Читать интересную книгу Эксперт № 38 (2013) - Эксперт Эксперт

Придя к власти, Тамим быстро провел перестановки в катарском правительстве. Прежде всего отправил в отставку премьер-министра, министра иностранных дел Хамада бен Джасема Аль Тани — по некоторым данным, самого богатого и весьма влиятельного катарца. Еще до смены эмира и отставки членов правительства ходили слухи, что одна из главных целей возможных перемен — автоматический уход с занимаемых постов Хамада бен Джасема Аль Тани, основного противника нынешнего главы государства. В частности, МИД эмирата не одобрял стратегию Тамима (особенно ее финансовый аспект) на палестинском, ливийском и сирийском направлениях, то есть, выступал против политики продвижения «арабской весны».

Таблица:

Катар — самая богатая из монархий Персидского залива

Одна из причин противостояния состоит в том, что Хамад бен Джасема Аль Тани принадлежит к побочной ветви правящей семьи (его сестра — одна из жен шейха Халифы, отца теперь уже бывшего эмира Хамада). В свое время Хамад бен Джасема Аль Тани активно способствовал приходу к власти последнего в результате «бескровного переворота», чем и заслужил то доверие и влияние, которым правящее семейство в какой-то момент начало тяготиться. Размеры личного состояния Хамада бен Джасема неизвестны, однако все знают, что ему принадлежит, например, около 40% акций крупного авиаперевозчика Qatar Airways, он владеет весомыми долями в пятизвездочных отелях Ritz-Carlton и Four Seasons, а также значительной собственностью за рубежом — в США, Великобритании и Франции. Новый эмир, убрав главного оппонента, расчистил путь для продолжения своей региональной политики.

Карта

Катар - небольшая, но очень влиятельная страна

: Ирина ОсиповаВ Большом Манеже и

Ирина Осипова

В Большом Манеже и еще на 70 столичных выставочных площадках стартовала Пятая Московская биеннале современного искусства

Инсталляция китайского художника Сун Дуна «Не выбрасывай!» (2005) составлена из предметов, хранившихся в доме его матери

Фото: Дмитрий Лыков

В последнее десятилетие от Венеции до Москвы и от Стамбула до Сиднея биеннале представляют самый актуальный и достоверный срез происходящего в арт-мире. Для художников это важная строчка в творческой биографии, для кураторов — возможность выразить глобальные идеи, для зрителей — узнать о самых «горячих» художественных тенденциях.

Основной проект нынешней Московской биеннале разместился в Большом Манеже. Парящий под потолком дирижабль, ползущие по полу лыжи и деревянные сани, бамбуковые башни, картонные города, паутина из стеклянных шаров — художники, приглашенные куратором выставки Катрин де Зегер, не только в буквальном, но и в философско-художественном смысле говорят на разных языках.

Де Зегер задала участникам общую тему, вынесенную в название проекта — «Больше света». Пожалуй, в отличие от других биеннале тема настолько общая, что о ней можно забыть сразу после прочтения. «Здесь и сейчас: рядом с Красной площадью / квадратом» — подзаголовок к статье в каталоге звучит как девиз. О «здесь и сейчас» художники во все века рассказывали разными средствами. Человеческие эмоции не меняются со временем, но меняются «кнопки», на которые нажимает художник, чтобы вызвать эмоциональный отклик у зрителя. «Искусство не существует в отрыве от реального мира, — рассказывает Дмитрий Озерков, заведующий сектором современного искусства Государственного Эрмитажа. — Сегодняшний мир гипертехнологичен, очень стремителен, трех-четырехмерен, и искусство следует этим тенденциям современности. Все логично. Все новые формы искусства следуют двум устремлениям: все на самом деле сложнее, чем картина, висящая на стене, или, наоборот, все проще — и тогда возникает просто пустота, свет и так далее. Кроме того, исторически классическая картина всегда висела в интерьере, она не существовала на белой стене, как мы привыкли видеть в музеях. А если посмотреть на старый классический интерьер, то он заставлен разнообразными предметами, безделушками — кресла, диваны, камины, канделябры, часы, статуэтки плюс узорчатые обои. Тот интерьер был очень измельчен и картина — гладкая, спокойная — была прорывом в окружающем мельтешении, окном, в котором было представлено определенное высказывание, будь то портрет короля или натюрморт Гогена. Сейчас на белой стене в пустом зале это высказывание так не работает. И инсталляция заполняет ту пустоту, которую уже не может заполнить картина».

