Читать интересную книгу Заклятие - Буало-Нарсежак

— Уверяю, что…

— Нет, я знаю твои доводы. Но ты здесь… и я не хочу, чтобы мы пререкались… по крайней мере, теперь.

Она вдруг засмеялась так по-детски, что мои страхи прошли. Мы вновь превратились во влюбленных, открывающих радость ласк после сладострастной схватки.

— Я ждала тебя каждый день, — произнесла она. — При отливе не смела ступить за порог, жила взаперти, как монахиня. Даже ночью надеялась, что придешь.

— Ты работала?

Она повернулась ко мне. Ее глаза были совсем рядом и от этого казались громадными.

— Работала? Думаешь, можно работать, если прислушиваешься к малейшему шороху, когда слышишь, как часы отбивают каждый час? Если бы ты меня любил, малыш, ты не задавал бы таких вопросов.

— Но… я люблю тебя.

— Нет, раз можешь жить так, как если бы меня не существовало.

Это была правда. Я не любил ее такой любовью, когда любишь всей плотью, всем трепетом сердца. И спрашивал себя, глядя в эти серые глаза, отливающие перламутром поднятой со дна морской раковины: сколь многолика может быть любовь?

— Я приезжаю, уезжаю, — сказал я, — думаю о тебе… про себя. Она толкнула меня в лоб своим лбом.

— Дурачок, про себя, значит, ты только вспоминаешь обо мне. Но вспоминают об отсутствующих! Ты же у меня вот здесь, всегда. Дверь скрипнула — это ты. Пол затрещал — это ты. И когда вдруг тебя нет, я замыкаюсь, чтобы сосредоточиться, и ты вновь тут как тут. Неужели не случается, что ты вдруг хочешь меня?

— О да! Часто.

— Так вот. В эту минуту я тебя притягиваю к себе. И видишь, я знала, что сегодня утром ты приедешь. Весь вечер я старалась изо всех сил.

— Веришь в телепатию?

— Да. Потому что верю в любовь.

Наше дыхание смешалось. Мне стоило вытянуть губы, и я мог прикоснуться к ее губам. Мы шушукались, как заговорщики, к заговору она меня и подталкивала, хотя безуспешно.

— Ты не покинешь меня больше?

— Будет тебе, — сказал я не без злости. — Как же я тебя покину, если ты способна вернуть меня своей властью? Я и в самом деле твой пленник.

— Не издевайся. Мне не нравится твое настроение. То же самое говорил и Виаль. Когда ты придешь опять?

Очарование рассеялось, нужно было спорить, доказывать ей, что меня ждут больные коровы в Жирардо, что мне срочно следовало ехать на ферму Гран-Кло. Она не признавала строгих графиков и расписаний. Возможно, опасалась, что за моими обязанностями скрывалось желание защитить свободу? Может, догадывалась, что на том берегу живет совсем другой человек, подозрительный, неуравновешенный, в любую минуту готовый от нее ускользнуть?

— Как можно скорее, — сказал я.

— Тебе хочется приехать?

Я чмокнул ее, чтобы скрыть раздражение. Она мне казалась неумной, когда тревога заставляла ее быть настойчивой, терять скромность. Я оделся.

— Ты лечишь Ньете по моему рецепту?

— Ты мне не ответил, — сказала она.

— Я взял на себя ответственность за это животное.

— Нет, ты отвечаешь прежде всего за меня. Ньете болеет, потому что ты заставляешь страдать меня.

Я не сумел подавить улыбку. И только много позже понял, насколько серьезно говорила Мириам. Она встала, завернулась в халат и открыла дверь гепарду.

— Ронга тоже болеет. Мы втроем болеем из-за тебя… Пойдем выпьем кофе.

— Но уже почти полдень, — заметил я. — Ясно, почему вы болеете. Едите неизвестно когда и неизвестно что.

— Мне хочется кофе.

Она скатилась по лестнице, насвистывая по-мужски, гепард вился около нее. Я тоже спустился и вошел в гостиную. Тут же машинально поискал глазами картину, которая стояла повернутой к стене. Но она исчезла. «Уничтожила», — подумал я. Странно. Почему уничтожила? Я прислушался. На кухне Мириам звенела чашками. Я быстро стал рыться среди картин, лежавших грудами тут и там. Я помнил ее формат; будь она в комнате — я сразу заметил бы ее. В полной тишине я ожесточенно рылся в картинах, как если бы этот эскиз стал для меня чем-то важным. Странные и смутные подозрения, охватившие меня некоторое время назад, оживали вновь, а мне нужна была уверенность.

— Тебе крепкий? — крикнула Мириам. Я вежливо ответил:

— Как всегда.

Из-за этих глупых поисков мне стало стыдно, но я ничего не мог поделать со своими руками. Я, как вор, метался с места на место. На столах ничего. Неловким движением я свалил груду рисунков, они рассыпались, полетели карандаши, блокноты с эскизами.

— Что ты там вытворяешь? — спросила Мириам.

— Пытаюсь откопать свободный стул.

