Читать интересную книгу Камень Юноны - Алина Егорова

Поведение директора по персоналу не удивляло: ребята в отделе уже успели показать Сырниковой корпоративные фото: на всех снимках Егор в объятиях Яны. И не только. Девицы висли на нем, словно смородина на ветках в урожайный год. Ее шеф — ловелас, а она для дам — соперница. От этого вывода Олесе стало тоскливо. Не так она хотела начинать отношения с коллективом. И никого не волнует, что Егор, как мужчина ее не интересует уже только потому, что он начальник (ее бывший сумел привить ей аллергию на начальство). Она, в отличие от бухгалтеров и секретарей, — его подчиненная, а значит, общается с ним постоянно. Как ни крути — соперница.

Первое время Егор обращался к Олесе, как и ко всем в своем отделе, на «ты», потом вдруг перешел с ней на «вы». Речь его тоже изменилась: теперь он умудрялся не вставлять свое любимое «как бы» в каждое предложение, и подбирал слова — при ней никакого сленга. Олеся не любила слов-паразитов и не допускала в собственной речи никаких жаргонных выражений. При официальном разговоре с Егором, а другого и не случалось, Олеся говорила сложными, канцелярскими предложениями. Она догадывалась, что Егору это не нравится, и предпочитала думать, что начальник списывает эту ее манеру на волнение. Что же, пусть считает, что перед ним робеют и теряются. Это было удобно: пока произносишь длинный оборот, есть время подумать, что ответит на него собеседник и исходя из этого строить разговор. Отчество Егора с этой точки зрения было удачным. Если сразу не знаешь, что ответить, можно выиграть пол минуты на длинном имени шефа. Однажды Агеев решил поинтересоваться, во сколько она пришла на работу. Вопрос был каверзным и неожиданным — обычно он не уделял внимания опозданиям.

— Вы знаете, Егор Александрович… — за время вступительной фразы у Сырниковой в голове успел промчаться табун мыслей: «С чего это вдруг? Сам явился к полудню. Ему за нас от начальства досталось. Сказать, что пришла, как и положено, в полдесятого? Может, ему известно, что это не так?» — Около десяти, — ответила она, глядя на него честными глазами.

Подобным образом Сырникова общалась не только с начальником. Это был хороший способ повернуть беседу в нужное русло и избежать неудобных вопросов. Врать Олеся не любила. Отнюдь не из-за моральных принципов. Ложь она считала несвободой — совравши, попадаешь в зависимость, и приходится выкручиваться, помнить о том, про что наврала. Уходить от ответа не всегда уместно и никогда не остается незамеченным. Олеся предпочитала не допускать вопросов, отвечать на которые ей не хотелось. Еще до того, как визави успевал что-либо произнести, у Олеси мысленно разворачивались целые диалоги в нескольких вариантах. К тому же, ей это здорово помогало выуживать у людей нужную информацию. Иной раз не спросишь о чем-то на прямую. Приходится действовать издалека — задавать пространные, даже неумные вопросы. Снисходительно отвечая на них, собеседник не подозревает, что сообщает Сырниковой совсем не ту информацию, о какой думает.

Рита была довольна собой: ее план постепенно воплощался. Первый важный пункт осуществился: Олеся работает у них в «Парадизе», и что немало важно, под началом Егора. Видя волнения в стане противника (как Янка засуетилась с появлением Сырниковой!), Рита отметила про себя, что, второй пункт плана, пожалуй, тоже на мази. Осталось всего лишь окончательно нейтрализовать основную соперницу. По Ритиному замыслу, Олеся должна была вытеснить с дистанции директора по маркетинга, на время заняв собой Егора. В том, что Егор увлечется Сырниковой, Рита ничуть не сомневалась: Егор ловелас, а Олеся в его вкусе. Не обратить внимания на ее подругу просто невозможно. Не то, чтобы Сырникова обладала небесной красотой — в ней было нечто большее. Обаяние, интересность, и какая-то необъяснимая притягательность. Мужчину к ней тянулись косяками. Для кого-то Олеся становилась личным психотерапевтом, внимательным собеседником, для других другом. Многие надеялись на нечто большее, но Сырникова — это Сырникова. Олеся почему-то слишком близких отношений не допускала.

* * *

Вера. Турция

Хакан подвернулся очень удачно. Вера скучала на улице, он смотрел на нее, потягивая пиво.

— Белле! — широко улыбнулся мужчина прокуренными зубами, когда Вера повернулась в его сторону.

Через минуту девушка уже сидела рядом за плетенным барным столиком.

Хакан занимался незатейливым бизнесом: продавал кипрские шубы у себя в Турции.

— Мне нужен русский продавец. Будешь у меня работать?

Нужно было не столько продавать товар, сколько зазывать покупателей — стоять у входа в магазин и приставать к прохожим с предложением примерить шубку в разгар знойного дня.