Том Моллой. Протест, 2012

Фото: Дмитрий Лыков

Проект Катрин де Зегер (как и кураторы предыдущих московских биеннале, она из числа мировых знаменитостей — родом из Бельгии, основатель художественного фонда Kanaal в Кортрейке, директор Музея изобразительного искусства в Генте, приглашенный куратор Музея современного искусства в Нью-Йорке и Фонда Тапиеса в Барселоне) не назовешь прорывом, но в целом он, безусловно, удался. Пожалуй, в нем есть соответствие классицистическому в основе своей Манежу с его гармоничным сочленением частей, удачно найденными пропорциями — выставка не перегружена объектами, но их интересно рассматривать, в ней достаточно разных тем, смыслов и способов их выражения, виден масштаб, но сохраняется то ощущение легкости и воздушности, присущее и двухсотлетней постройке Бетанкура.

По словам де Зегер, ее выставка — о времени, пространстве и нашем восприятии этих категорий. Проект связан с сегодняшним временем и Москвой, хотя российские художники составляют не больше пятой части от общего числа участников. В нем много политического и социального подтекста («хорошее искусство всегда политизировано», уверена Катрин), иногда очевидного, как в коллаже ирландца Тома Моллой, составленном из тысячи фотографий протестных демонстраций, иногда завуалированного, как в изуродованных книгах Аслана Гайсумова, которые должны метафорически передать боль и трагедию войны. Катрин де Зегер открещивается от обвинений в феминизме, но признает, что в ее выставках всегда женского чуть больше, чем мужского. И этот женский подход ощущается в особом внимании к деталям, в обилии тканей в отобранных инсталляциях и в том, как серьезные темы получают изящное декоративное воплощение, будь то проблемы экологии в снимках азербайджанского фотографа Рены Эффенди или сцены кровавого насилия, заключенные в форму порхающих бабочек у ирано-германской художницы Парасту Форухар.

Альфредо и Исабель Акилисан. Прохождение: проект другой страны, 2013

Фото: Дмитрий Лыков

Среди семидесяти с лишним участников основного проекта не так много знаменитостей, и это тренд всех мировых биеннале — акцентировать идеи, а не имена, создавать симфоническое звучание, оставляя сольные шоу устроителям специальных программ, выводить на авансцену молодое поколение или даже откровенных аутсайдеров, как сделал в этом году в Венеции Массимилиано Джони. По словам де Зегер, биеннале — это пространство для эксперимента, а не альтернатива музею. «Нам нужны свежий взгляд на мир и постоянное узнавание, открытие друг друга», — говорит она. Тем не менее в основном проекте есть и крупные имена — например, палестинско-британская художница Мона Хатум. На нижнем этаже Манежа свисает с потолка ее «Паутина» из хрустальных шаров. Эта работа о том, что важно для Зегер, — о взаимодействии, отношениях друг с другом, взаимосвязи людей и событий. Каждый шар отражает соседние шары, в каждом из которых, в свою очередь, отражены все остальные — красивая метафора общественного устройства и аллюзия на древнюю буддийскую концепцию строения Вселенной в виде сети из драгоценных бусин, появившейся по воле бога Индры.

Еще одна звезда биеннале — китаец Сун Дун, который воссоздал в Манеже инсталляцию «Не выбрасывай!», два года назад показанную в нью-йоркском Музее современного искусства. Бытовые предметы из дома его матери, сопутствовавшие ей на протяжении всей жизни, представлены как размышление о свойствах памяти, о трауре и потерях, о многих жизненных событиях, воспоминания о которых наделяют бытовые безделицы свойствами магического талисмана.

Аслан Гайсумов. Из серии «Война», 2011

Фото: Дмитрий Лыков

В отличие от инсталляции Сун Дуна большая часть объектов создавалась специально для Московской биеннале, иногда — прямо на месте и из местных же материалов. Пример — большая инсталляция «Прохождение: проект другой страны» работающей в Австралии филиппинской пары Альфредо и Исабель Акилисан, для которой в Москве собирали старые лыжи и калоши, а у одного частного художественного фонда позаимствовали расписные сани. Размышление художников о путешествиях, реальных и вымышленных, о глобальной миграции и связанных с ней личных историях вылилось в торжественное шествие через пол-Манежа, которое начинается с детских ботиночек, растет и превращается в обозы, груженные скарбом.