Я собрал рисунки, подобрал блокноты. Из последнего выпали две фотографии. Я поднял их и так и замер, полусогнутый, онемев. На первой была изображена Элиан. Моя жена в сером шерстяном платье склонилась над кустом роз с секатором в руке. Ее сфотографировали в профиль, вероятно, на расстоянии нескольких метров от ограды. На второй… угол дома и колодец.

— Извини, дорогой, — бросила Мириам, — что заставила тебя ждать; не знаю, куда ушла Ронга.

Я запихнул фотографии в блокнот и попытался набить трубку. Пальцы так дрожали, что пришлось от этого отказаться. Я замер у мольберта, но забыл, что было изображено на только что задуманной картине. Я слышал, как звенят чашки на подносе и чуть слышно шлепают тапочки Мириам.

— Нравится? — бросила Мириам.

— Да, очень.

— Хорошо передано движение.

Я стоял к ней спиной, и мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы подойти к подносу. Грациозным жестом Мириам наливала кофе. Она покрасила волосы в серебристый цвет и походила на маркизу. Гепард прилег у ее ног. За занавесками летала муха. Да это просто сон. Конечно, я сплю! Я проснусь у себя дома, в реальной жизни, и все пойдет своим чередом.

— Два куска? Сахар упал в чашку.

— В отношении Ньете, уверяю тебя, что ничем не пренебрегаю. Бывают моменты, когда она меня беспокоит. Выйти с ней нельзя — она может загрызть какую-нибудь собаку или кошку. Представляешь, какие будут неприятности!

Я слушал ее голос, видел ее лицо. Это была Мириам — женщина, которую я знал, которую любил.

— Ей, возможно, нужен самец, — сказала она. Ее цинизм поверг меня в ужас. Я поставил чашку.

— Уже поздно. Я только… и успею…

Я бы убежал, если бы посмел. Но я знал, что вернусь, буду задавать вопросы, докопаюсь до истины. Она обняла меня за талию, прижалась головой к моей груди.

— Франсуа… я не могу без тебя, Франсуа. Может быть, потому, что не могу тебя удержать. Теперь буду ждать… ждать. Быть вдовой — мое призвание!

Я поцеловал ее волосы и сделал вид, что убегаю, расстроенный, но был счастлив забраться в малолитражку. Я хотел поскорее остаться один, чтобы подумать. На лобовом стекле у меня, как на экране, появились фотографии. Роза… протянутая рука… секатор… колодец… Элиан… колодец… К счастью, дорога была пустынна, я вел машинально, ничего вокруг не замечая. Перед глазами стояли только две фотографии — такие четкие, что я различал тень Элиан, черную тень на аллее. Фотографию, очевидно, сделали сразу после полудня. Кто? Разумеется, не Мириам. Она слишком тяжела на подъем и, главное, не рискнула бы из-за встречи со мной. Знает, что я сразу бы порвал с ней. Остается Ронга?.. Именно так. Мириам так хотелось все узнать! Дом мой она уже рисовала… Я вспомнил эскиз, который исправлял… Она направила Ронгу, та сфотографировала Элиан через забор. А колодец?.. Зачем понадобился колодец?.. Почему исчезло полотно с карьером?

Я подъезжал к Гуа. Вода уже начала заливать дорогу. Я слишком задержался. Этого мне только не хватало! Я чувствовал себя совершенно обессиленным, как если бы потерял много крови. Я прошелся пешком до склона. Поток воды уже устремился от одной мачты к другой, волны вытягивались светлыми полосами, здесь море пенилось. Противоположный берег казался недоступным. Я быстро подсчитал — раньше девяти, даже половины десятого, не переберусь. Я решил было позвонить. Раньше я целыми днями пропадал на работе. Но это было до Мириам, до несчастного случая… В те времена мне бы в голову не пришло никого предупреждать. Между мной и Элиан не было тогда той нежности, тех близких отношений, которые установились в последние дни. Сейчас я боялся телефона. Элиан почувствует, что я многого не договариваю, и начнет волноваться. Один на песчаном берегу, я вглядывался в противоположный берег, простиравшийся до Бурнефа и терявшийся в дрожащем воздухе. Я стоял, бессильный что-либо предпринять, а в это время Элиан подверглась… Чему? Я не знал, но смутно ощущал грозящую ей опасность. Я окунул в воду руку и тупо уставился на нее, глядя, как она подсыхает, — впечатление такое, будто прохладная перчатка стягивает кожу. Я медленно поднялся к машине. Броситься бы в низко растущий чертополох среди дюн! Пьянящая пустота в душе… Вернуться в Шезский лес — не может быть речи, никакого желания вновь увидеться с Мириам. Слишком многое следовало прояснить. Пересечь на лодке? Но течение вынесет на середину залива. Найти моряка в Барбатре? И ему объяснить, что… И мысли какие-то нездоровые. Я вновь сел за руль. Проще всего вернуться, остановить машину на той стороне острова, которая обращена к океану, найти ложбинку среди песков и заснуть до вечера.