Читать интересную книгу Победитель остается один - Пауло Коэльо

27. Никогда не хохотать в ресторане, как бы ни рассмешил его рассказанный анекдот.

28. В Северном полушарии одеваться не по погоде, а сообразно времени года.

29. В Южном полушарии украшать ветви елочки ватой, символизирующей снег, даже если зима не имеет никакого отношения к рождению Христа.

30. Становясь старше, ощущать себя хранителем всей мировой мудрости, даже если ему не доведется прожить столько, сколько необходимо, чтобы убедиться в своей ошибке.

31. Посещать благотворительные чаепития, полагая, что этого совершенно достаточно, чтобы покончить с социальным неравенством.

32. Есть три раза в день, независимо от того, хочется или нет.

33. Свято веровать, что другие люди превосходят его во всем – они красивей, умней, богаче, сильнее. И что пытаться раздвинуть собственные границы очень рискованно: лучше уж вообще ничего не делать.

34. Использовать автомобиль как сокрушительное оружие, делающее неуязвимым.

35. Изрыгать брань по адресу других водителей.

36. Считать, что если твой сын что-то делает неправильно – это результат того, что он попал в «дурную компанию».

37. Сочетаться браком с тем/той, кто может предложить завидное положение в обществе. Любовь подождет.

38. Всегда говорить: «Я пробовал», даже если и не попытался.

39. Оставить все самое интересное в жизни на потом, когда для этого уже не будет сил.

40. Не впасть в депрессию от ежедневного многочасового бдения у телевизора.

41. Твердо верить, что все добытое и завоеванное принадлежит ему навеки.

42. Считать, что женщины не любят футбол, а мужчины – готовить и наряжаться.

43. Во всем всегда винить правительство.

44. Быть непреложно убежденным в том, что доброта, отзывчивость, уважительное отношение к другим будут этими другими истолкованы как слабость, уязвимость и возможность легко им манипулировать.

45. А также – в том, что напористая грубость в общении с другими людьми воспринимается как черта сильной личности.

46. Бояться фиброскопии (если ты мужчина) и родов (если – женщина).

– Тебе бы стоило снять фильм об этом… – засмеялся один из «друзей».

«Еще один фильм. Они не умеют думать ни о чем другом. Не знают, что я делаю, хотя не расстаются со мной ни на минуту. Я ведь не снимаю фильмов».

Работа над фильмом начинается с того, что некто, именуемый продюсером, прочел какую-то книгу или проникся блестящей идеей за время поездки по автостраде Лос-Анджелеса, похожего на один огромный пригород. И вот в одиночестве, в машине он придумывает, как воплотить эту идею на экране.

Прежде всего он узнает, можно ли приобрести права на экранизацию книги. Если нельзя, то отправляется искать в качестве исходного материала что-нибудь другое – в конце концов только в Соединенных Штатах ежегодно выходит 60 тысяч новых книг. Если же можно, то звонит автору и предлагает ему продать права на экранизацию за весьма скромную сумму. Предложение это, как правило, принимается, потому что попасть на фабрику грез мечтают не только актеры и актрисы: каждому автору льстит, когда написанные им слова превращаются в образы.

Договариваются пообедать вместе. Продюсер говорит, что «книга – настоящий шедевр и просто просится на экран», автор же ее – «гений, который заслуживает славы». Писатель сообщает, что работал над романом пять лет, и изъявляет желание принять участие в работе над сценарием. «А сто́ит ли, здесь ведь своя специфика, – слышит он в ответ. – Но я вам обещаю – результатом останетесь довольны».

Затем произносится фраза: «Мы бережно сохраним дух вашей книги». Причем обоим собеседникам известно, что это – ложь, причем полнейшая и бесстыдная.

Писатель думает, что на этот раз он примет предложенные ему условия, обещая самому себе, что уж в следующий – проявит твердость и неуступчивость. И соглашается. Продюсер рассказывает, что в будущем фильме в главных ролях снимутся такие-то и такие-то звезды, – и это тоже ложь, которая, однако, повторяется каждый раз, когда надо кого-нибудь улестить. Он покупает так называемый «опцион», а иными словами – платит десять тысяч долларов за то, чтобы права оставались за ним в течение трех лет. А что потом? «А потом мы заплатим в десять раз больше, и вы получите двадцать процентов прибыли от проката». На этом деловая часть разговора завершается, ибо писатель уверовал, что заработает колоссальные деньги.

