Читать интересную книгу Путем взаимной переписки - Владимир Войнович

Алтынник хотел сказать спасибо, но язык не повиновался, и опять, как тот раз в беседке, стали дергаться губы. Майор соскочил с подножки и махнул рукой. Шофер тронул машину.

– Федор Ильич, – сказал он и засмеялся. – Твой командир, что ли? – Он скосил глаза на Алтынника.

– Ага, – сказал Алтынник.

– Чудной какой. – Шофер покрутил головой и засмеялся. – Сразу видно, что чокнутый.

Алтынник ничего не ответил и высунулся в окошко. Грузный майор сидел на таком хрупком для него велосипеде и старательно нажимал на педали. На Алтынника он не смотрел.

– 20 -

Шофер довез Алтынника до самой станции.

– Спасибо, друг, – проникновенно сказал Алтынник, выбираясь с ребенком из кабины.

– Ничего, не стоит. – Шофер подал ему чемодан, посмотрел и опять засмеялся. – Бывай здоров, папаша.

Хлопнул дверцей, поехал дальше. Людмилу и Бориса Алтынник нашел без труда. Они сидели в привокзальном скверике на траве, закусывали разложенными на газете пирогами и по очереди отхлебывали из открытой бутылки крюшон. Алтынник молча сел рядом, а ребенка положил на колени. Брат и сестра встретили его так, как будто ничего не случилось.

– Скушай пирожка, Ваня, – предложил Борис.

– Не хочу, – отказался Иван.

– Кушай, ты же любишь с грибами, – ласково сказала Людмила.

От одного только напоминания про эти грибы он почувствовал легкую тошноту. Он сглотнул слюну и очень спокойно сказал:

– Вот что, Людмила, я решил так. Не хочешь брать ребенка, я оставляю его у себя. Отдам матери, она сейчас на пенсию вышла, пущай побалуется.

Людмила жевала пирог и ничего не ответила, только посмотрела на Бориса.

– Тоже выдумал – матери. – Борис отхлебнул крюшону, тыльной стороной ладони вытер губы и стряхнул с пиджака крошки. – Сколько твоей матери годов?

– А на что тебе ее года? – враждебно спросил Алтынник.

– Интересно, – сказал Борис. – Грудью она кормить его сможет?

Алтынник задумался. Насчет груди как-то он не подумал. Людмила, не сдержавшись, прыснула в кулак, и, видимо, крошка попала ей в дыхательное горло. Выпучив глаза, она покраснела, стала задыхаться и кашлять, а Борис колотил ее по спине ладонью. Может, подавится, – с надеждой подумал Алтынник, но, к сожалению, все обошлось. Разбуженный шумом, проснулся и заплакал ребенок.

– Дай сюда.

Людмила взяла сына к себе, положила на колени и вынула грудь. Грудь была белая, густо пронизанная синими жилками. Вид ее подействовал на Алтынника точно так же, как пироги с грибами, – он отвернулся.

Посидел, помолчал. Потом встал, взял чемодан.

– Ну, ладно, – сказал он, не глядя на своих собеседников. – Не хотите, не надо, я пошел. – И не спеша направился к зданию вокзала.

Но пройдя шагов десять, услышал он за спиной страшный нечеловеческий крик и оглянулся. С болтающейся снаружи грудью и зверским выражением на лице Людмила бежала к нему и выкрикивала какие-то слова, из которых он разобрал только три: сволочь и гад несчастный. Алтынник побежал. Из боковой двери вокзала выскочил милиционер. Алтынник не успел увернуться, милиционер подставил ему ногу, оба растянулись в пыли. Чемодан от удара раскрылся, и из него вывалились на дорогу зимняя шапка, зубная щетка и мыло. Милиционер опомнился первым. Он насел на Алтынника и скрутил за спиной ему правую руку.

– Пусти! – рванулся Алтынник и тут же почувствовал невыносимую боль в локте.

– Не трепыхайся, – сказал милиционер, тяжело дыша. – Хуже будет. Вставай. Алтынник поднялся и стал стряхивать свободной рукой пыль со щеки.

– Ага, попался! – злорадно закричала Людмила. – Заберите его, товарищ милиционер!

– Что он сделал? – строго спросил милиционер.

– Бросил! -Людмила спрятала грудь и завыла. – С маленьким ребеночком… с грудным…

– А-а, – разочарованно протянул милиционер, явно сожалея о том, что он зря участвовал в этой свалке. – Я-то думал. Это вы сами разбирайтесь.

Отпустив Алтынника, он отряхнул колени и пошел к себе. Алтынник нагнулся над выпавшими из чемодана вещами. С ребенком на руках подошел Борис. Нагнувшись, поднял зубную щетку.

– Помыть ее надо, – сказал он.

– Дай сюда! – Алтынник вырвал щетку и бросил в чемодан. Потом долго боролся с замком.

Людмила стояла рядом и тихонько подвывала точно так же, как она это делала у себя на станции в день женитьбы.

– Не вой, – с отвращением сказал Алтынник, – я с тобой все равно жить не буду, и не надейся.

– И правильно сделаешь, – неожиданно поддержал Борис.

