на необычные ситуации, как оценивает качество своей работы и себя в целом.
Держа идею неизведанной территории в голове, можете еще, например, спросить: «Добились ли вы чего-то необычного для вашего возраста?» Но опять же, задавайте этот вопрос не один раз. Спрашивайте снова и снова, чтобы получить как можно больше ответов. А если к вам пришел кандидат, который имеет двадцать три достижения, необычных для его сверстников или коллег, это вполне стоит того, чтобы узнать все подробности. Даже простой короткий ответ вроде «Я основал (-а) успешную компанию в 17 лет» может стать весьма впечатляющим.
Кому хочется слушать рассказ о скучной книге про менеджмент или о карьере, который кандидат заранее подготовил к собеседованию? Никому. Но если в процессе разговора вдруг всплывут книги, или музыка, или кино, или почти любые другие виды искусства, обязательно развивайте эту тему. Одним из факторов, которые помогли Дэниелу и Тайлеру установить прочную связь на раннем этапе знакомства (и сильно повысили вероятность появления этой книги), стало то, что мы оба очень любим научно-фантастический роман Орсона Скотта Карда «Игра Эндера», в котором речь идет о серии конкурсов талантов для детей. Обсуждая роман, мы обнаружили, что ценим в нем одни и те же черты: непосредственность, рассмотрение вопросов меритократии, понимание того, насколько рано талант может расцвести или проявиться. В книге идеально сочетаются дух конкуренции, игривость, эмпатия, геймификация и по-настоящему важные вещи, стоящие на кону; именно такой и должна быть хорошая книга о поиске талантов. Окончив разговор, Тайлер и Дэниел намного больше узнали о своих общих интересах к этим темам. Если собеседник хорошо знает какую-нибудь книгу, другое произведение искусства или объект эстетики, ни в коем случае не упускайте возможности направить разговор в эту сторону — это поможет вам заглянуть прямо ему в душу.
Цикл вопросов на собеседовании
Многие вопросы на собеседовании имеют ограниченный период полезности, и в конце концов от них приходится отказываться или, по крайней мере, модифицировать их. Вспомните хотя бы один из самых известных вопросов: «Верите ли вы во что-нибудь, что знакомые вам умные люди считают сумасшедшей чепухой?» Есть и другой вариант, который нацелен на выявление бунтарей; звучит он примерно так: «В какую самую абсурдную вещь вы верите?» Вопросы такого типа часто считают изобретением Питера Тиля, хотя, похоже, впервые они появились в блоге Тайлера в 2006 г. и стали частью более широкой философской традиции критического самоанализа[29].
На первых порах этот вопрос был потрясающе эффективен. Он заставал собеседников врасплох, и как минимум вы могли видеть, как они реагируют на неожиданную ситуацию. Это важные данные, которые помогают оценить работоспособность. Более того, ответы неплохо давали понять, как кандидат смотрит на мир. Вы, по сути, получали ответ на вопрос: «Какие у этого человека тараканы в голове?» А это на самом деле очень важно. Как понимаете, в резюме такое обычно не пишут. Вы узнавали, как быстро собеседник может формулировать аргументы и насколько они получаются правдоподобными (или не получаются).
Другие люди, услышав такой вопрос, назовут какое-нибудь обычное и ортодоксальное убеждение: они уверены, что это будет нестандартный ответ. Подобные люди могут вам подойти, если для работы нужны надежность и конформизм; но не ждите, что они начнут перетряхивать внутренние системы, которым необходимы реформы. Если они считают, что «глобализация зашла слишком далеко» — это самое странное, радикальное и абсурдное убеждение из всех, что они разделяют, это значит, что, независимо от того, согласны вы с ними или нет, они не сталкивались со слишком большим количеством по-настоящему радикальных и странных идей и не смогут распознать такую, даже если она окажется у них прямо под носом.
Когда Тайлер впервые начал задавать вопрос об абсурдных убеждениях, его любимым (письменным) ответом стал следующий: «Я считаю, что, если вы пойдете на пляж, но не дадите океану попробовать вас на вкус, Океанида сама придет за вами, когда ей захочется, и все-таки вас попробует». Позже он познакомился с женщиной, которая дала этот ответ; она оказалась необыкновенно умной и продуктивной, а на тогдашней работе занимала должность, явно находившуюся ниже ее способностей.
Отчасти этот вопрос работал благодаря непредсказуемости. Большинство соискателей стараются угодить интервьюеру, в том числе отвечая на все вопросы. Но если вам задают подобный вопрос, а вы никогда раньше о таком даже не задумывались, очень трудно придумать хороший ответ… который не будет правдой. Лгать слишком рискованно: вранье трудно отстоять аргументами, к тому же вы можете выставить себя унылым занудой («Мне кажется, что в яблочном пироге слишком много сахара»). С другой стороны, если вы попытаетесь солгать, есть и неиллюзорный шанс выставить себя еще более сумасшедшими, чем вы есть. Так что обычно кандидаты старались отвечать более-менее правдиво, даже если и приходилось кое о чем умалчивать.
В течение какого-то времени этот вопрос очень эффективно помогал выявлять бунтарей. Тайлер вспоминает, как некоторые соискатели оказывались сбитыми с толку и им так и не удавалось озвучить никаких нонконформистских убеждений. Тайлер сразу заносил их в категорию «Не бунтари».
Но вопрос оказался слишком хорошим и, соответственно, начал широко применяться. Со временем кандидаты стали если не ожидать его на любом собеседовании, то, по крайней мере, уже заранее готовить на него ответ. В конце концов, если вы сходили на несколько собеседований, хотя бы на одном вам наверняка задали подобный вопрос, и вы уже к нему готовы. Заранее продуманный ответ говорил о том, что вы хорошо подготовились к интервью, но другой полезной информации уже не давал. Соискатель стремился продемонстрировать именно такой уровень бунтарства, которого, как ему казалось, будет требовать работодатель. Вопрос внезапно превратился в способ оценки извращенного уровня конформизма — конформизма к «нужному» уровню бунтарства, — а не истинного бунтарства, которое должен был выявлять.
Тайлер успешно экспериментировал и с перевернутой формой этого вопроса. Его полезность довольно ограничена, но мы все же приведем его: «С каким общепринятым мнением вы искренне, всей душой согласны?»
Подумаем, что делает этот вопрос, а чего не делает. Во-первых, он не дает представления об интеллекте или аналитическом уме, поскольку найти аргументы в пользу многих элементов статус-кво легко, даже если они не идеальны. Дать полностью провальный ответ на такой вопрос трудно, ведь ответ не должен быть ни специфическим, ни даже незаезженным. Во-вторых, ваш собеседник не почувствует, что ему угрожают или бросают вызов.
Что же этот вопрос делает? Во-первых, он содержит элемент неожиданности. Реакция на такой вопрос обычно уже сама по себе становится информацией, независимо от того, насколько вопрос прост. Во-вторых, от него нельзя просто отмахнуться или