Она рассмеялась.
— Такой ты мне нравишься куда больше, Фани, чем когда я тебя видела в последний раз. Если ты не забыла, у меня удобная карета, выспишься. И голодом я тебя морить не буду. А то действительно, позеленеешь — какой с тебя тогда толк? Что касается мытья… — с её руки опять сорвалась зелёная лента магии, и я почувствовала, как не только с тела уходит пот и грязь, но и платье расправляется, приобретая вид нового и аккуратно отглаженного. — Этого заклинания тоже не помнишь?
Я покрутила головой. Уж не знаю, чем руководствовалась в выборе оставляемых мне заклинаний бывшая хозяйка тела, но этого, вполне безобидного, среди них не было. Получается, просто надёргала случайным образом, чтобы формально выполнить клятву? О клятвах я имела весьма смутное представление, в то же время Эстефания наверняка в них разбиралась.
— Научите? — спросила я, памятуя, что бытовые и внутрисемейные заклинания можно передавать, не подвергая себя опасности очутиться на плахе.
— Нежелательно, — нахмурилась тётя. — Ты его знала. Когда блок снимут, а его обязаны снять, произойдёт наложение, а это не есть хорошо. Всё равно это заклинание часто на себе или другом использовать нельзя. Что ты помнишь?
Я перечислила, умолчав только о тех двух, которые точно были семейным достоянием — по переносу души и целительскому восстановлению тела, и то не потому, что хотела утаить, а потому что они неожиданно подпали под клятву и сказать о них я не могла.
— Негусто, — подвела итог графиня. — Не переживай, дорогая. Всё восстановим.
Возможно, возвращение в город, из которого я день назад убежала, было не самым разумным шагом. Но те сведения о местной действительности, которые у меня имелись, никак не способствовали выживанию без поддержки. Ни профессии, ни знаний, годных для заработка не было. То, что знала и умела я, в этом мире использовать было проблематично — слишком далеки мы были как по менталитету, так и по уровню технологий. Денег, вырученных с жемчуга, на какое-то время хватит. Но что потом? Строго говоря, вообще удивительно, что удалось выбраться, не вляпавшись в никакие неприятности, за исключением Диего. Но и тот удачно стряхнулся с хвоста.
У графини Хаго я была единственной родственницей, так же как и она была единственным близким человеком герцогини Эрилейской, зла племяннице она точно не желала и разбиралась в происходящем куда лучше меня. Правда, возникал вопрос, считать ли меня её племянницей. И что окажется важнее для графини Хаго, если она точно убедится в обмене: узы крови или душа? Само заклинание тоже вызывало вопросы. Честно говоря, я не могла представить, для чего вообще было создавать подобное, да ещё и без возможности отменить действие: не принимать же всерьёз версию, что предки Эстефании готовили для неё побег за много столетий до оного. Да и какой смысл в таком побеге? В другой мир, без возможности отомстить подставившего?
Размышляла я об этих странностях недолго. Карета с гербом Хаго действительно оказалась куда комфортней дилижанса, в котором я добиралась до Фрумоны. Она была солидных графских габаритов, и внутри нашлось два мягких диванчика, на одном из которых устроилась я, а на втором — тётя. Горничную она безжалостно выставила на козлы к кучеру. Но как мне показалось, девушка этому только порадовалась: день был солнечный, не очень жаркий, но и не прохладный, а кучер — моложавый и симпатичный.
Карета мерно колыхалась, и я ожидаемо уснула, добирая то, что не добрала ночью. Сон был странный: я искала и находила крошечные обрывки нитей, связывала их, досадуя, что часть безвозвратно потеряна, но нитки находились новые, и сматывала в клубок. Почему-то это казалось необычайно важным, словно от этого зависела сама моя жизнь. Клубок становился всё больше. Более того, к тем нитям, что собирала я, приматывались другие, самых разных расцветок — от похоронно-чёрных до ярких цветочных. Я их сматывала, сматывала и сматывала. Занятие, если подумать, было совершенно дурацким, я даже вязать не умела, так зачем мне клубок? Но проснулась я, столь живо ощущая тяжесть в руках, что даже удивилась, когда ничего там не обнаружила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Окончательно пришла я в себя, когда мы уже подъезжали к Труадону, до этого я всё делала почти не просыпаясь, даже ела. А тут поняла, что спать больше не хочу и что мне срочно надо умыться и расчесаться. И если с первым пока было проблематично, то исполнить второе желание было в моих силах. Я расплела косу и начала водить по длинным шелковистым волосам расчёской.