Алтынник опешил и посмотрел на него, Людмила завыла еще сильнее.

– Сказано тебе, не вой, значит, не вой! – закричал на нее Борис. – Возьми ребенка и иди на свое место!

Людмила растерялась, сразу притихла и, взяв ребенка, пошла туда, где перед этим сидела.

– С-сука! – сказал, глядя ей вслед, Борис и смачно сплюнул, – Ваня, – повернулся он к Алтыннику, – давай с тобой поговорим, как мужчина с мужчиной.

– Давай валяй, – хмуро сказал Алтынник.

– Ваня, я тебя очень прошу, – Борис приложил руку к груди, – поедем с нами.

– Еще чего! – возмутился Алтынник и взялся за чемодан. – Я думал, ты чего-нибудь новенькое скажешь.

– Нет, ты погоди, – сказал Борис, – ты сперва послушай.

– И слушать не хочу, – сказал Иван и пошел к вокзалу.

– Ну, я тебя прошу, послушай, – Борис забежал вперед. – Оттого, что я тебе скажу, ты ж ничего не теряешь. Ну, не согласишься, дело твое. Но я тебе, как друг, советую – ехай с нами. Людка, она ж, видишь, не при своих. Она тебя все равно не отпустит. Она тебе глаза выцарапает.

– Ну да, выцарапает, – усмехнулся Иван. – А вот, видал? – Он поднес кулак к носу Бориса. – Врежу раз – через голову перевернется.

– Что ты! – замахал руками Борис. – И не вздумай! Хай подымет такой, всю милицию соберет, всю жизнь будешь по тюрьмам скитаться. Я тебе советую, Ваня, от всей души: ехай с нами. Поживешь пару дней для вида, а потом ночью сядешь на поезд – сам тебе чемодан донесу, – только тебя и видели.

– Да брось ты дурочку пороть, – сказал Алтынник. – Куда это я поеду и зачем? У меня литер в другую сторону, меня мать ждет. У меня и денег столько нет, чтоб тратиться на билеты туда-сюда.

– Насчет билета не беспокойся, – заверил Борис. – Туда тебе билет уже куплен, а оттуда за мой счет, вот даю тебе честное слово. А насчет матери, так что ж. Отобьешь ей телеграмму, два дня еще подождет. Больше ждала. Ведь Людка, я тебе скажу, баба очень хорошая. И грамотная, и чистая. И в обществе себя может держать. А сумасшедшая. Влюбилась в тебя прямо до смерти, и хоть ты ей что хошь, а она долбит свое: Хочу жить с Иваном, и все. Уж, бывало, и я и мать говорим ей: Куды ж ты к нему набиваешься? Ведь не хочет он с тобой жить. Разве ж можно так жизнь начинать, если с самого начала никакой любви. – Нет, говорит, я его все одно заставлю – полюбит. Поехали, Ваня. Погуляешь у нас пару деньков, отдохнешь и, как только она чуть-чуть успокоится, садись на поезд и рви обратно.

Алтынник задумался. Скандалить тут, когда могут появиться знакомые солдаты из части, ему не хотелось. Ехать к Людмиле, конечно, опасно, но ведь в самом деле удрать он всегда успеет. В крайнем случае, бросит чемодан, там ничего особенно ценного нет.

– Ну, ладно. – Он перебирал еще в уме варианты, и по всему выходило, что потом ему удрать будет легче, чем сейчас. – Значит, деньги на обратную дорогу точно даешь?

– Ну, сколько ж я буду божиться, – даже несколько оскорбился Борис. – Как сказал, так и будет.

– Ну, гляди, – на всякий случай пригрозил Алтынник, – если что, всех вас перережу, под расстрел пойду, а жить с Людкой не буду.

– 21 -

Года четыре назад, будучи в командировке, попал я случайно на станцию Кирзавод. Ожидая обещанной мне машины, чтобы ехать в район, сидел я на деревянном крылечке избушки на курьих ножках, которая именовалась вокзалом, курил сигареты Новость и думал, где я слышал это название – Кирзавод. Маленькая площадь перед вокзалом была покрыта асфальтом, а все дороги, которые к ней подходили, – сплошная пыль. Посреди площади – железобетонный постамент памятника кому-то, кого не то недавно снесли, не то, наоборот, собирались поставить. В тени постамента копошилась рыжая клуша с цыплятами, пушистыми, как одуванчики, а вокруг катались на велосипедах двое мальчишек лет по двенадцати и молодой милиционер в брюках, заправленных в коричневые носки.

Улица, пересекавшая площадь, была пустынна. Один раз проехал по ней маленький экскаватор Беларусь с поднятым ковшом, потом пробежал теленок с привязанными к хвосту граблями, а за ним в туче пыли ватага ребят от старшего дошкольного до старшего школьного возраста. Мальчишки, которые катались по площади, устремились на велосипедах туда же, за ними поехал милиционер, но потом раздумал, вернулся на площадь и продолжал трудолюбиво выписывать на велосипеде круги и восьмерки.

Тут на ступеньку рядом со мной опустился какой-то человек, на которого я поначалу даже не посмотрел. Видимо, желая завязать разговор, он вздохнул, покашлял и сказал: