Читать интересную книгу Очень страшная история 2 - Анатолий Алексин

«Так, так… Мое расследование началось с подарка, сюрприза: прокуратуры на станции Антимоновка нет, а значит, нет и следователей этой прокуратуры… Нет и ее сотрудников!»

Вроде бы угадав своим тонким и даже тончайшим чутьем эту мысль, Наташа прижалась к моему плечу, а может, увы, просто его коснулась. И прошептала:

— Глеб не виновен. Докажи это!..

— Ты уверена?

О, как я посмел в ней усомниться?!

Разорвав в клочья своим прожектором вечерние сумерки, подкатила электричка. Мы, говоря агрессивным языком, ворвались в вагон и захватили места.

Покойник, говоря все тем же языком, занял целую скамейку. Он раскинул руки, готовый принять в свои объятия, говоря рифмованным языком, комплименты и аплодисменты.

Рифмы не заставили себя ждать.

— Я вот набросал кое-что… — еле слышно проговорил Принц Датский, прикрывая мягкой застенчивостью твердость своих принципов и физическую силу. — Может быть, тебе, — он обратился, увы, не ко мне, а к Покойнику, — будет приятно?

И прочитал:

В этот день мы ждали, словно хлеба,Чтобы кто-то,смел,но не жесток,Нам помог простить ошибку Глеба…И Покойник в этом нам помог!

Принц Датский был деликатен, как настоящий принц: «преступление» Глеба — если оно вообще существовало — он назвал «ошибкой» и готов был ее простить.

Но прощение следует за виной. А была ли вина? По крайней мере, прокуратуры на станции Антимоновка не было! С этого я и начал проникать в глубь событий.

— Глеб, подойди, пожалуйста, ко мне… — попросил я Бородаева-младшего.

Он подошел с видом несчастным и — более того — обреченным.

— Начинаю свое, так сказать, частное расследование. Поскольку им официально уже занимался следователь… Если, конечно, он следователь!

— А кто же он? — с вызовом, но еще без тревоги спросил Покойник.

Все члены литкружка сгрудились на двух скамейках, так что Покойнику не удалось полусидеть или, вернее, полулежать, а пришлось потесниться.

— Что это ты… завел? — с неудовольствием поинтересовался он.

Ему казалось, наверное, что своим «частным» сыском я хочу заглушить его успех и не дать успеху превратиться в триумф. Покойник явно хотел занять мое место в президиумах! Но я это место уступать не собирался. А главное — он хотел занять мое место в Наташином сердце.

Такого я не мог допустить даже ценою жизни. Поэтому и приступил к делу немедленно:

— Так, так, так… Пока, значит, мы выяснили, что никакой прокуратуры на станции Антимоновка нет. А если бы она и была, то вряд ли бы работала в выходной день. Сегодня ведь воскресенье! Но она вдобавок, как мы уже выяснили, вообще не существует.

— Ты что?! Как это — не существует?! — Покойник обиделся за станцию Антимоновка. — На каждой станции должна быть… Я знаю: у меня брат учится на юридическом факультете.

— У тебя есть брат?

— Почему это у тебя есть, а у меня не должно быть?

Покойник с плохо скрываемым раздражением придирался ко мне: триумфа не получалось.

— Может быть, у тебя сестра, а не брат. Откуда я знаю? Анкету твою не проверял. — Неожиданно у меня возникли в ушах голос следователя, а в глазах — его походка, столь напоминавшие голос и походку… — Произнеси, пожалуйста, две фразы. Всего две, — не то попросил я Покойника, не то приказал ему.

— Что за ерунда? Какие такие фразы?

— Очень простые… Повторяй за мной: «В зале суда они обеспокоятся еще больше. Так что пусть привыкают».

Загипнотизированный моим детективным взглядом, он повторил фразы «следователя», произнесенные по телефону.

— Теперь пройдись, пожалуйста, туда-сюда по вагону…

Загипнотизированный прошелся.

— Так, так, так… — удовлетворенно произнес я. Потому что уже не сомневался, чьи именно голос и походку напоминали мне голос и походка «следователя» несуществующей прокуратуры. Покойника, только Покойника! Я, пока бежал до станции, все раздумывал: на кого же похож «главный»? А оказывается, вот на кого! — Где же сейчас, любопытно узнать, тот следователь несуществующей прокуратуры? — с плохо скрываемым ехидством спросил я. — Почему не пришел на станцию вместе с тобой?

— Остался на даче…

— Как он мог остаться на чужой даче?

— Это дача Племянника Григория и его тети. Он с ними там и остался.

— Так, так, так… Путаешься в показаниях, милый! — с плохо скрываемым торжеством произнес я. — Эта дача теперь принадлежит не Племяннику и не его тете.

