Читать интересную книгу Книжник - Франсис Риверс

Я не мог вдоволь наговориться о Нем. Не мог досыта насладиться общением с теми, кто любил Его также, как я. Не мог дождаться, чтобы возвестить заблудшим овцам: «Он есть Христос Божий, Спаситель мира, Пастырь, который приведет вас домой».

По-видимому, тем, что меня сделали членом первого Совета, я обязан своей способности к письму. Конечно же, я был недостоин считаться одним из них.

— Я был Его брат — и Его не знал, — сказал мне Иаков, когда я начал отнекиваться. — Он висел на кресте, а я даже не подошел, потому что стыдился Его. И все-таки после воскресения Он сам пришел ко мне и говорил со мной.

Иаков стал одним из наших руководителей, также как и Петр, сделавшийся непоколебимым камнем, столпом веры.

С каждой неделей все больше становилось верующих и росло число собраний. Мы множились числом — умножались и наши проблемы. Дьявол хитер — и одно из его многочисленных оружий — сеять раздор. Между иудеями, прожившими в Иудее всю свою жизнь, и пришлыми из Греции, начались споры. Большая часть времени апостолов теперь уходила на приготовления к вечере и улаживание разногласий, а на то, чтобы передавать учение Христа, его почти не оставалось. Они выбивались из сил. Нередки были вспышки раздражения — даже среди них.

— Иисус искал уединения для молитвы! — восклицал Матфей. — Ему нужно было остаться наедине с Отцом! А я не могу найти для себя ни одной свободной минуты!

— Мы остаемся одни только среди ночи, — стонал Филипп.

Иоанн откинулся назад.

— А я к этому времени так устаю, что не то, что молиться — думать не в состоянии.

— Господь всегда находил время, — Петр шагал взад-вперед. — И мы должны найти.

— У людей столько нужд!

Мы с Иаковом и Иудой немало говорили об этом и молились. Мы старались поддержать апостолов и помочь, как могли, но решение все не находилось.

Однажды кто-то сказал:

— Да сколько можно тащить все на своих плечах — до полного изнеможения? Даже у Моисея было семьдесят помощников!

И я задумался.

— У всякого землевладельца бывают управляющие, которые нанимают работников: пахать, сеять и собирать урожай.

— Да, а у войска есть полководец, и он отдает приказы сотникам, а те уже ведут в бой солдат.

Помолившись вместе, Двенадцать созвали всех учеников. Семерых выбрали печься о столах. С этого дня, к общему благу, Двенадцать целиком посвящали себя молитве и учению Слова.

На собраниях царили мир и радость.

Однако вне их стен, на улицах города, нарастали преследования. Высокопоставленные священники называли нас сектой, уводящей народ от поклонения Господу во святом Храме его. Мы же каждый день собирались в галереях Храма, и, бывало, нас оттуда гнали. Когда мы проповедовали на улицах, нас хватала стража. Стефан, один из семи избранных служителями церкви, совершал чудеса и знамения, которые привели многих к вере во Христа. Некоторые из Синагоги Вольноотпущенников стали с ним спорить. Не в силах же переспорить Стефана, они донесли членам Синедриона, ложно обвинив его в богохульстве. Схваченный, он предстал перед Синедрионом. Слова его возбудили в них такую ярость, что его выволокли за город и побили камнями до смерти.

Горе не остановило распространение Благой вести. Хотя апостолы оставались в Иерусалиме, многих верующих притеснения вынудили покинуть его, рассеявшись по Иудее и Самарии. Подобно семенам, гонимым ветром, слово о Христе прорастало во всяком новом месте их обитания.

Синедрион пытался заглушить свидетельство, но мы пламенели огнем Святого Духа. Каждый день мы шли в Храм, в соседние синагоги, от дома к дому, учили и проповедовали, что Иисус есть Христос-Мессия. Филипп отправился в Самарию. Когда мы услышали, сколько там уверовало во Христа, туда устремились на помощь Петр с Иоанном.

Я же не чувствовал Божьего призыва покинуть Иерусалим, даже после того как меня среди ночи стащили с постели и избили так, что выздоровление затянулось на долгие месяцы.

— Ты хулишь Бога, называя Иисуса Назарянина Мессией!

Шестеро фарисеев перебили вдребезги всю домашнюю утварь, сорвали занавеси, выпотрошили подушки, залили маслом персидские ковры — а тем временем я сносил обвинения, пинки и удары.

— Надо сжечь этот дом, чтобы они тут больше не собирались!

— Если подожжете дом, огонь может перекинуться на всю улицу — и дальше.

— Только заикнись еще о своем лжемессии, богохульник, и я прикончу тебя собственноручно!

