Читать интересную книгу Орёлъ i соколъ - Лебедев Andrew

– Потому что в Москве люди не должны раздражаться от напоминаний, что в Чечне война, и начальство наше не хочет, чтобы в Москве об этом наше уродство им напоминало!

– А в Ростове, значит, можно! Пусть в Ростове раздражаются!

– Гена, ты, бля, как дитя малое, Москва ж столица!

– Тем более. Я так говорю тебе, как парню с Москвы – вся эта ваша Москва нас всех достала, как твой Достоевский…

– Кстати, тут Достоевский один в нашем госпитале тоже лежал.

– Знаю. Это однофамилец того, что про каталу роман написал. А нам от этого-то что? Вот маманя ко мне с сеструхой приедут. Что, нельзя было меня в наш Горьковский госпиталь отправить? Мамане с Валькой два дня на поезде пилить. А так бы ко мне каждый день ходили… Ну и что? Умное твое начальство в Москве – эти Ельцин с Путиным?

Мельников не стал отвечать, но, закрыв глаза, попытался думать об Ольке…

Один раз она приезжала к нему в учебку. Еще, разумеется, до Чечни. Ребята тогда раззавидовались. Все приставали, – расскажи, да расскажи. В учебке вообще – ни стариков, ни дембелей нет, если не считать сержантов – командиров. А так, все ребята на год – два моложе его, неженатые, многие вообще девчонку за грудь не трогали никогда. И как свет в казарме погасят, все давай про секс сочинять!

Распаляют друг дружку небылицами разными, про то, как училку в девятом классе оттрахали, или как заехавших к ним в село студенток жарили-пережарили… А он, Мельников, студент третьего курса, уже мужик: два три года разницы, когда тебе восемнадцать – это как десять лет разницы, когда тебе сорок… Юная десантура восемнадцати лет так разволновалась, его Ольку увидав, что и покой потеряла, – расскажи, да расскажи! Дикие какие-то, будто молодую женщину первый раз увидали, в самом деле…

Мельников вдруг придремал немножко. Так, минуток на несколько. Приятно так придремал. И приснилось ему, что он летает. А летает в церкви. Будто в правом приделе того храма, где еще бабушку отпевали, когда он маленьким совсем еще был, так же стоит открытый гроб. А лежит в этом гробу он – сержант Мельников. В новеньком камуфляже с сержантскими лычками на погонах, с медалью "За Отвагу" на груди… Лежит он в гробу совсем бледный, в скрещенных руках бумажная иконка и свеча. Лежит, а видит он себя со стороны. И что интересно, все чувства его – глаза и уши – как бы могут летать по всему храму отдельно от тела. Вот поднялся он под купол храма и принялся разглядывать узкий служебный проход, опоясывающий подкупольное основание, и задумался, а как же сюда залезают? Однако тотчас заметил маленький лаз, прикрытый чем то вроде дверки, и сообразил: а-а-а, это они снаружи, с крыши храма сюда залезают, если что… Потом, полетав еще от одной росписи, к другой, внимательно разглядывая каждую трещинку на стене, каждый отколуп штукатурки, он опустился вниз и подлетел к хорам, что расположились на антресоли, покрывающей центральный вход. Он подлетел, и стал разглядывать регента, ритмично взмахивающего руками и худым лицом своим как бы сопереживающего каждой нотке и радующемуся каждому рождающемуся звуку..

Мельников глядел на поющих женщин, старых и молодых. Головы их были покрыты платочками. Шелковыми, газовыми… разными. И были они все разные. Красивые и некрасивые. Но лицо каждой из певчих было серьезно и – такого слова Сашка ранее не употреблял – о-ду-хо-тво-ре-но.

Он полюбовался на женщин и полетел к алтарным воротам. В раскрытых створках он увидал четверых священников, они окружили престол и, растянув над ним золотое парчовое полотнище, делали им некое колыхание. И тут Мельникова что-то затормозило. Он не смог влететь туда – сквозь алтарные ворота. И остановившись, стал пятиться и полетел назад. Назад и направо – туда, где стоял гроб. В котором лежал он – в новеньком камуфляже и с медалью "За отвагу" на груди.

– Ах, ну и приснилось мне…

– Что приснилось, дорогой? – спросила тетя Люба, санитарка, некрасивая добрая женщина, без которой большинство из них – раненых и неподвижных, не могло теперь обойтись, без ее ловких и добрых рук, трижды в день заботливо вынимающих из-под их жарких тел холодный белый фаянс госпитального инвалидного мини-унитаза…

– Да вот приснилось, что в церкви я летал…

– Это душа твоя летала.

– И как будто умер я…

– Ну, значит, не скоро теперь помрешь.

