Читать интересную книгу Атака на мозг. Оскал психотронной войны - Дэн Перцефф

Я выругался про себя в который раз. Не нравилось мне, когда вот так, на полуслове, люди неожиданно начинали говорить о повальной занятости. Это наводило на размышление, что, действительно, мне удалось напороться на что-то важное. И собеседник старался изо всех сил выйти из игры, так и не раскрыв своих карт. Более сложного расследования, где, на первый взгляд, все очевидно и в то же время все неясно, мне еще не приходилось проводить.

Скрыв разочарование за благодушной улыбкой, я попрощался с Бернсом и вышел из его кабинета. Задумался. Это же настоящая сенсация, если доказать, что атомоход «Курск» атаковали зомбированные дельфины-убийцы! И ведь лучший способ для того, чтобы подобраться к подводной лодке, вряд ли найдешь. Однако я пока не ставил перед собой сверхзадачи. Поэтому, пометив в блокноте эту версию происшедшего, начал размышлять о вещах более насущных. Генное оружие. О нем я услышал впервые, а значит, предстояло опять работать с информацией, помочь разобраться в которой мне могли только специалисты. Уже раздумывая о том, кого бы еще из научного мира осчастливить визитом, я беспечно вышел из дверей офисного здания.

Едва я оказался на улице, как ко мне подошли два человека в полицейской форме.

– Господин Перцефф? – спросили они, и когда я утвердительно кивнул, эти люди, продемонстрировав свои значки, которые, кстати, были настоящими, взяли меня под руки.

– Просим вас проехать с нами и не оказывать сопротивления.

Глава 2.

Кутузка и польза блокнота

Способности человека, насколько учат нас опыт и аналогия, безграничны; нет никакого основания полагать даже какой-нибудь воображаемый предел, на котором остановится человеческий ум.

Бокль

В полицейском участке следователь, розовощекий и улыбчивый мужчина лет сорока, разрешил мне сделать звонок адвокату. До его приезда у меня забрали ноутбук, телефон, даже часы, но оставили моего верного спутника, которому я доверял гораздо больше, чем современным электронным средствам, – блокнот. Конечно, я попросил ручку, но вместо «Паркера» мне вручили какой-то замызганный обломок карандаша и с этим оставили в комнате с зеркалом во всю стену. Я понимал, что это ширма, за которой прячутся наблюдатели, и лишь для меня стекло зеркальное, а для них – прозрачное.

Впрочем, мне было плевать на всех полицейских в мире. Я ведь знал, что не сделал ничего предосудительного, а обвинения в «доведении до самоубийства» выглядели бы нелепыми даже из уст следователя, но до приезда адвоката и допроса в его присутствии меня вряд ли кто-то выпустит из этой камеры. В том, что выпустят, я не сомневался. Главным доказательством моей невиновности была запись нашего разговора с Гроувером вплоть до прощальных слов.

В очередной раз я убедился, что неписаные законы журналистики, выработанные за десятилетия, да что десятилетия, столетия существования этой профессии, не подвели.

Но все же я лукавил даже самому себе. Конечно, заключение под стражу всегда действует угнетающе. Едва к тебе подходят полицейские с наручниками, как уже начинает образовываться в земле трещина, разделяющая твой прошлый мир и твое настоящее. Вполне возможно, вскоре она без следа исчезнет, но с не меньшей вероятностью может расшириться до невообразимых размеров.

Но чтобы прогнать невеселые мысли, а адвокат обещал появиться только часа через два, я начал систематизировать полученную из разнообразных источников информацию, стараясь выработать стратегию своего поведения.

Выходит, наше правительство финансировало исследования, проводимые на морских животных, для превращения последних в торпеды или же в послушных исполнителей воли «операторов». Сама по себе мысль делать из этих добряков бездушные машины для убийств заставляла меня злиться. Слишком цинично, впрочем, о человеколюбии власти даже в самой демократической стране говорить не приходилось. Для достижения собственных целей и удовлетворения своих амбиций правители издревле вели войну за войной, им хотелось, чтобы их имена остались в вечности, и они остались. Вот только вряд ли кто-то помнит имена обычных солдат под теми или другими знаменами, они неизвестны. О том, что войны даже до нашей эры велись на всех уровнях, говорят дошедшие до нынешних времен инструкции по ведению психологической войны древнекитайского философа Сунь Цзы:

– Разлагайте все хорошее, что имеется в стране вашего противника.

– Вовлекайте видных деятелей противника в преступные предприятия.