— А кому же?

— Кому? Небезызвестной тебе семье Рыжиковых!

— Что-о?

— То самое, милый. Ты накануне приезжал на дачу, чтобы провести генеральную репетицию и заодно содрать с почтового ящика жестянку с вашей фамилией. А впопыхах содрал жестянку с номером дачи. Ну, ошибся… Осенние вечера темные. Бывает! Случается.

Я все настойчивее входил или, точнее, возвращался в роль детектива.

— Ты что, допрашиваешь меня? — с плохо скрываемым возмущением вскричал Покойник.

— Можно сказать и так…

— А по какому праву?

— По праву порядочности, — неожиданно и тихо ответила за меня Наташа.

— Стало быть, твой брат-студент остался на даче?

— Ну да! То есть не брат, а следователь…

— О, как мудры, гражданин Рыжиков, народные поговорки! Вы не замечали? Например: слово не воробей, вылетит — не поймаешь! Правда, воробья тоже поймать нелегко… Но слово еще труднее…

— Почему ты называешь меня «гражданином»? Я пока еще не на суде.

— Вот именно: пока… Пока ты на следствии. Думаю, оно будет успешным!

— Что значит — успешным?

— Значит, все расставит по своим местам. И установит: кто прав, а кто виноват.

— Хочешь объявить меня виноватым? За то, что я вас всех спас?!

— Если спас, мы скажем спасибо. А если… Давайте продолжим. Стало быть, твой брат остался на даче, поскольку она ему и принадлежит. Вы, я полагаю, купили ее у тети Племянника?

— Ничего я не покупал!

— Так, так, так… Не покупал? Ты-то, конечно, не покупал. У тебя и денег таких нет. Купили твои мама и папа. Это понятно.

— Дачу купили? — переспросила Валя Миронова. — Богатые, значит…

И я вдруг вспомнил, что отец ее был вовсе не в пальто, а в старом, поблекшем плаще, хотя уже властвовала поздняя осень, пронизывающая, как говорится, до костей, то есть до самого, можно сказать, скелета. И на все пуговицы отец застегнулся вовсе не ради официальности, а потому, что продрог… Слишком запоздало мы порой познаем истину! И почему мы так часто ощущаем свои недостатки как достоинства, а чужие достоинства как недостатки? Почему порой столь болезненно, тяжко воспринимаем свою нужду, даже если она ничтожна, и столь безболезненно, легко — чужую, даже если она огромна?!

Я заметил то, чего не замечал прежде: Валя всегда ходила в одном и том же платье. Наверное, стирала и вновь надевала, стирала и вновь… Может, она и нормы старалась перекрывать, чтобы когда-нибудь выбиться из бедности, из нужды?

Заодно я заметил, что и свитер Принца Датского был ему короток: рукава обнажали руки чуть ли не до локтей. Значит, и он нуждался? Как-то я раньше не замечал всего этого. Почему? Потому, видимо, что мои родители были научными работниками (не «сотрудниками», как называли себя псевдоследователи, а работниками!). И наша семья не нуждалась. Мы жили, как говорила мама, не богато, но сносно. А Валя и Принц жили, выходит, несносно. Но молча сносили эту несносность… Чтобы скрыть стыд, я поспешил продолжить свое расследование.

— Ты, кстати, вчера договорился с братом, что ключ будет у него в руке, — с грустью из-за все еще не покинувшего меня стыда сказал я Покойнику.

— Договорился?!

— Конечно… Ключ был зажат в руке — и никому не был виден. А ты как-то догадался, что он там. Точнее сказать, ты это знал… Вы договорились вчера на даче.

— Не был я здесь вчера!

— Как же так — не был? Припомни… Ты ведь контролеру сперва вчерашний билет протянул. А потом уж сегодняшний. Забыл, что ли? Запамятовал?

— Да, сначала предъявил вчерашний билет, — подтвердила Валя Миронова. Она всегда была верна «правде жизни».

— Не было этого!

— Контролера или билета?

— Ничего не было…

— Это уж слишком, гражданин Рыжиков. Все было: и контролер, и билет. Не сейчас… А когда мы ехали в Антимоновку. Утром… Кстати… — Это словечко «кстати», я заметил, очень действует на преступников! — Так вот, кстати, вы, гражданин Рыжиков, действительно виноваты перед Племянником.

— Я? В чем?!

— А в том, что он целую ночь просидел под замком. Вы же вчера его заперли. Или это сделал ваш брат, студент юридического факультета, сегодня утром?

— Какой брат?

— Как и у меня, старший!

Такая детективная ирония тоже действует на преступников.