Я хотел иметь веру, как у Стефана, и просить, чтобы Бог простил их, но не в силах был даже вздохнуть. Все, что я мог, — это взглянуть в лицо своему гонителю.

Раньше я видел его в Храме — среди учеников Гамалиила. Все мы уже знали это страшное имя — Савл из Тарса.

* * *

В последующие месяцы, пока я выздоравливал, служа тростниковым пером и чернилами, до меня дошла молва об обращении Савла. Я питал мало доверия к людским толкам — ведь я своими глазами видел его лицо, уродливо искаженное гримасой ненависти, и на собственной шкуре испытал тяжесть его кулака.

— Я слышал, он встретил Иисуса по дороге в Дамаск.

Я сразу же вспомнил о происшествии, некогда бывшем со мной, но отогнал эту мысль. Еще говорили, что Савл ослеп. Кто-то утверждал, что он все еще в Дамаске — у человека, который уверовал, что Иисус есть Мессия, в день Пятидесятницы.

Мы знали, что Савл отправился на север в Дамаск с письмами от Синедриона, в которых ему давалось разрешение найти всех приверженцев Пути Господнего, и, взяв под стражу, привести для суда в Иерусалим. Никодим и Иосиф из Аримафеи сообщили нам, что Савл был с убившими Стефана. Я писал письма, чтобы предупредить тамошних братьев об опасности, и уповал на то, что Бог защитит Своих.

Мы услышали, что яростный гонитель принял крещение. Потом пошли разговоры, что Савл проповедует Иисуса Христа в Дамасских синагогах. Был еще слух, что фарисей Савл направился в Аравию. Зачем, никто не знал.

Людям свойственно питать надежды на раскаяние своих врагов, а Савл из Тарса воистину был враг.

Все эти рассказы о преображении Савла вызывали у меня сильные сомнения. Я надеялся, что никогда больше не увижу его лица.

— Савл в Иерусалиме! — сообщил мне Иосия, левит родом с Кипра. Иосию мы прозвали Варнавой — «сыном утешения» — потому что он беспрестанно утешал, ободрял и увещевал в вере всех, даже тех. кто постоянно ныл по поводу обстоятельств.

— Он хочет с нами поговорить.

Ох уж этот Варнава, он всегда слишком хорошо думает о людях. Даже о таких, как Савл из Тарса! Помню, тогда я в первый раз на него разозлился. Я не забыл ни ночи, когда фарисеи ворвались в мой дом, ни боли, мучившей меня на протяжении нескольких недель, пока срастались переломанные ребра:

— Я ему не верю!

— Фарисеи отвратились от него, Сила. Он скрывается. Ты знаешь, что священники отправились в Дамаск на его поиски, и когда они обнаружили его, — он проповедовал в синагоге, что Иисус есть Христос? Они стали возражать, но он приводил доказательства из Писания. Никому не под силу тягаться с ним в знании Закона и Пророков!

Я заупрямился еще больше:

— Лучший способ найти и уничтожить нас всех — это притвориться одним из нас, Иосия.

Варнава изучал мое лицо глазами, которые слишком походили на глаза Иисуса.

— Ты все еще злишься на него за то, как он с тобой обошелся?

Слова его глубоко задели меня, и, стиснув зубы, я отвечал:

— У меня нет права осуждать другого. Как нет его ни у кого из нас. — «А теперь — получи!| — подумал я про себя. — Но мы должны уметь различать. Должны увидеть, какой плод приносит дерево.

Но Варнаву нелегко было провести.

— А как увидеть, если не посмотришь?

— Ты его видел.

— Да. Видел. Он мне понравился.

— Тебе все нравятся. Встреть ты царя Ирода — и он бы тебе понравился.

— Ты боишься Савла.

— Да, я боюсь этого человека. Всякий, кто в своем уме, боялся бы!

— Уверяю тебя, Сила, я — в своем уме, и нам необходимо встретиться с Савлом. Он — верующий. Таких ревностных еще поискать.

— Ну да, ревностный. Видел я, какой он ревностный. Ты сам-то был в Дамаске?

— Нет.

— Я не склонен так быстро, как ты, принимать на веру слова неизвестных мне людей. Что если все это — изощренный заговор, чтобы выследить и погубить Петра и всех остальных?

— Иисус говорил, что не стоит бояться смерти, Сила. Совершенная любовь изгоняет всякий страх.

Эти мягкие слова, сказанные мягким тоном — как ножом полоснули мне по сердцу.

— Ну, что ж, мы с тобой прекрасно знаем, что моя любовь далека от совершенства, верно?

Взгляд его был полон сострадания.

— Что кроется за твоими подозрениями, Сила? Страх или гнев?

Он спросил прямо, и я признался:

— И то, и другое.

— Тогда молись за него. Невозможно ненавидеть человека, когда о нем молишься.