ЛЕТО 1456 ГОДА
Целый долгий год я сносила одиночество, боль и отвращение, но все же обрела его, это долгожданное бремя, оказавшееся столь тяжким. Старой няньке Эдмунда буквально не терпелось, чтобы в семействе Тюдоров родился еще один мальчик, а потому она каждый месяц навещала меня с вопросом, были ли у меня месячные, словно я — любимая кобыла, которая должна произвести на свет племенное потомство. Нянька прямо-таки мечтала о том дне, когда я наконец-то отвечу «нет», и ей разрешат ощупать меня своими толстыми старыми пальцами и убедиться, что ее драгоценный «мальчик» свой долг перед семьей действительно выполнил. Но я в течение долгих месяцев вынуждена была разочаровывать старуху и наблюдать, как мрачнеет ее морщинистое лицо. И вот в конце июня ее желание исполнилось; когда я призналась, что месячные у меня не пришли, она прямо в спальне рухнула на колени и стала горячо благодарить Господа и Пресвятую Богородицу за то, что теперь у Тюдоров будет свой наследник, который спасет Англию, поскольку Ланкастеры вновь воцарятся на троне.
Сначала я решила, что старуха то ли невероятно глупа, то ли просто спятила, но когда она бегом бросилась сообщать моему мужу и его брату Джасперу о моих «успехах», они оба тут же примчались ко мне, похожие на чрезвычайно возбужденных мальчиков-близнецов, и принялись громко меня поздравлять. А потом постоянно спрашивали, не хочу ли я поесть чего-нибудь особенного, тихонько прогуляться по двору или лишний часок отдохнуть, не стоит ли послать за моей матерью. И я поняла: для них это зачатие — спасение всего нашего дома и первый шаг к королевскому величию.
В ту ночь, только я преклонила колена для молитвы, ко мне снова явилась Жанна. Наконец-то! И все предстало так ясно, будто это был сон наяву, и только солнце показалось мне слишком ярким, каким оно бывает во Франции, а не тусклым и скрытым серой пеленой, как в Уэльсе. Мне привиделась Жанна не в тот момент, когда она шла к эшафоту; нет, это была поистине чудесная картина: моя возлюбленная героиня была в полях, в дни ее юности, когда Господь призвал ее к величию. Я словно стояла рядом с ней и ощущала мягкую траву под ногами, меня слепила синева чистых небес. Раздался колокольный благовест; колокола звучали для меня, точно живые голоса. Затем я услышала пение ангелов, увидела яркий мерцающий свет и, закрыв глаза, уронила голову на свое роскошное покрывало на постели, но тот слепящий свет по-прежнему жег мне глаза словно изнутри. Я была совершенно уверена, что наблюдала, как Жанну призвал Всевышний, а вместе с нею — и меня. Господь хотел, чтобы Жанна служила Ему, а теперь Он хочет, чтобы и я Ему послужила. Настал мой час, и Жанна, моя возлюбленная героиня, указала мне путь. Я вся дрожала от страстной жажды святости, и то жжение, что возникло у меня под веками от яркого божественного света, охватило теперь все тело; я прямо-таки горела в этом святом огне, и он, несомненно, достиг и моего чрева, где рос мой ребенок, где душа его пробуждалась навстречу жизни.
Сложно сказать, как долго я простояла на коленях, шепча слова молитвы. Никто меня не прерывал, и мне показалось, что я целый год провела так, охваченная этим священным огнем; когда же наконец я осмелилась открыть глаза, то, изумленно моргая, обнаружила перед собой лишь пляшущее пламя свечи. Я медленно поднялась на ноги и прислонилась к столбику кроватного полога, чувствуя слабость в коленях, вызванную этим откровением и внезапным ощущением собственной святости. Потрясенная до глубины души, я присела на краешек постели и стала гадать, каковы же истинная природа и цель моего призвания. Жанна была призвана спасти Францию от завоевателей и посадить на трон истинно французского короля. Должна же быть какая-то причина того, что я оказалась рядом с ней в полях Домреми, что всю жизнь я видела ее во сне и мечтала о подобной участи. Может, и я призвана спасти свою страну, как она спасла Францию? Может, и я призвана спасти Англию — от опасности, от нестабильности, от бесконечных войн — и посадить на трон истинно английского короля? И я поняла: когда наш король Генрих умрет, то, даже если его сын и сумеет выжить, именно мой мальчик, тот, что растет сейчас у меня в животе, унаследует трон Англии. Теперь я твердо это знала. И твердо знала, что у меня будет мальчик. Теперь я поняла смысл своего видения. Да, именно мой сын взойдет на английский престол. И благодаря его правлению ужасы бесконечных войн с Францией останутся в прошлом. Родив его, я возведу его на трон и стану руководить им и направлять его от имени Господа нашего, я научу его любить и понимать слово Божье. Это предначертано мне свыше: я должна сделать своего сына королем Англии, и тогда те, кто смеялся над моими видениями и сомневался в моей избранности, будут называть меня «ваше высочество», «королева-мать». И я буду подписываться «Margaret Regina» — королева Маргарита.
Положив руку на свой живот, по-прежнему совершенно плоский, как у девочки, я тихо промолвила:
— Король… Ты станешь королем Англии.
Я была уверена: ребенок меня слышит и понимает, что ответ за его судьбу, а вместе с тем и за судьбу всей Англии мне держать перед самим Господом, который отныне назначил меня хранительницей будущего короля.
Твердая убежденность в том, что мой сын, которого я ношу в чреве, станет королем и тогда каждый будет почтительно склонять предо мною голову, очень поддерживала меня в первые месяцы беременности, когда по утрам меня мучили тошнота и слабость, а потом весь день я ощущала себя совершенно разбитой и глубоко несчастной. Стояла жара; Эдмунд каждый день объезжал поля, где крестьяне занимались уборкой сена, и отгонял от границ наших владений тех, кто нагло хотел чем-то поживиться или нанести нам иной урон. Например, Уильям Херберт, яростный сторонник Йорка, полагал, что сможет безнаказанно прибрать к рукам весь Уэльс, пока король Генрих погружен в свои загадочные сновидения. Херберт со своим войском прошелся по нашим землям и собрал налоги, ссылаясь на то, что якобы регент Йорк именно его назначил теперь правителем Уэльса. И он, кстати, действительно был поставлен на эту должность своим старым приятелем графом Уориком, однако задолго до этого сам король Генрих поручил нам, Тюдорам, править Уэльсом, и мы с той поры и по сей день честно исполняли свой долг независимо от того, пребывает ли король в сознании или по-прежнему спит. Получалось, что и Херберт, и Тюдор имеют право называть себя законными правителями Уэльса, поскольку оба действительно оказались назначенными на эту должность, хотя и в разное время; но, если судить по справедливости, Тюдорам эта привилегия была дарована королем и принадлежала им по праву, а Херберту — нет. Господь тому свидетель; и я чувствовала, как Он улыбается в ответ на мои здравые рассуждения.