Как ни странно, шубы продавались. В основном, их брали женщины из России, соблазнившись на разницу цен, внушаемую предприимчивыми торгашами. Стоять на жаре было утомительно и бесполезно — народ выбирался по магазинам ближе к вечеру. Вера попыталась об этом заикнуться Хакану, но тот сразу предложил расстаться. Идея Вере нравилась, но она содержала существенные недостатки: с расторжением деловых отношением автоматически возникала проблема, где и на что жить. Хакан пустил ее в подсобку на диван и еще приплачивал за работу. К сожалению, деньги он выдавал только в конце недели. Сначала и вовсе собирался платить зарплату раз в месяц, но Вера сумела выклянчить понедельный расчет. После несложных арифметических действий, она пришла к выводу, что сколько бы она не трудилась в пушной индустрии, накопить хоть какую-нибудь сумму все равно не удастся. Тех денег, что ей платили хватало только на еду. Нужно было срочно искать вторую работу. В какой сфере — вопрос не стоял, поскольку в ее положении вариантов было не много, и она выбрала самый проверенный и скользкий путь.

Местный клиент, как назло, шел тяжелый. Наглые турки платили неохотно, все больше норовили развлечься за дарма. Пару раз ее обманули, ничего не заплатив. Причем это были наиболее мерзкие типы, с которыми Вера пошла от безысходности — других в тот выход не наклюнулось. После двухнедельной сверхурочной каторги Вера выдохлась. Ей хотелось взвыть от отчаяния. Почему, жизнь покатилась кувырком?! Ведь все так хорошо складывалась. Сейчас она должна была прогуливаться в саду собственного особняка и утопать в роскоши, а не торчать здесь. И всему виной какая-та стерва. Этот козел Димитрис не назвал ее имени, сказал, что все узнал от подруги. Подруга. Вера представила самодовольное лицо подруги и от злости ударила кулаком по стене.

Верина взбалмошная судьба приготовила очередную неудачу. Из магазина пропал полушубок, и случилось это аккурат в день зарплаты. Вера клялась, что она не причем, но Хакана придерживался другой точки зрения. Он отобрал у нее паспорт на время, пока безответственная продавщица не отработает долг. В качестве альтернативы хозяин салона предложил расплатится натурой. Хакан был ничуть не хуже Вериных клиентов, напротив, смотрелся более ухоженным и чистым. Как говорила Вера, гордость — понятие гибкое и зависит от обстоятельств. Некоторые моральные принципы у нее напрочь отсутствовали. И все же, Хакану она отказала. Ненависть и отвращение — такие чувства охватили ее, когда она представила тянущиеся к ней толстые пальцы мехоторговца.

«Какие все мерзкие и противные. Потные, в засаленной одежде, с грязнючими волосами — хоть раз в месяц сходили бы в свою турецкую баню. Сплошь пузатые, коротконогие и старые, а столько претензий! Мне, видите ли, не восемнадцать, я, оказывается, выгляжу гораздо старше. Какие они все сволочи — так нагло тыкать мне в лицо моим возрастом. Им двенадцатилетнюю девчушку подавай, развратники престарелые». — Такой поток мыслей разливался Иртышом в голове Веры, когда она стояла около бара на набережной. По вечернему променаду неторопливо прогуливались туристы: толстые англичане, пожилые немцы и нахальные соотечественники. Последние бесили Веру больше остальных. Особенно те, у кого на запястьях болтались пластиковые браслеты «все включено». Они привыкли к бесплатным услугам, и считали, что халява не ограничивается пределами отеля. Вера ими тоже рассматривалась, как «Он клюзив».

Сегодня ей удалось выкрасть свой паспорт у Хакана. С одной стороны, это была большая удача, а с другой, Вера лишилась пристанища — возвращаться в подсобку было бы, по меньшей мере, глупо. О том, где жить, она старалась не думать. Для начала нужно было хоть что-нибудь заработать, чтобы не рухнуть от голода.

С клиентом не везло, но Вера не отчаивалась — впереди еще была вся ночь. Она для себя отметила закономерность: если в первые два часа работы никто не клюнет, вся смена пойдет насмарку. Уже перевалило за полночь, она проголодалась и замерзла в открытом легком платье, но клиент не шел. На нее, конечно, обращали внимание — на турецком курорте в темное время суток полуодетая блондинка, да еще принимающая призывные позы незамеченной остаться никак не может. Но «неотразимые» халявщики только раздражали и мешали работать. Ужасно надоели кавалеры из официантов, бич-боев и мальчиков-танцоров, что своими убогими па завлекали посетителей в бары. «Ты красавица», — говорили они, после чего Вера должна была растаять от счастья и подарить пылким южанам ночь любви. Даже если бы кто из них догадался свой незамысловатый комплимент дополнить купюрой, Веру вряд ли это порадовало: все-таки она считала себя дорогим удовольствием, привилегией избранных, а не кого попало. Впрочем, через час она стала посматривать в сторону пляжного мальчика — мужчины около пятидесяти, предлагавшего ей накануне любовь за десять евро, а в качестве ухаживания — чипсы с пивом. Но великовозрастный бич-бой тоже знал себе цену, бегать за отвергшей его женщиной джентльмену не пристало — теперь он кадрил подвыпившую шведку.