А вот спроси он кого-нибудь из понимающих людей, то узнал бы, что волшебники из голливудских бухгалтерий умеют сделать так, чтобы баланс фильма никогда не был положительным.

Обед завершается тем, что продюсер достает многостраничный контракт и спрашивает, можно ли подписать – с тем чтобы студия была уверена, что товар у нее в руках. Писатель, косясь одним глазом на процент (несуществующий), а другим – на собственное имя, красующееся на афишах кинотеатров (этого тоже не будет, ибо в самом лучшем случае довольствоваться придется титром «…по мотивам романа такого-то…»), не долго думая, подписывает.

Суета сует – все суета, и нет ничего нового под солнцем, как заметил Екклезиаст, сын Давидов, больше трех тысяч лет назад.

Продюсер принимается обивать пороги студий. У него уже есть какое-никакое имя, так что двери перед ним открываются, но это вовсе не значит, что его предложение примут. В случае отказа он даже не даст себе труда снова пригласить писателя на обед, просто пришлет ему письмо примерно такого содержания: «Несмотря на все усилия, киноиндустрия еще не может оценить благодарный материал, а потому я вынужден возвратить контракт» (сам-то он его, разумеется, не подписал).

Если же предложение принято, продюсер отправляется к тому, кто стоит на самой нижней ступеньке этой иерархии и соответственно меньше всех получает, – к сценаристу. К тому, кто целыми днями, неделями, месяцами создает оригинальные сценарии или мастерит экранизации, адаптируя книгу для экрана. Наработки отсылаются продюсеру (а вовсе не писателю), и тот, как правило, с ходу бракует первые варианты, будучи уверен, что сценарист может сочинить получше. Еще сколько-то недель юное дарование или матерый профессионал (середины здесь нет) не спит ночами, поддерживая вдохновение литрами кофе и переписывая по несколько раз каждый эпизод, который продюсер отвергает или перекраивает до неузнаваемости, вызывая у сценариста законный вопрос: «Если он так хорошо все понимает, почему сам не пишет?» Однако в эту минуту сценарист вспоминает о своей зарплате и без долгих уговоров возвращается за компьютер.

И вот наконец текст почти готов: теперь продюсер просит убрать кое-какие политические намеки, которые могут вызвать раздражение у консервативно настроенных зрителей, и прибавить поцелуев, потому что это нравится женской аудитории. И чтобы у истории были начало, середина, конец, и был герой, способный всех довести до слез своими жертвенностью и самоотречением. И чтобы кто-нибудь в начале потерял любимого, а в финале – вновь обрел. В конце концов почти все сценарии сводятся к следующей незамысловатой линии:

Мужчина любит женщину. Мужчина теряет женщину. Мужчина находит женщину.

Девяносто процентов фильмов – суть вариации на эту самую тему.

А в тех, которые не подпадают под это правило, в качестве компенсации должно быть очень много драк, погонь, стрельбы и спецэффектов, чтобы порадовать публику. Формула, гарантирующая успех, давно выведена и тысячекратно проверена, так что рисковать не следует: от добра добра не ищут.

И куда же теперь, вооруженный сценарием, который он счел вполне сносно написанным, отправляется продюсер?

На поиски студии, способной профинансировать проект. Однако на студии – длинная очередь фильмов, предназначенных для демонстрации в пустеющих с каждым днем залах кинотеатров. И продюсера просят либо подождать немножко, либо найти независимого дистрибьютера, но сначала подписать очередной гигантский контракт (где предусмотрены эксклюзивные права даже в случае проката за пределами планеты Земля), беря на себя ответственность за выделенные и потраченные деньги.

И вот в эту-то минуту на сцену выходит человек, подобный Джавицу Уайлду. Независимый дистрибьютер, которого не узнают на улице, но зато в мире кино знают все. Тот, кто не открывал тему, не редактировал сценарий, не вложил в проект ни единого цента.

Джавиц Уайлд – посредник. Он – дистрибьютер.

Продюсера он принимает в своем маленьком офисе (то обстоятельство, что у него – личный самолет, дом с бассейном, приглашения на все более или менее значительные события, происходящие в мире, ничего не значит: все это служит исключительно для собственного комфорта) и не предлагает ему даже стакана минеральной воды. Он забирает диск и увозит его домой. Читает минут пять. Если уж очень понравится – дойдет до конца, но на это – один шанс из ста. В данном случае он тратит десять центов на телефонный звонок продюсеру: «Я жду вас такого-то числа в таком-то часу».