грязи и сдали в вытрезвитель. Сидит на скамеечке, самозабвенно матерится, а из головы кровушка капает. Рядом стоят и скучают двое полицейских. В машину зашел послушно. Голову ему обработали, повязку асептическую наложили. Рана нехорошая, шить надо, а для этого в травмпункт придется везти.
– Как же ты из вытрезвителя-то убежал, друг сердешный? – спрашиваю.
– А …ли, они меня держать, что ли, будут? – ответил он, довольно улыбаясь.
Ну да, логично. Вытрезвитель теперь не полицейское подразделение, а отдан здравоохранению, которое, как известно, силовой структурой не является.
Оставили мы своего знакомца в травмпункте, строго-настрого наказав дождаться своей очереди. Но душа этого парня требовала свободы. Минут через пять, когда я уже дописывал карточку, он вышел на улицу и резвенько почапал на поиски новых приключений. Ну что ж, хозяин-барин, как говорится.
– Центральная, шестая свободна!
– Пишем, шестая: остановка общественного транспорта «Социалистическая», М. 28 л., психоз. Вызывает полиция.
Место действия развернулось не на самой остановке, а неподалеку от нее, возле дерева.
Молодой человек бомжеватого вида, с опухшим и небритым лицом, вытаращив глаза, орал на полицейских:
– Мужики, да вы чего?! Вы чо стоите-то?! Он задыхается там! Вызывайте спасателей быстро! Вас же самих посадят, придурков!
– О, наконец-то скорая приехала! – с облегчением сказал один из полицейских.
– Здравствуйте, уважаемый! Что случилось? – обратился я к бомжеватому виновнику торжества.
– Да я уже ментам все рассказал! Там в дереве Валерка стоит, задыхается! Давайте быстрее пилите это дерево!
– Ну и как же этот Валерка там оказался? – полюбопытствовал я.
– Да ну не знаю я! Наверно, через дупло. Не, давайте сначала человека спасем, а потом уже выяснять будем! – горячился парень.
– Так ведь дерево-то не толстое, человек там не поместится!
– Да хватит уже, я сам видел, что он в дереве!
– А когда вы в последний раз выпивали? – спрашиваю.
– Да трезвый я, вот, возьмите у меня кровь, если не верите! Я вчера утром только опохмелился чуток и все!
– Давай-ка, друг любезный, садись к нам в машинку, – обратился я к нему.
– Чооо?! Ты чо, …удила старый! Ты меня в дурку, что ли, отправить хочешь?! Ты… …! – окончательно вышел из себя больной и, сжав кулаки, двинулся на меня.
Полицейские и фельдшер Анатолий среагировали моментально: повалили на землю, заломили руки и надели наручники. Фельдшер Жорик боязливо стоял в сторонке. С трудом затащили в машину, усадили на скамейку меж двух полицейских. И тут вдруг Жорик, видимо, решив показать свою запоздалую храбрость, ударил больного кулаком по лицу. Мы все буквально в осадок выпали!
– Слышь ты, чучело, ты чего творишь-то?! – крикнул я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вырубить его ударом в челюсть. – Ты только перед беззащитными храбрый! Что же ты в сторонке стоял, когда парни его крутили? Трус ты и подлец! Сейчас, как в наркологию его сдадим, я тебя везу на Центр и пишу докладную! Он посмотрел на меня затравленным волчонком и не произнес ни звука.
– А может он пешком пойдет? – спросил полицейский, показывая на Жорика.
– К сожалению, так нельзя, – ответил я. Сев в кабину, еле достал дрожащей от волнения рукой свой телефон, чтобы позвонить старшему врачу.
– Алексей Викентич, приветствую, это Климов беспокоит.
– Что стряслось, Иваныч?
– Да мой фельдшер подменный Жора Бобылев беспределит. Сейчас больного ударил! В общем, как только больного в наркологию увезем, мы едем на Центр, менять этого придурка! А я еще и докладную напишу!
– Иваныч, Иваныч, погоди, не горячись! У меня все бригады устаканились, не буду я никого менять. Ну уж потерпи немного-то, тебе же не сутки с ним работать! А докладную напишешь, без вопросов, я завтра на конференции ее главному вручу.
– Ладно, Викентич, расстроил ты меня…
Сдали больного в наркологию. Разрешили обед. А я-то даже и позабыл про него. Перекусил неплохо. Потом докладную написал на этого ушлепка. Отдал Викентичу. А Жорик, узнав, что его менять не будут, повеселел, этак дерзко посматривать на меня начал. Ну-ну, думаю, от твоих взглядов мне ни жарко, ни холодно, а завтра будет тебе кузькина мать!
Часа два нас не тревожили, мы уже и подремать неплохо успели. Но вот и вызов дали: «Адрес такой-то, М. 41 г., боль в груди».
Больной лежит на диване, бледный. На столе – флакон нитроспрея.
– Здравствуйте, что случилось?
– Что-то с сердцем плохо. Раньше тоже прихватывало, но разок брызнешь спреем и проходит. А тут только минут на двадцать отпускает и потом все по новой.
– А нитроспрей вам кто назначил?
– Да медсестра знакомая…
– Давно болит?
– Часа два, примерно…
ЭКГ делал Жорик.
– Херня! Подъемов нет! – развязно прокомментировал он, подавая мне ленту.
На ленте картина была не радостная: депрессии ST и отрицательные зубцы Т. Назвать такие изменения «херней», у меня язык не повернется.
– Анатолий, сходи, пожалуйста, в машину за наркотиками! – попросил я.
– Чо? А на фига тут наркотики-то?! Подъемов же нет! – вытаращил глаза Жорик.
– А тебя, уважаемый, никто не спрашивал, – спокойно сказал я.
Жорик фыркнул и покраснел.
Помощь оказали по стандарту и благополучно госпитализировали.
– Центральная, шестая свободна!
– Сюда, шестая!
Ну надо же, какая сегодня смена удивительная! Давно такого спокойствия не было! А то я уж привык без заездов на все подряд кататься.
Сидели больше часа. Фельдшер Лера Морозова меня вкусными конфетками угостила, чайку попил от души. Потом подремал перед телевизором. Но вот и вызов подоспел: «Адрес такой-то, М. 38 л., психоз, больной учетный».
Встретила нас мама больного. Коротко стриженные, непричесанные волосы. Затрапезный халат. В лицо намертво въелись скорбь и усталость от жизни. Смахивая слезы, она еле сдерживает наплыв горьких эмоций.
– Господи, как я устала! Ведь он же овощ совсем… За собой не убирает, в туалете постоянно моча на полу, стены калом измазаны. Помыться не заставишь… Целыми днями в кресле сидит, может и обделаться… А ведь раньше-то нормальный был. В школе учился хорошо, юридический колледж закончил. Потом в армию забрали, и там он заболел. Комиссовали. Совсем стал невменяемым. Бред у него был, свою философию разрабатывал. То и дело в больнице лежал, а все только хуже становилось. Потом его дееспособности лишили. Доктор, заберите его, пожалуйста! Дайте мне отдохнуть хоть немного!
Больной, полноватый, с лохматыми сальными волосами, с лицом, обросшим редкой щетиной, сидел в кресле перед выключенным телевизором. Лицо маскообразное, без следов мимики, глаза полуприкрыты веками. На нас реакции никакой. В комнате резкий запах мочи.
– Здравствуйте, как вас зовут?
– …Кирилл – больной приподнял голову и ответил с паузой.
– Ну, расскажите, Кирилл, чем вы занимаетесь?
– Ничем не занимаюсь.
– А телевизор смотрите?
– Смотрю.
– А что вам больше всего