Но лично слышу о нем впервые. Пишет неплохо.
– Что и говорить – молодец! Мы почитаем его за певца Урала.
Князь, не слушая хозяина, заинтересовался лежавшей на полуогромной медвежьей шкурой.
– Вот так зверь!
– У нас они всякие водятся. Этого чертушку лет пять назад добыл на Таганае. Поднял из берлоги на рогатину.
– На рогатину? Не может быть! – Князь перевел взгляд на Воронова и, покачав головой, согласился со сказанным: – Да, вы из себя не хилый.
– Была силенка, но старость ее поубавила.
Князь сел в кресло, откинувшись к спинке.
– Вынужден заметить, господин Воронов, что живете неплохо. Электричеством обзавелись.
– А как без него? Оно теперь в государстве силу набирает. От любых новшеств не отворачиваюсь.
– Прелестно и похвально. А какая удивительная мебель!
– Чему дивитесь?
– Уникальная мебель. И где достали такую?
– Об этом супруга позаботилась. Украшением в доме житья-бытья она ведает. У нас и не такое можно сыскать. На Урал за прошлые века всякие господа да вельможи немало диковинного с собой натащили.
– Похвально! Вынужден не скрыть от вас, что по описанию ваших друзей представлял вас более простоватым и грубым. А вы иной. Приятно в глуши встретить человека, не чуждого культуры цивилизации.
Князь достал из кармана портсигар и раскрытым протянул его Воронову:
– Попробуйте новый сорт осмоловского табака.
– Благодарю!
– Не курите?
– Употребляю махорку.
– Мой бог! Да это просто ужасно! И жена вам позволяет курить такую мерзость?
– На воле балуюсь куревом. Жена у меня на сей счет строгая.
Мещерский, раскурив папиросу, кладя спичку в пепельницу, стоящую на столике, обратил внимание на рамку с фотографией миловидной девушки. Взял рамку в руку, рассматривая, спросил:
– Кто такая красавица?
– Ксения. Дочь.
Князь поставил рамку на стол.
– Слышал о ней. Огорчила и даже опорочила вас.
– Это как взглянуть.
– Но ведь она сослана в Сибирь?
– Теперь туда многих ссылают. Молодежь испокон веков не по нашим вкусам живет и мыслит. В молодости и у вас, поди, бывали мысли о несогласии с государственными порядками?
– Господь с вами, господин Воронов! Подобных мыслей у меня не могло быть. Мое воспитание, а главное, происхождение не могли допустить в сознание помышлений против самим Господом благословенного государя императора.
– Дочь свою я тоже крамоле не обучал. Сама дозналась в Москве.
– Чрезмерно опасны подобные идеи.
– Сами, ваше сиятельство, в том повинны, что плохо присматриваете за молодежью, вот она и начинает выражать всякие неудовольствия. Но ведь их за это наказывают. Даже стреляют в них. Мою Ксению тоже по головке не погладили за опасные мысли и шестью годами в Сибири одарили.
– Вот и хорошо! Пусть в сибирской стуже поразмыслит о будущей жизни, а, поразмыслив, не станет порочить отцовские седины.
– Это для меня дело прошлое.
– Прошлое? Но малоприятное прошлое.
– Не ваша забота о сем, – резко сказал Воронов и, встав, прошелся по залу.
– О вас, господин Воронов, мне много лестного сказал в Екатеринбурге горный начальник.
– Мало он меня знает.
– Но судит о вас со слов людей, коим доверяет.
– Зря. Я обучен жизнью по чужим словам о людях не судить. Сам узнаю их по делам.
– Так же поступаю и я. Доказательство этому мой визит к вам, хотя вы и отказались приехать ко мне в Тагил, когда приглашал вас. Почему не приехали?
– Потому что не вы мне, а я вам нужен.
– Оригинально мыслите.
– По-вороновски. Не мальчонка, на любой зов бежать.
– Не ладится у нас с вами беседа.
– Зряшная, потому и не ладится. Больно по-барски со мной беседуете. Памятуя, что происхождение мое мужицкое.
– А может, от другого не налаживается беседа? Оттого, что не знаете, зачем понадобились мне.
– Об этом догадываюсь. Сужу по вашим беседам в Лысьве, Екатеринбурге и в Тагиле. Доложите, ваше сиятельство, о причине заезда в мой дом.
– Пермский губернатор, господин Воронов, был, оказывается, прав, аттестуя вас как человека с трудным по складу характером.
– Вот губернатор знает меня неплохо. Не разок сшибались мы с ним в спорах по разным вопросам.
– Но мнения о вас он неплохого. Однако поговорим лучше о цели моего визита.
– Слушаю. – Воронов сел в кресло напротив Мещерского.
– Прибыл к вам по важному для империи делу. Но прежде условимся, что беседа наша при удаче и неудаче должна быть секретной и при этом сугубо секретной.
– Хорошо.
– В сферах сановного и финансового Петербурга имеются сведения о вашем замысле создать на Урале синдикат золотопромышленников. Замысел ваш, конечно, вполне ясен. Им вы намереваетесь мешать проникновению в золотопромышленность Урала иностранного капитала. Кое-какие иностранные анонимные общества, благодаря вашему замыслу, оказались в неприятном положении. Например, госпожа Зотова отказалась продать свои прииски одному такому обществу.
– Знаю. Хвалю Прасковью Зотову за такой поступок.