— Валенок ты раменский, — ласково молвила Клавдия Владленовна, глядя на него влюбленными глазами. — Чему тебя только в школе учили? Ничего, я сделаю из тебя человека.
И порассказала про минувший век такое, что Константин Львович мысленно возблагодарил Господа, Который в щедром Своем милосердии перенес раба Божьего Луцкого из 1900 года сразу в 2000-ый.
Время от времени Константин Львович прерывал импровизированный урок истории, целуя Клавдии Владленовне ручку. Во время очередного восхитительного антракта до него донесся обрывок разговора двух немцев, сидевших за соседним столиком.
— А вы говорили, герр профессор, что «новые русские» грубы и неотесаны, — сказал один.
Второй ответил:
— Очевидно, герр Штубе, это один из так называемых «новых новых русских». Я читал о них в «Франкфуртер альгемайне».
8
— Че, и бубль-гама у вас нет? — недоверчиво спросил Вован, почесывая мохнатый бампер (не свой, Костяшкин — свой, с татухой, остался дома, в двухтысячном годе).
— Что, милый? — не въехала Анька, елозя щекой по его плечу.
Он задвигал челюстями, типа жует, потом чпокнул губами, типа лопанул пузырь, но она все равно не врубилась — засмеялась тоненько так, звонко, как пейджер, и у Вована внутри потеплело. Он зацепил пальцем ее сиротский чулочек, свисавший с койки, и жалостно поцокал языком:
— Как бомжиха — в шкарпетках на ленточке. Че я, в натуре на колготки не набашляю?
— На что, на что?
Блин, у них тут и колготок не было! Вообще ни хрена моржовича: ни баночной жбанки, ни лифчиков, ни «марса» со «сникерсом». Полный голяк.
Мазы открывались такие, что дух захватывало. На каждом углу лохотронов понаставить — это перво-наперво, пальцевал сам с собой Вован. Пацанов найти без проблем, у них тут пролетариев до утопа. Потом — «макдональдсов» понатыкать: ну там типа квас, булка с колбасером, туда-сюда. Народ небалованый, схавают. А после можно и заводик чипсовый забабахать.
Так, спокуха, тормознул себя Вован, чтоб не зарываться. Где взять бабок на раскрутку?
— У твоего попа в натуре сбашлять можно? — спросил он Нюську. — Скажи ему, Костяха не крысятник, не соскочит.
Бабца была, конечно, супер, но на мозги не хакамада — простой вопрос, а долго не догоняла. Зато когда усекла, здорово Вована обнадежила:
— Если я скажу, что деньги нужны для дела, папа, разумеется, даст. Только он считает, что вкладывать капиталы в российскую промышленность неразумно. У нас в империи слишком неспокойно. Папа опасается революции и хочет перевести дело в Америку.
— Какая, блин, революция! — зауродило Вована. — Тут такие бабки ломятся! Не пузырься, Анька, прорвемся. Короче, тут у вас пахан один есть, в большом авторитете, кликуха — Ильич. Не слыхала? Чуть что не по нем, на БМП залазит и все, такая идет мочиловка — сливай воду, я по телеку видел. Забью с ним стрелку, обкатаем вопрос, сговоримся насчет лаве. Буду отстегивать его пацанам сколько положено. На кой им революция, они ж не лохи. Держись Костика, Нюсек, за ним не пропадешь.
— Обожаю тебя безумно, — сказала умотная Нюрка и всосала Вовану чмоку прямо в губешник.