хозяин, поэтому только после его слов.
— Я понимаю, что ты хочешь задать мне целую кучу вопросов, и для тебя у меня есть куча ответов. Не переживай, ты всё узнаешь. Будет лучше, если я сам расскажу всё по порядку.
Юноша молчал. Он понимал, что находится в безопасности, но никак не мог успокоиться. Стук сердца резонировал в левом ухе, щёки горели, а дышать было всё тяжелее.
— А, вы можете опять щёлкнуть своими волшебными пальцами? Я-то… я ещё не отошёл, могу не уловить весь смысл.
— Поверь, у нас ещё будет много времени, чтобы до тебя всё дошло. Пока могу предложить только стакан воды.
Татуировщик махнул головой вправо, а его собеседник, опасаясь очередных фокусов, только покосился глазами. На тумбочке стоял гладкий, стеклянный кувшин и два гранёных стакана. Завершал эту помпезную композицию постамент из кружевной салфетки, которая острым краем спадала вниз.
«Сколько ж ему лет?» — подумал Борис, и его смущению удалось замедлить стук сердца.
— Твой случай не уникальный, в наших кругах обычная практика. Таких как ты называют блудными детьми. По ряду причин, чаще всего из-за смерти родителей они теряют связь со своим племенем. И в один прекрасный день натыкаются на такого как я. У каждого своя история.
Борис пытался сопоставить слова о том, что он не человек, и загадочном племени, из которого можно практически безвозвратно выпасть и даже не знать о его существовании.
— Я — не я, и даже бабушка об этом не знает.
Он откинулся на спинку стула и расправил плечи. Выражение его лица было серьёзным, но дрожь всё ещё гуляла по телу.
— Для тебя понятнее, думаю, заменить «племя» на «раса». А почему твоя бабушка об этом не знает — очень странно. Странно и то, что, будучи блудным сыном, она у тебя вообще есть, ещё и родная.
— А те в чёрном? Они другая раса, народ…банда?
Виктор молчал, уставившись на Бориса стеклянным взглядом. Юноша опять почувствовал стук своего сердца, но внешне оставался твёрд. Спрятав глаза от мастера, он присмотрелся к небольшой картинке чёрного богомола над кувшином. Ему показалось странным, что полотно в рамке сильно выцвело: стало светло-коричневым, а не жёлтым.
— Не торопись. Я же просил. Ты всё узнаешь. Без порядка, вопросов будет ещё больше, а нам… — татуировщик посмотрел на часы, которые висели за спиной Бориса, — нужно кое-что успеть.
— Что это — кое-что? — в голосе заиграли враждебность и недоверие.
— Всё по порядку. Здание же не строят со второго этажа. А мы пока только нашли участок.
— Я б рискнул. За такой домик мне бы отвалили кучу денег.
— Ну да, риск — твоё второе имя. Мы знаем, насколько ты смел.
Лицо и голос мастера сохраняли равнодушие, что смущало даже больше, чем смысл сказанных слов. Поэтому юноша решил уставиться на татуировщика пародией его лица, лишённого эмоций.
— Наша раса занимается самым важным ремеслом для человечества — сбором эмоциональной энергии, чувств и воспоминаний людей. Мы…
— Воу-воу, мастер, а себе что не оставляете? Или налоги душат?
— Тут уже всё зависит от контроля. Те в чёрном — мы называем их одержимыми — когда-то с этим не справились.
— А от меня они что хотели? — Борис погрустнел. — Они уже второй день меня преследуют.
— Потому что вчера у тебя появилось то, что им нужно. И как ты мог заметить, заполучить это они хотели очень сильно.
— А как они это получат?
— Чтобы достать ядрышко, нужно расколоть скорлупу.
Лицо Бориса перекосило.
— Так сведите татуировку!
После этих слов Борис почувствовал, как кожа над его лопаткой задрожала. Он мягко положил правую ладонь на это место и виновато опустил голову.
— А я хотел предложить добавить ещё парочку.
Виктор положил руки на стол ладонями вниз. Из татуировки револьвера на правом предплечье и одноручного топора на левом повалил густой чёрный дым, который стелился по поверхности стола. Шустрые струйки ринулись к ладоням мужчины и в один миг обрели объёмную форму своих плоских изображений. Мастер прижал оружие к поверхности стола, его пальцы стучали по нему. Борис мог судить по их виду, что объекты материальны, будто их действительно собрали из отдельных частей, а не материализовали из дыма.
Мастер пододвинул револьвер и топор прямо к груди юноши. Борис заметил, что на усеянных татуировками руках выделялись два островка безволосой бледной кожи, словно из разбитого зеркала выпали два самых больших и угловатых осколка.
— Можешь подержать, — Виктор указал на оружие раскрытыми ладонями. — Только в лицо себе не направляй. В дуле кроме красного огонька в конце тоннеля ничего нет, — его зубы опять оскалились в странной улыбке.
Борис поднял увесистый револьвер; каждая отдельная часть — дуло, ручка и барабан — была неуместно огромной. Казалось, что пуля может в брюхе слона сквозную дыру пробить и застрять в кроне молодого баобаба, о который несчастный хотел почесать бочину. Весила эта пушка как большая сумка, да и пестрила светом красных остроконечных узоров, которые выступали в роли пламегасителя. Юноша крепко ухватился за деревянную на ощупь ручку, заглянул в барабан, в котором краснели гильзы как радиоактивные вишни в горьком шоколаде, провёл ладонью по холодному металлу вдоль ствола. Он испытывал чувство детского восторга и трепета перед необычной вещью у него в руках.
— Что там? — сказал Виктор и махнул головой направо.
Борис повернулся. В него летел тот самый кувшин с водой. Юноша выставил руку с револьвером вперёд, закрыл глаза и нажал на спусковой крючок. В ответ услышал только глухой всплеск бьющегося стекла и почувствовал, что его руки, лицо, грудь, живот залила холодная вода. Он открыл глаза. Кувшин висел на дуле как яблоко на кончике ножа. Юноша аккуратно снял его и поставил на стол, а затем бросил острый взгляд на равнодушного Виктора.
— Я нажал на курок, но он не выстрелил!
Прилипшие ко лбу волосы и тяжесть холодной и влажной майки всё больше разжигали неприязнь к татуировщику.
— А как ты собирался стрелять не глядя?
— Да какая разница?! Я ведь прицелился? Прицелился, — Борис болтал револьвером из стороны в сторону. — Всё равно после выстрела глаза закрою.
Он направил револьвер на Виктора.
Мастер выставил правую руку вперёд. Револьвер превратился в дым и чёрным облачком влетел в его ладонь. Он поднёс указательный палец к глазу и выстрелил в стакан на тумбочке. Борис моргнул и вздрогнул от грохота выстрела, который ударил по ушам. Виктор и веком не повёл, даже волна от отдачи не прошлась по его коже.
Юноша не знал, что делать: бояться или