Читать интересную книгу Жрица - Анастасия Верес

и пары. И я определенно не стала бы дышать ими долго. Я не могу различить ничего, кроме звуков природы, никаких посторонних, чуждых, порождаемых человеком звуков, едва поселение заканчивается.

Теперь у меня нет карты, и я трачу много часов, чтобы запомнить местоположение русла ближайшей реки, полей и полесья, гор.

К вечеру рука снова начинает ныть и дергаться, так что я поднимаюсь на ноги и сообщив Рутилу, что возвращаюсь, чтобы выпить свой настой, просто ухожу. Он отстает на пару мгновений, которые ему требуются, чтобы собрать инструменты, и догоняет. Хорошо, что не бьет топором по голове, мог бы и вспылить.

Верба снова встречает нас накрытым столом и с извинениями возвращает мне сапоги. Я снимаю обувь и с наслаждением разминаю пальцы ног, босая прохожу к настою и залпом выпиваю.

Скоро рука успокоится.

Рутил усаживается рядом с женой, и они о чем-то тихо переговариваются. Тарелки на столе опять три, и, когда Верба собирается накладывать в них кашу, я спешу отказаться.

— Зря, очень вкусно. — говорит Рутил, незаметно указывая головой на поникшую девчонку. Вздохнув, я берусь за тарелку и протягиваю ей. Верба довольно улыбается, и щедро накладывает каши. Зачерпнув ложкой, пробую на зуб и замираю. Губы сами по себе стягиваются. Я поворачиваю голову в сторону Рутила и вижу, как он смеется в тарелку. Вот же пройдоха! И теперь не выкинешь эту жуткую кашу, не хочется обижать Вербу.

Я дожидаюсь, пока они оба съедят по половине тарелки, и только после этого продолжаю жевать свою порцию. По крайней мере, не отравлена. Потом Верба ставит на стол остатки вчерашнего пирога и разливает горячий чай. Убегает за проснувшейся Ивой и возвращается уже с девочкой на руках. Я смотрю на них. Рутил, спокойный и рассудительный, старше своей жены больше чем на десяток лет, Верба, юная и восторженная, качает едва не потерянную дочь. Ива, окруженная заботой и лаской, будет расти в добротном светлом доме.

Если бы я не повезла ее к ведам, если бы оставила там на дороге, эта семья б исчезла.

А теперь может исчезнуть моя.

Боги считают это смешным.

Я провожу пальцами над чашкой чая, чтобы развеять поднимающийся дымок, когда снаружи сигналит машина.

— Туман? — почему-то встревоженно спрашивает Верба. Рутил кивает, откладывает пирог и выходит за дверь. — Он еще утром приезжал, я не стала с ним говорить. Это Туман, — повторяет Верба, видя мое непонимание, присаживается ближе. — Он тебя забрал тогда, у ведов.

Так то прибыл мой охотник. Я смотрю на перевязанную ладонь, пробую сжать и разжать кулак, получается лишь наполовину. Пальцы вроде слушаются, но не идут до конца. Рука неожиданно начинает подрагивать, и, перевернув ее, я вижу проступающую кровь. Сквозь смесь и ткань рана все еще кровоточит, стоит приложить хоть малейшее усилие.

А еще где-то есть Паук, наслаждавшийся моими пытками.

Дверь открывается, слышно Рутила:

— Нет. Не входи. — Дверь захлопывается, а мы с Вербой переглядываемся. Интересно, я должна ее успокаивать, или она меня?

— Они явно не дерутся, — все-таки выдаю я, потому что на вид Верба вот-вот лишится сознания от напряжения, а Иву мне на руки брать по-прежнему не хочется. — Ты отнеси дочь в колыбель, — мягко советую, стараясь не нагнетать еще больше. Верба не сводит глаз с двери и не слушает меня. Она очень напоминает моих девочек, и срабатывает скорее привычка, чем что-либо еще, когда я глажу ее по светлым волосам. Я не разделяю ее тревоги, но это не значит, что причины нет. Для нее Рутил важен, и поэтому, когда он возвращается, Верба облегченно выдыхает.

— Вождь сможет поговорить с тобой завтра. Приедет Туман и отвезет.

— Я поскачу на лошади.

— Чего? — опешив, переспрашивает Рутил.

— Я. Поскачу, — произношу чуть медленнее и разборчиво, всерьез сомневаясь, нужные ли слова использую. Большую часть своих лет я говорила на другом языке, а этот помню из детства. Могу и спутать.

— Это я понял. Почему?

— Люблю лошадей. — Пожав плечами, подхватываю сапоги и, пожелав добрых снов хозяевам, сама отправляюсь спать. Без раздражающей боли ночь проходит быстро, и, разомлев на мягкой кровати, я поднимаюсь не с восходом, а когда солнце уже довольно высоко. Повертев ладонью перед лицом и не заметив новых кровавых следов, натягиваю сапоги, непривычно блестящие, натертые жиром, принимаюсь заплетать косу вокруг головы, а короткий хвост подворачиваю внутрь.

В большой комнате уже хлопочет Верба и что-то вытачивает из деревянного бруска Рутил.

— Если соберешься завтракать, все на столе, — говорит она и уходит с корзинкой влажного белья на улицу. Я киваю, прохожу к принесенным вчера стеблям и, убедившись, что они достаточно подсохли, принимаюсь счищать внешний слой, потом снова вымачиваю, разделяю на волокна, гибкие и эластичные, и сплетаю тонкую нить. Рутил наблюдает за мной, но не вмешивается. Вернувшаяся Верба уходит к Иве, тоже ничего не спрашивая. Что там за ночные разговоры в супружеской кровати, что она больше не вьется рядом?

Сплетенную нить я кладу в чашку с водой, чтобы она набухла и стала толще. Отжимаю лишнее, протягиваю Рутилу и прошу:

— Отрежь вот здесь.

Хвала Богам, он не то, что Верба, и не оставляет ножа без присмотра. Отвлекшись от будущей игрушки для Ивы, Рутил легким движением делит нить на разные части. Ну вот, теперь с этим можно работать. Короткий отрезок я привязываю к середине длинного и начинаю плести узелками. Левая рука слишком повреждена для такой мелкой работы, и я часто морщусь, когда узелок ложится неправильно. Приходится переделывать. Рутил каждый раз поворачивает голову на мое шипение.

— Лошадь я тебе достал, — вдруг говорит он. — Спокойная, как раз для твоей руки.

— А здесь с этим сложно? — не отвлекаясь от плетения, спрашиваю я.

— Еще как, — вступает подошедшая Верба. — Мне пешком пришлось до вед идти.

Я окидываю ее невысокую фигуру, еще не восстановившуюся после беременности, и с укором смотрю на Рутила. Она бы не дошла.

— Многие жеребята рождаются мертвыми, многие умирают после.

— А у палача машина есть, — как бы между прочим напоминаю им. Верба садится рядом и с любопытством наблюдает за моими руками.

— Это нить, — я сама объясняю, так как она боится спрашивать. Другого ей знать не нужно.

Верба начищает овощи к обеду, когда с улицы доносится залихватский свист, а потом раздается стук в дверь.

— Спокойно, — говорит Рутил, а потом добавляет, глядя на меня: — пожалуйста. — И убирает нож подальше.

Откладываю сплетенную ленту в сторону, когда дверь открывается, и я слышу его голос:

— Мира твоему дому, Рутил.

— С миром входи, Туман. — За моей