Я молчал.
– Ты ведь не станешь делать это? – настойчиво спрашивала она. – Да?
– Н-не знаю… наверно, – проговорил я и закрыл глаза.
* * *
Следующее утро было утром субботнего дня. Леночке не нужно было ехать на работу так рано, как обычно. Мы полежали немного, не желая вылезать из-под теплого одеяла, а потом встали.
Тяжесть в душе. Я чувствовал, как тяжелая пустота заполняет меня. Вчерашние мысли о смерти поселили во мне страх, было неуютно жить с этим чувством. Холодная зажатость утра лишь усиливала его. Я был подавлен, напуган и смят. Ничего не хотелось, тошно и страшно было присутствовать в мире, быть кем-то. Я чувствовал, как уязвим, беспомощен, нелеп. Страх заполнял меня. Страх был утренним светом вокруг.
Леночка на кухне готовила завтрак, я стоял в комнате, глядя в окно. Серая улица передо мной. Я думал, что действительно, зачем мне все это? И вдруг поймал себя на том, что этот вопрос относится как к опытам Сергея Степановича, так и к серой улице за окном. Я смотрел на чахлые деревья, глыбы домов. Безликие прохожие спешили по своим делам. «Нужно решать, – думал я, – нужно делать какой-то выбор». Именно сейчас, пока еще есть время, я должен принять решение и выбрать между Сергеем Степановичем и этой серой улицей. Но нет. Я был не способен решиться на что-либо. Все казалось пустым, глупым, я не знал, что делать, находясь в зажатости утра, подавленный страхом.
Но когда Леночка крикнула, чтобы я шел завтракать, по дороге на кухню я вдруг понял, что не хочу умирать, не хочу больше играть в эти игры со смертью. Хватит, нужно остановить это. «Да, надо отказаться, – думал я, сидя за столом. – Или хотя бы отложить, чтобы собраться с мыслями, подготовиться по-настоящему». Я жевал яичницу, мрачно глядя перед собой, и хотел отказаться.
Потом мы поехали в больницу. Когда входили в кабинет, Сергей Степанович уже был там. Увидев нас вместе, он посмотрел как-то странно, но потом опустил глаза и не стал ничего говорить, даже забыл поздороваться.
– Добрый день, – сказал я ему.
– Здравствуйте, – нарочито равнодушно ответил он, – проходите.
– Здрасте, – бросила ему Леночка и прошмыгнула за черную занавеску. Потом вышла оттуда в халате.
– Что ж, – смирившись с очевидным фактом и, собственно, не имея причин для возражений, уже спокойным тоном сказал Сергей Степанович, – сегодня последний день перед операцией. Я надеюсь, вы готовы?
– Да… – протянул я, – вообще-то….
Я хотел сказать, что передумал, но Сергей Степанович перебил меня:
– Как вы знаете, я договорился на завтрашнее утро. Довольно рано, но зато будет больше времени. Операционная откроется в восемь, я думаю, надо приехать часов в семь, – он улыбнулся. – Завтра большой день.
Предвкушение исполнения своих надежд владело им, он не мог не радоваться этому. Я смотрел на его улыбку и чувствовал тяжесть в душе, представляя, как он воспримет мое сообщение.
– Знаете, – проговорил я, пытаясь быть серьезным в противовес его радости, – я не знаю… – получалось как-то глупо, я замолчал, не находя слов.
– А у меня дома скандал, – весело говорил Сергей Степанович, не слушая меня. – Жена в воскресенье хотела ехать в гости – там у тещи день рождения. Я ей сказал, что не смогу поехать, она такой скандал подняла!
Он стал измерять мне давление. Я молчал, слушая, как он рассказывает про свои семейные дела. Он все говорил, а я все ждал удобного момента, но такого все не было и не было. Потом я решил, что все, пора, хватит ждать неизвестно чего, и уже хотел сказать ему. Но тут дверь кабинета открылась, вошла полная пожилая женщина.
– Сергей Степанович? – вопросительно произнесла она, глядя на меня и на Сергея Степановича.
– Да-да, – сказал он, – проходите.
– Я к вам. Меня направили, – женщина протянула ему какую-то бумажку.
– Проходите, садитесь, – повторил он, забирая бумажку и показывая на стул перед столом. – Я сейчас.
Он отдал бумажку Леночке и подошел ко мне.
– У меня пациенты, – сказал он, как бы извиняясь, – надо работать. В общем, завтра в семь. Хорошо? Я, наверно, еще позвоню вам сегодня, или вы позвоните.
– Понимаете… – опять попытался начать я.
Но тут Леночка подала голос:
– Сергей Степанович, тут…
– Я сейчас, – прервал он ее, – одну минуту, – и потом ко мне: – Ну, до завтра. Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. В общем, до завтра, – он пожал мне руку. – Нужно идти, извините.
Похоже, именно сейчас уже не получалось объясниться.
– Я позвоню, – чувствуя тяжесть от ложности положения, проговорил я и вышел за дверь.
По дороге домой все злился на себя, что так и не смог ничего сказать. «Ладно, – в конце концов решил я, – вечером позвоню ему и скажу».
Вечером пытался вспомнить, во сколько он приходит домой после работы, но, так и не вспомнив, решил звонить попозже, чтобы уж наверняка. Но позже у него было занято, я никак не мог дозвониться, злился, набирая номер уже, наверно, в двадцатый раз – неопределенность ситуации угнетала, я хотел разрешить ее.
Сегодня Леночка не должна была приехать ко мне – что-то ей там нужно было сделать дома у тети. Я был один, ночь приближалась, зажигая тьму за окном. Я сделал кофе и вдруг вспомнил, что у меня еще есть коньяк. Сергей Степанович просил не пить, но теперь-то уж было все равно. Я достал бутылку. Сидел, глядя в телевизор, и пил коньяк с кофе. Потом раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал голос Сергея Степановича – он сам позвонил мне.
– Как у вас дела? – спросил он. – Все в порядке?
– Знаете, – сказал я ему, – вы только не обижайтесь и постарайтесь понять меня. Я тут думал обо всем этом… Наверно, мы поспешили.
– Сейчас уже поздно, – видимо, он решил пропустить мимо ушей мои слова, считая, что так будет лучше, – завтра рано вставать. Ложитесь, будет лучше, если вы хорошо выспитесь.
– Да, – ответил я, – действительно уже поздно. Знаете, что я сейчас делаю? – Он слушал. – Я пью коньяк с кофе, – сказал я и замолчал, ожидая его реакции.
Он тоже молчал, в трубке было слышно его дыхание. Потом он медленно произнес:
– Вы пьете коньяк?
– Да.
– Зря, – он был спокоен. – Я же просил вас…
Мы снова молчали, я ждал, что он повесит трубку.
– Почему? – сказал он вместо этого. – Что случилось?
– Ничего не случилось, – ответил я, – просто я передумал умирать.
Последовала небольшая пауза – похоже, он начинал понимать, что я не шучу.
– Никто не заставляет вас умирать, – затем сказал он.
– Да? – несколько резко отозвался я. – А вы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});