Читать интересную книгу Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла - Юлия Игина

Глава I

Правовой дискурс: ведовство в английских государственно-правовых представлениях

§ 1. Институционализация преследований ведьм и оформление идеи ведовства в английском праве

Стремление власти контролировать народные колдовские практики уходит своими корнями в ранее Средневековье. В Англии первые королевские законы против колдовства относятся еще к англосаксонскому периоду. Однако появление этих законов, как признают исследователи, было обусловлено скорее королевской политикой по христианизации населения и искоренению языческих суеверий и практик среди народа, чем изолированным наступлением на колдовство как таковое[254].

Начиная с XII века, под влиянием нормандской традиции, колдовские практики стали рассматриваться в системе общего права как действия, содержащие угрозу для человека и его имущества. Согласно этой трактовке, колдовские действия оценивались и наказывались лишь по тому конкретному ущербу, который они приносили конкретным людям. Другими словами, именно в это время в английское общее право вошло понятие maleficium (букв, «злодеяние»), ставшее обычным для обозначения колдовства. В соответствии с ним, любой обвиненный в убийстве посредством maleficia мог быть передан в руки семьи жертвы для наказания[255]. Исследователи считают, что до второй половины XVII века, расправы толпы иногда могли быть правомерными, исходя из этих оснований[256].

Вплоть до середины XVI века особого внимания со стороны королевской или церковной власти по отношению к колдовству не зафиксировано: последнее продолжало интерпретироваться в рамках сложившейся ранее традиции. В качестве вредоносного действия колдовство оставалось в правовой сфере и продолжало трактоваться светской властью в рамках системы общего права. Церковь же, в лице духовных судов, рассматривала все те случаи колдовства, которые не содержали в себе вредоносного действия и не влекли за собой пагубных последствий: к таковым относились разного рода прогностические практики, любовная магия, поиск кладов, целительство и т. д.[257], которые квалифицировались церковью как моральные преступления, и за которые налагалась епитимья, или заменявший ее денежный штраф[258]. Так, по материалам духовных судов в лондонском диоцезе, опубликованных в 1847 году У. Хейлом, в период с 1475 по 1640 годы было рассмотрено 24 преступления, так или иначе соотнесенных с колдовством или ведовством[259]. Однако, ни одно из этих дел не имело отношения ни к убийству человека или животного с помощью колдовства, ни к причинению им какого-либо вреда. То есть, они не относились к тем преступлениям, которые интерпретировались как maleficium, и находились в компетенции светских судов. Учитывая, что 8 из 24 дел относятся к периоду с 1566 по 1640 годы, можно говорить о том, что моральная интерпретация колдовства продолжала сохраняться в правовом сознании и в период «охоты на ведьм».

С середины XVI века в английской истории наступает новый период, известный как «охота на ведьм». Причины возникновения такого феномена в Англии именно в это время, равно как и причины появления «охоты на ведьм» в истории Западной Европы, представляют собой в исторической науке самостоятельную проблему, требующую специального изучения и привлечения дополнительных источников, и поэтому находятся за рамками настоящего исследования[260]. Тем не менее совершенно очевидно, что непосредственное влияние на обнаружение обществом ведовства в Англии оказала ведьмомания, начавшаяся в государствах континентальной Европы веком раньше[261]. Именно благодаря континентальной традиции в Англии и возникло концепт-явление «ведовство»[262] (условно понимаемое в тот период как вредоносное колдовство ведьм, совершаемое последними с помощью дьявола), получившее, однако, собственную английскую интерпретацию.

Появление непосредственного интереса к проблеме ведовства и ведьм со стороны власти в этот период зафиксировано в ряде юридических документов — актах и биллях, принятых в Англии в период с 1542 по 1736 годы[263]. С их помощью государство четко квалифицировало ведовство и конкретные человеческие действия, которые должны были определяться как ведовские и противозаконные, вписало ведовство в существующую правовую традицию и практику, и инициировало преследование ведовства, признав последнее общественно-опасным преступлением, требующим государственного вмешательства и регулирования. Чтобы лучше понять смысл и значение этого шага, необходимо остановиться на указанных источниках более подробно.