– Подрывайте престиж руководства противника и выставляйте его в нужный момент на позор общественности.

– Используйте в этих целях сотрудничество с самыми подлыми и гнусными людьми.

– Разжигайте ссоры и столкновения среди граждан враждебной вам страны.

– Подстрекайте молодежь против стариков.

– Мешайте всеми средствами работе правительства.

– Препятствуйте всеми способами нормальному снабжению вражеских войск и поддержанию в них порядка.

– Сковывайте волю воинов противника песнями и музыкой.

– Делайте все возможное, чтобы обесценить традиции ваших врагов и подорвать их веру в своих богов.

– Посылайте женщин легкого поведения, с тем чтобы дополнить дело разложения.

– Будьте щедры на предложения и подарки для покупки информации и сообщников. Вообще не экономьте ни на деньгах, ни на обещаниях, так как они приносят прекрасные результаты.

Прошли тысячелетия, и, смотря на сегодняшнюю мировую арену, мы понимаем, что ничего не изменилось. Все те догмы и сегодня актуальны. Только все дело в средствах, применяемых противниками.

Как я уже понял, самые лучшие результаты следования пунктам Сунь Цзы могут достигаться при помощи психотроники. Ведь она не оставляет следов, обнаружить и отличить зомбированного человека от обычного очень трудно, особенно на первый взгляд. Поэтому именно в применении такого оружия и заключаются будущие войны.

Мечта всех военных – иметь идеальное оружие, действующее только на войска противника, а своим не приносящее никакого вреда. Еще один главенствующий фактор, применение психотроники, позволяет сохранить все ресурсы на территории противника, ведь несмотря на поражающую мощь ядерных ударов, после них остается только не пригодная для жизни выжженная равнина. И какой толк властвовать пустырем или помойкой?

Конечно, это всего лишь мысли о «большом потенциале» применения психотроники в будущем, но именно они оказались верными и придали ускорение моим дальнейшим рассуждениям.

Передо мной стояла уже не одна задача и даже не две: начиная искать убийц своего друга Каталоне, я даже предположить не мог, что это такая благодатная почва для сенсаций. Однако дело было совсем не в них. Смерть Гроувера тоже, на мой взгляд, вписывалась в эту схему, особенно если вспомнить его необычное поведение, не соответствующее психопортрету. Он так же, как и остальные, не закончил свои мысли при разговоре. Все это подкрепляло мою уверенность: Гроувера убили. Но с одними догадками не побежишь к тому же розовощекому следователю, не скажешь ему: так, мол, и так, я все знаю – погиб он от сигнала, поступившего в мозг. В лучшем случае меня сочли бы фантазером, в худшем – отправили бы на принудительное лечение в одно из замечательнейших местечек, коих очень много на карте нашей страны.

Неожиданная мысль заставила меня содрогнуться. Я вспомнил свой панический приступ страха после ухода Гроувера, связав его с рассказом Бернса про ультразвук. Мне стало ясно, что именно его воздействию я подвергся и с психикой у меня все в порядке, но противостоять излучению невозможно! Однако если все так, то почему я еще жив, а мой собеседник мертв? Почему я тоже не покончил жизнь самоубийством? Ведь все достаточно просто…

«Похоже, – говорила моя логика, – меня коснулся лишь краешек этого направленного на Гроувера луча, потому что его преследователи не знали, зачем он явился ко мне и какие мы с ним вели разговоры. Иначе бы мне тоже предстояло перейти в мир иной». Я усмехнулся; как оказалось, оптимистичные мысли были преждевременны.

Приехал мой адвокат; следователь принес кофе мне и себе, уселся напротив нас; появились еще несколько человек.

Меня допросили; я не стал запутывать следствие и сообщил, что даже имею аудиозапись нашего разговора с Гроувером. Следователь усмехнулся.

– Смотрите сами, господин Перцефф.

В это время погас свет, и на стене появилось изображение Гроувера, сидевшего в кресле и сжимавшего в руках помповое ружье.

Откуда-то сбоку донесся голос. В том, что он принадлежал именно Гроуверу, я ничуть не сомневался, все же беседовали мы с ним недавно.

– Дэн Перцефф во время нашего разговора специально нанес мне оскорбления, которые я не смогу перенести. Поэтому в моей смерти прошу винить только его.

Дальше он затолкал в свой лживый рот дуло ружья и без долгих колебаний нажал на спусковой крючок. Выстрел заставил меня вздрогнуть.