Конь, почуяв адреналин всадника, рвал удила. Прижавшись к жеребцу, я чувствовал жар, исходящей от шкуры, чувствовал готовое вырваться из тела сердце. Хороший конь, он мчался, не разбирая дороги, поднимая пыль, из которой выныривали загонщики.
Дорога петляла, а управлять несущимся галопом животным я не умел. Конь сам выбирал путь, сворачивал, на поворотах готовый улететь в чащу, но всегда выбирающийся из заноса. Один поворот, второй, еще один.
Я успел заметить, как один из преследующих не справился, на узком повороте не удержался в седле. Сквозь топот коней был слышен удар тела, закованного в железо, о дерево. Я поежился — нужно быть осторожнее и не повторить такой подвиг.
Скачки в кино изображают красиво — всадники, выпрямившись в седле, понукая коней, получают удовольствие от езды, даже если за ними мчатся армии. В реальности оказалась все не так хорошо — бедра, сжимающие бока коня, затекли. Икры я перестал чувствовать спустя два поворота. Конь в горячке погони норовил сбросить лишний груз в виде меня.
Одно оказалось не враньем — с конем нужно сродниться, почувствовать его. Сначала шансов у меня не было — жеребец, привыкший к другому хозяину, мчался не повинуясь приказам, а лишь от испуга перед преследователями. Но через несколько долгих секунд смиренно принял меня, начал повиноваться. Я прижимался к нему животом, одной рукой вцепившись в гриву, другую боялся оторвать от седла.
Один из преследователей, не сбавляя хода, стянул с пояса арбалет. Болт просвистел рядом с ухом, оставив болезненный холодок. Я обернулся, надеясь на благоразумность коня и моля богов не дать свернуть мне шею.
Стрелок приладил арбалет в крепление седла и сейчас, чуть отстав от основной массы, перезаряжал оружие. Я ударил пятками коня — второй раз он может и не промазать, а драться с болтом в спине у меня не выйдет.
Жеребец всхрапнул, рванул вперед. Скорость стала еще больше, оборачиваться возможности не было. Оставалось только изо всех сил, так, что побелели пальцы, держаться в седле и надеяться, что при очередном скачке я не вылечу на обочину. С каждым рывком коня меня подбрасывало, бедра, кажется, превратились в одну большую гематому.
Лес сдавал позиции, чаща стала не такой густой. Моргнул трижды — и вот лесистая местность закончилась, путь стал сложнее. Дорога поднималась в гору, вместо утоптанной грунтовки копыта стучали по россыпи мелких камней.
Жеребец влетел на полной скорости в поворот, круп повело, задние ноги отстали от передних. Я прижался подбородком к пахнувшей злым потом сбруе, чувствуя, как конь теряет опору и вылетает с подобия дороги на скалы. Еще один поворот — и перед нами появилась огромная гора, вершиной уходящая за облака.
Полюбоваться видом могущества природы мне помещали самым прозаичным способом. Арбалетчик, как я и ожидал, во второй раз поймал удачу за хвост и добился своего. Мой конь получил болт в бок, захрипел, резко затормозил. Встал на дыбы, завертел головой, закружился на месте. Я отпустил гриву, вторая рука не удержала тело на взбешенном животом. Рыбкой вылетев из седла, я устремился на скалы и спикировал вниз по широкой дуге. Приземлившись, тело погасило инерцию полета ударом спины о камни. Футболка окончательно истерлась и, разойдясь по шву, осталась на острых скалах. Спину обожгло сотней глубоких и не очень царапин.
Я посмотрел на коня — тот уже не мог гарцевать, а опустился на передние ноги и слабо перебирал задними, силясь встать. Из раны хлестала кровь, заливая жесткую шерсть. Я поежился — несмотря на жалость к животному, оставалось только порадоваться, что такой болт, толщиной в большой палец, достался коню, а не моей спине. Хотя камни тоже нанесли достаточно ущерба
Всадник во главе колонны добрался до меня, не оставляя коня, вытянул меч вниз. Лезвие плашмя врезалось мне в лицо, ошпарив холодом стали челюсть. Только начав подниматься, я вновь рухнул на камни. Перед глазами поплыл туман, все вокруг заволокло розовой дымкой. Из груди, несмотря на мои попытки сдержаться, донесся стон.
Что чувствует человек, который только что приложился головой о здоровенный молот? Растерянность? Обиду? Боль? А если этим молотом перед ударом еще хорошенько размахнулись?
Я лежал на камнях, чувствуя, как из разодранной кожи на спине стекает кровь. Часть тебя остается на склоне горы чужого мира. Сенсей говорил, что в бою не стыдно показаться слабым. Стыдно, если ты не используешь слабость в свою пользу. Не слишком ли часто приходится вспоминать его уроки?
Уходящее солнце резало глаза — если бы не туман и пелена от удара, я бы не справился, зажмурился. Но все вышло иначе — я перетерпел боль, сковывающую паутиной тело. Свет прервался темным силуэтом — я не видел, только знал, что это преследователь склонился надо мной.
В бок врезался нос кованного сапога — не сильно, скорее обидно. Так пинает нерадивый охотник добычу, удостоверяясь, что она мертва. Я послушно отозвался на пинок, выдав очередной стон из груди. Не могу сказать, что мне пришлось стараться и изображать полумертвого.
— Кто ты? — произнес голос. У силуэта был то ли акцент, то ли произношение такое, словно он не говорил, а лаял. Немецкий выговор? Силуэт взмахнул рукой, отвесил пощечину. Мир завертелся, я сдержал рык злости, рвущийся из груди наружу. Пощечина ладонью в стальной перчатке.
— Черт, — прошамкал я разбитыми губами.
— Откуда у тебя конь Хада? — спокойно повторил силуэт и снова размахнулся. Похоже, он был готов превратить мою голову в грушу. Так вот как звали того «гнома» — Хад.
— Оставь его! Не видишь, крестьянин? Штаны рваны, рубахи нет. Шваль, — засмеялся кто-то справа.
— Зато умеет убегать. Говори, — не отреагировал на собеседника силуэт и снова опустил тяжелую перчатку мне на лицо. Если бы другой он не придерживал меня за плечо, клянусь, я бы отлетел по камням на пару метров. В голове ринулись отбивать хаотичный ритм сотни барабанных палочек. Я вздохнул, захрипел, задыхаясь от крови, попавшей не в то горло. Силуэт дождался, пока я прокашляюсь, сплюнув обломок зуба.
— Ну? Говори сейчас, не заставляй везти в крепость. Там палачи займутся тобой, а скажешь сейчас, может быть, оставлю подыхать здесь! — пояснил силуэт. Рука вновь понеслась вверх, готовясь выбить мне еще пару зубов. Кожа — плохая защита от стали.
— Не надо. Я все скажу! Да, я забрал лошадь. Там дрались. Сначала ваши напали на красных, но потом прискакали еще красные, и ваших убили. Они уехали, а я подбежал — кошельков нет, мечи мне без надобности. Я и взял лошадь, думал, поможет пахать, — залепетал я, надеясь, что дрожащий голос спишут на страх, а не на ярость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});