Всего в истории английского права в указанный период насчитывается пять правовых актов, имеющих отношение к ведовству[264]. К ним относятся: антиведовской билль XXXIII Hen. VIII (1542 года); билль I Ed. VI (1547 года), отменивший предыдущий билль; антиведовской акт IV Eliz. I (1562 года); антиведовской акт II Jam. I (1604 года); и, наконец, акт LIII Geor. II (1736 года), окончательно отменивший все антиведовские акты и упразднивший официальные преследования ведьм в Англии[265]. Следует обратить внимание на то обстоятельство, что все пять документов имеют один из двух (а вообще из трех) видов и правовых статусов: первые два — билли (закон, внесенный в парламент королем, но не одобренный парламентом), остальные три — акты (закон, принятый парламентом единолично). Статутов (закон, принятый парламентом и подписанный королем и обладающий высшей юридической силой) среди них нет. Учитывая, что имеющиеся источники не позволяют выяснить детали и обстоятельства принятия документов, говорить с уверенностью о том, почему были приняты те, а не иные виды правовых актов в отношении ведьм, пока невозможно. Однако некоторые размышления относительно специфики механизма законодательного оформления преследований ведьм здесь все же уместны. Вполне очевидно, что законодательная инициатива преследования ведьм в Англии принадлежала монарху в лице Генриха VIII, другими словами, короне. Однако затем, при следующих правителях она по каким-то причинам перешла к парламенту — выразителю интересов общества в лице его элиты. Тем не менее, говорить в этой связи о незаинтересованности и непричастности английских монархов к законодательному оформлению преследований ведьм преждевременно. Известно, что в 1559 году королевой Елизаветой I принималась попытка принятия билля против ведовства, однако она провалилась[266]. Король Яков I также был знаменит своим личным интересом к вопросу ведьм: он не только написал ставший впоследствии авторитетным труд по демонологии, но и считал себя жертвой козней ведьм, а, кроме того, лично принимал участие в некоторых судах над ведьмами[267]. В связи с этим, рискну предположить, что позиции короны и общества в вопросе преследования ведьм последовательно совпали: импульс, посланный короной, нашел со временем отклик в обществе и был должным образом оформлен парламентом в законах против ведьм. Переход же законодательной инициативы из рук монархов к парламенту мог быть обусловлен, с одной стороны, вполне понятной в условиях непростой социально-политической и религиозной обстановки эпохи (Елизаветы I и Якова I) осторожностью монархов, предоставивших принятие решения обществу и парламенту. С другой стороны, также вполне резонным расчетом на то, что такой шаг обеспечит большую эффективность практической реализации закона.

Дело в том, что заниматься преследованием ведьм в государстве предстояло, в первую очередь, местной администрации[268] и для воплощения в жизнь антиведовских законов короне обязательно требовалась ее поддержка и содействие. Известно, что Тюдоры и особенно королева Елизавета I и ее правительство придавали большое значение этому вопросу. Причем не последнее место в арсенале средств по воздействию на местную администрацию занимала пропаганда. Как отмечает в специально посвященном проблеме взаимодействия короны и местной администрации исследовании А. А. Бельцер, королева и ее Совет часто направляли послания мировым судьям на вошедших в обычай собраниях мировых судей в Звездной палате. Именно там они получали специальный наказ от королевы. Еще одним местом, где можно было обратиться к большой аудитории, был парламент. Там, «акцентируя внимание на недостатках местного управления, королева и правительство подчеркивали свою заботу о подданных, свое внимание к их нуждам. А затем правительство старалось создать иллюзию единения интересов правительства и общества». «Ведь, — как подчеркивает А. А. Бельцер, — обращаясь к Палате общин и Палате лордов, правительство говорило с теми, кто заседал, будет заседать или заседает в мировой комиссии, служил шерифом, то есть непосредственно участвует в управлении провинцией»[269]. Другими словами, корона, понимая роль местного управления в реализации своей политики, не могла не искать способы сделать представителей местной администрации своими агентами. Насколько эффективно эта стратегия работала именно в отношении ведьм, можно судить по настроению мировых судей на процессе 1582 года. В зафиксированном памфлетистом обращении одного из них к обвиняемой можно различить тенденции к пониманию гонений на ведьм как возложенной на судей особой миссии: «Елизавета, если ты хочешь получить снисхождение, сознайся. Ибо человек, обладающий большими знаниями и весьма искусный, посещал недавно Ее Королевское Величество и проинформировал ее о сообществе и количестве ведьм, обитающих в Англии. Поэтому я и другие Ее Судьи получили указание задержать столько ведьм, сколько существует внутри наших границ, и они должны признать правду, касающуюся их деяний, чтобы получить снисхождение. Другие же будут сожжены и повешены»[270]. Судя по всему, мировые судьи и другие местные чиновники могли оказываться вполне восприимчивыми к импульсам, искусно посылаемым обществу короной. Так или иначе, принимая во внимание количество принятых законов против ведьм, можно с уверенностью констатировать следующее: в период с середины XVI до первой половины XVIII века английская монархия уделила большое внимание правовой стороне вопроса о ведьмах и ведовстве. В этом смысле эпоха ведьмомании в Англии была гораздо насыщеннее, чем на Континенте.