– А вот летел, летел, а в алтарь – не могу…

– Знаешь, когда выпишешься, сходи-ка ты в церковь, сержант Мельников – божий человек. … …

Глава 6.

1.

В лагере, где преподавал взрывное дело Ходжахмет – курсантами были одни лишь девушки.

И всех девушек обязали закрывать лицо.

Не из-за того, что так велит закон Шариата, а скорее потому, что тут могли быть внедренные агенты ФСБ, которые потом вполне могли по памяти восстановить фотороботы курсанток, будущих девушек – снарядов.

Распорядок жесткий. Молитва пять раз в день. Еда – три раза в день. Подъем, молитва. Утренние теоретические занятия. Молитва. Завтрак. Снова занятия. Потом обед и практические занятия на полигоне. Снова молитва. Еда. Занятия. И так до позднего вечера.

Кроме Володи-Ходжахмета – остальные преподаватели – арабы или турки. Уроки вели на русском языке. Это не Афганистан – это Чечня!

Преимущественно крутили специальные видеофильмы. Но и много показывали на учебных стендах и муляжах. Спонсоры на обучение денег не жалели.

Инструкторы требовали, чтобы девушки делали записи в конспект. Но не все девушки, как выяснилось, умели писать.

– А вы рисуйте, – сказал на это Володя Ходжахмет..

У преподавателей, как и всех курсанток, были клички. Или, говоря официальным языком – позывные. У одной курсантки, например, был позывной Красная Шапочка.

Почему Красная Шапочка? Потому что красивая, наверное. Клички курсанткам не Володя давал, это была обязанность начальника безопасности.

Начальник безопасности лагеря, позывной Смоки, когда их привезли – пять новеньких курсанток, особо не раздумывал, когда сказал:

– Ты, красивая, будешь теперь Красная Шапочка, а имя свое старое – забудь, и как выйдешь отсюда, паспорт мы тебе дадим уже совсем на другую фамилию… Если выйдешь…

Девушки друг с другом почти не общались. Красную Шапочку поместили в палатку с маленькой остроносенькой курсанткой по кличке Белка. Белка чем-то напоминала Красной Шапочке ее младшую сестренку, оставшуюся в Дикой-юрте… Такая же маленькая. Может, чуть постарше. Белка как раз и не умела писать. Ей Ходжахмет и посоветовал больше рисовать. Красная Шапочка заглянула к Белке в конспект и увидала там среди каких-то немыслимых каракулей – красивые рисунки домов и деревьев. Домашних животных и цветов…

Белка постоянно отвлекалась на посторонее. Когда Ходжахмет или его сменщик Ливиец рассказывали, как закладывать мину под автомобиль или как минировать железнодорожные пути или телеграфные столбы, рисуя схему закладки боеприпаса, Белка начинала рисовать рядом с рельсами цветы и бабочек на этих цветах. Ребенок!

Красная Шапочка добросовестно хотела выучить всю науку о взрывном деле. Она тянула руку, как в школе, когда ей было непонятно. И Ходжахмет терпеливо повторял.

– Инициирующие взрывчатые вещества, к которым относятся азид свинца, красный фосфор, гремучая ртуть и другие химические соединения, будучи заложенными в небольшом количестве в детонаторы фабричного производства, призваны инициировать взрыв более инертных или бризантных взрывчатых веществ, таких как тринитротолуол, аммонит, аммонал, динамит, пластид и так далее… В инициирующих взрывчатых веществах в подрывном деле используется их способность взрываться от нагревания, трения или удара. По этому принципу и действуют различного рода детонаторы, электрические, огневого способа подрыва и ударного механического.

Держа в руках тоненькую блестящую трубочку электродетонатора, Красная Шапочка спросила:

– А если на задании я потеряю детонатор, то я могу его чем-то заменить?

Курсантки с завязанными лицами обернулись к ней двумя десятками черных глаз.

– Это хороший вопрос, – сказал Володя Ходжахмет, – но вы старайтесь не терять детонатора.

– А если откажет? – не унималась Красная Шапочка.

– А на случай отказа в минах мы предусматриваем дублирующие системы подрыва. Так, в четырехсотграммовой шашке заводского изготовления, как вы заметили, делается три гнезда для ввода детонаторов, а в пластидовый заряд можно вставить сколько угодно, хоть десять… Один – да сработает!

Красной Шапочке очень нравились занятия по огневой подготовке.

Девушек учили стрелять из пистолетов. Из пистолетов почти всех систем и калибров, что использовались в современных армиях и полицейских подразделениях.

Ей нравилось стрелять из "макарова". Он был такой… Такой… милый… И когда после стрельбы она разбирала его, он так приятно пах пороховой гарью.

Она любила тереть его. Терла белыми ленточками ветоши. Терла, как терла бы любимые места у своего мужа… или ребенка, если бы он у нее был.