– Ээээ… привет, Кнарра, – отозвался Трий, с усилием сглотнув слюну. Задние ноги независимо от него исполнили несколько плясовых движений, а хвост распушился самым неприличным образом.
Кобылица хитро прищурилась:
– Вижу, ты рад меня видеть?
«Безумно, – с досадой подумал жеребец. – Как нищий корчму: из окна едой тянет, а приходится мимо проходить».
– Что ты здесь делаешь?
– Гуляю, – мурлыкнула нахалка и в доказательство неспешно обошла вокруг замершего жеребца, будто невзначай задев его крупом. Трий стиснул зубы. – Что, неудачный денек?
– Нормальный.
– А где ж твоя добыча?
– Кнарра, чего тебе надо? – напрямик спросил жеребец, стремясь поскорее покончить с приятным до отвращения обществом.
– Да так, поболтать хотела. – Кобылица невинно пожала обнаженными плечиками. – А ты чем-то занят?
– Нет, просто ты занята, – грубо ляпнул Трий. Вот привязалась! Ей забава, а ему хоть сквозь землю провались.
– Ну-у, разве настоящего жеребца это остановит? – Кнарра провокационно махнула хвостом.
Трий, не отвечая, пошел дальше. Ноги заплетались, что есть мочи противясь хозяйскому решению. С возрастом он люто возненавидел весну, чьи сладкие дары оборачивались для него ядом. Другие жеребцы с утра до ночи сражались за желанный приз на песчаном пляже Родового озера… а он не имел права даже подойти к берегу.
– Они там, а ты здесь, – словно прочитала его мысли красотка. – Кто узнает? У Гитра в роду были гнедые…
Жеребец приостановился в нерешительности. Кобылицы по весне тоже становились блудливее кошек, однако без мужского внимания не оставались даже самые старые и уродливые. Напротив – хуже всего приходилось молодым и красивым, которые хоть и гуляли с вожаком табуна, да вот беда: в компании еще дюжины. Жди еще, пока до тебя дойдет очередь, грызись с соперницами… Может, она и не шутит, а упускать такой случай…
Кнарра уже стояла с ним бок о бок, прогнув спину и мелко, часто вздрагивая. Смотрела кобылица куда-то вверх, на невидимого под солнцем жаворонка – ничего не вижу, ничего не слышу, мало ли кто там сзади подкрался… В висках у Трия зашумело, глаза заволокло багровой пеленой. Он щелкнул зубами и взвился на дыбы, неуклюже подогнув передние ноги, но едва успел ощутить брюхом теплую спину кобылицы, как спаренный удар в круп опрокинул его на землю.
Подняться ему тут же помогли – лишь затем, чтобы наградить еще одним ударом, на сей раз кулаком и под дых.
– И что же ты, поганец, тут делаешь?! – Вороной Бронс был в ярости. Три дня назад лучшие жеребцы табуна сходились в смертном бою ради этого белого цветочка – и чтобы его походя сорвал какой-то недомерок?!
Пока двое других жеребцов удерживали преступника за руки, вороной хорошенько поучил его уму-разуму, остановившись лишь когда у Трия подломились колени. Полюбовавшись на свою работу, Бронс ухватил гнедого за гриву на висках и прошипел ему в лицо, нарочно растягивая слова:
– Ты, низший жеребец и сын низшего жеребца, в этом табуне нет твоих кобыл! Как ты посмел об этом забыть?!
Трий бессильно выщерился в ответ, по подбородку потекла кровь. Кнарра гарцевала поодаль, пряча опущенные глаза в челке. Мнения кобылиц, от кого бы им хотелось завести жеребят, никто не спрашивал, зато и поднимать на них руку, а уж тем более копыто не смел даже вожак.
– Возможно, – чалый Вройн выбился в племенные уже в зрелом возрасте и потому был настроен более миролюбиво, – девочка сама с ним заигрывала? Устоять перед обаянием весенней кобылицы не под силу даже мерину…
– Я? С этим?! – Кнарра презрительно фыркнула и отвернулась.
Трий похолодел и даже перестал вырываться. Признайся кобылица, что да, ей захотелось поддразнить молодого и горячего сотабунника – и тот отделался бы хорошей трепкой и парой недель насмешек. Самой Кнарре грозил лишь выговор от старшей кобылы, но она не пожелала поступиться даже такой малостью.
– Ну, выбирай – задние или передние, – насмешливо предложил третий, пегий жеребец, вытаскивая из поясной сумки кривое ржавое шило.
Трий отшатнулся, из-под нервно перебирающих копыт полетели комья вывороченной земли. Державшие его руки впились еще крепче.
– А может, сразу… – Бронс сделал выразительное, стригущее движение пальцами.
Если он хотел просто попугать Трия, то это ему удалось. Пленник решил, что терять ему уже нечего, и внезапно брыкнулся, попав пегому в колено. Тот взвыл и разжал пальцы, и Трий тут же заехал освобожденной рукой Вройну в нос, избавляя чалого от остатков симпатии к ослушнику.
Кинувшийся на помощь Бронс оступился, подарив Трию секунду форы, по истечении которой племенные с возмущенным визгом бросились в погоню.
Гнедой прекрасно понимал, что на лугу племенные догонят его в два счета и единственное его спасение – лес. Пробуравив кусты, как крот грядку, Трий запетлял между деревьями, словно давешняя косуля, о чьей плачевной кончине жеребец старался не думать.
Более крупные, зато менее поворотливые племенные были вынуждены сбавить скорость. Угрожающие вопли раздавались все реже и тише, пока совсем не умолкли.
Когда Трий в очередной раз оглянулся, вслед ему махали только еловые лапки.
Жеребец озадаченно остановился. Эхо дожевало топот его копыт и брезгливо сплюнуло в чащу.
Странно. Трий покрутился на месте, держа наготове лук с положенной на тетиву стрелой. Нет, послать ее в сотабунника он бы не решился, но они-то об этим не знают!
Действительно, никого. Только тетерев в кустах булькает, не то увлекшись «пением», не то приняв жеребца за безобидного лося. Даже эта дурная птица вовсю наслаждается жизнью, а его за одну-единственную попытку чуть калекой или мерином не сделали! Где ж тут справедливость?!
Обозленный на весь мир Трий подбросил крупом и что есть мочи лягнул ближайшую сосну. Засохшее и успевшее подгнить дерево только того и ждало, чтобы с треском ухнуть на малинник. Тетеревов там оказалось аж трое, перепуганные птицы шумно взвились вверх, а вбок с воплем вылетело нечто оборванное и бородатое, в котором Трий с ужасом опознал пресловутого полоумного мага.
Злокозненный старец, тихо-мирно сидевший под кустиком в располагающей для раздумий позе, был, мягко говоря, недоволен. Он попятился, одной рукой придерживая спадающие штаны, а вторую выставил вперед, сыпля искрами, как точильный круг, и заверещал что-то неразборчивое.
Ничего ему объяснить или хотя бы извиниться Трий не успел: невидимый великан ухватил его одной рукой за торс, второй за круп и с размаху хрястнул об колено.
Невыносимая боль в спине стерла все мысли, а затем и сознание.
Последнее, что увидел жеребец, – свой собственный хвост, исчезающий в столбе света…
* * *
Полуденное солнце раздвинуло листву и любопытно потыкало лучом в лежащее под деревом тело.
Трий с трудом разлепил опухшие веки и увидел ползущего по травинке жука.
Боли он больше не чувствовал.
Как и задних ног.
Жеребец отчаянно рванулся вперед. Встать удалось легко, даже слишком: Трий тут же снова зарылся в траву, уже носом. Прикосновение земли к груди и одновременно животу было неописуемо жутким, хребту табунника в жизни так не изогнуться.
Что этот старый засранец с ним сделал?!
Трий судорожно приподнялся на руках и увидел отпечатки копыт, ведущие обратно к опушке. Здесь был кто-то еще? Почему тогда не попытался ему помочь или добить?
Следы были странно знакомыми. Еще плохо соображавший жеребец оглянулся через плечо и увидел чьи-то широко раскинутые ноги – эльфа или человека, у гномов намного короче, у троллей волосатее. Трий мутным взглядом попытался проследить, кому они принадлежат, и снова лишился чувств – на сей раз от ужаса.
* * *
– Гля, мертвяк! – Голос был грубый, с хрипотцой.
– Где?
– Да вон, под кустом! Свежачок, еще даже побелеть не успел. Интересно, откуда он здесь взялся?
– Мне куда интереснее, кто его оприходовал, – проворчал второй, поопытнее и поопасливее, – и обобрать успел?