— Коса — слишком простонародная причёска, — заметила тётя.
— Так я и собираюсь играть роль горничной, — напомнила я.
— Для горничной она тоже слишком простонародная. Косы характерны для сельских жительниц.
— Ничего, поработаю на вас, пообтешусь, не буду больше напоминать деревенщину.
Она рассмеялась, но смех тут же застыл у неё на губах, потому что дверца движущейся кареты распахнулась и туда как к себе домой ввалился Его Величество Теодоро Второй.
Глава 7
Я смотрела на Его Величество и чувствовала себя кошкой. Нет, не той, которая может смотреть на короля, а той, перед мордой которой поставили миску со сметаной, но на таком расстоянии, что можно только нюхать, а дотянуться нельзя. Нет, теоретически можно было дотянуться и попробовать, но расплата за это следовала незамедлительно как разбитым сердцем, так и уничтоженной репутацией.
— Какая неожиданная встреча, — издевательски произнёс Теодоро, прервав молчание. — Хотел побеседовать с графиней Хаго о том, где может скрываться её племянница, а они оказались вместе. Удачно, не правда ли, дамы?
Он захлопнул дверцу и уселся на диванчик рядом со мной, причём не подальше, а бок о бок, так что его бедро оказалось вплотную к моему. Обращаться так с герцогинями, даже беглыми? Я возмущённо посмотрела на незваного спутника, но всё его внимание было уделено нахмурившейся тёте. Пришлось спасаться самой, отодвинувшись к стенке. В отместку я продолжила расчёсывать волосы. Конечно, это неуважение, но кто не уважает нас, не может рассчитывать на уважение от нас.
— Заявляю протест, Ваше Величество, — вдохновенно сказала тётя. — Права моей племянницы были нарушены.
— Не гневите Двуединого, донья, — усмехнулся король. — Вы лишены опекунства, поэтому я имею право распоряжаться будущим Эстефании.
— Не имеете, — неожиданно отрезала тётя.
— После того как она пыталась меня отравить? — он повернулся ко мне, и расчёска застыла у меня в руках. — Неужели вы не поделились с тётей, что вы натворили?
— Я даже не успела с ней поделиться тем, что вы мне сделали непристойное предложение, — не удержалась я, вызвав своими словами возмущённый «ах» от тёти. Правда, для меня осталось неясным, возмущалась она поведением короля или тем, что я об этом так спокойно упомянула. — Не успела я добраться до Фрумоны, как леди Хаго поступил приказ от вас явиться в столицу.
— У вас была целая дорога для рассказа.
— Я использовала её куда правильней — выспалась. Дорога во Фрумону выдалась не из лёгких, знаете ли, Ваше Величество.
Расчёска скользила по волосам, как лёгкая яхта по морю при попутном ветре. Управляться с такой копной было непривычно, но я справлялась, получая от этого даже некоторое удовольствие. В том числе эстетическое: волосы были нежные, как шёлк, и отливали золотом.
— Вам не идёт этот цвет, Эстефания, — неожиданно сказал король. — С чего вы вдруг вырядились во всё чёрное, как ворона?
Поправлять Его Величество и сообщать, что ворона как раз чёрная не полностью, в отличие от ворона, я не стала. Вряд ли он умилился бы моим орнитологическим знаниям. Скорее, посчитал бы ещё одним оскорблением короны.
— Это траур по моим погибшим надеждам.
— Надеялись красиво умереть на эшафоте? — рассмеялся он. — Другие ваши надежды пока не похоронены. Например, надежде на счастливый брак суждено сбыться совсем скоро.
Я скорчила гримаску, показывающую отношение к навязываемому жениху, и начала заплетать волосы. Пусть тётя считает это деревенской причёской, но косу потом можно уложить на голове и закрепить шпильками, которые я предусмотрительно не стала продавать ювелиру.