Кипу казалось, что у него отобрали тело. Он сам был где-то внутри, крошечный пассажир, пристегнутый к койке ремнями, связанный по рукам и ногам. Он отчаянно цеплялся за одну нить, ведущую к цели. Пока он не сдавался, буквы продолжали подпрыгивать на экране, и голос исполина, который уже не принадлежал ему, продолжал реветь, и стонать, и судорожно выкрикивать их значения. Но если он хоть на миг перестанет сопротивляться…
Экран потемнел.
Шок был достаточным, чтобы вернуть Кипа опять к нормальному человеческому размеру. Он выпрямился на стуле, замкнутый в темноту, чувствуя такой стремительный поток боли и отчаяния, который он никогда до того не испытывал.
Они пустили в ход козырную карту. Если он не может видеть, он не сможет читать. У него не было на руках карт, которыми можно было побить их козырь. С ним все было кончено.
Кто-то выдернул книгу у него из рук.
Напряженный голос начал читать:
— Например, для очень широкого класса функций f от t, для которых минус-бесконечность меньше, чем t, которое меньше, чем бесконечность, мы полностью определяем f, когда мы знаем набор множеств: триста семнадцать — a с подстановкой n равно интегралу между минус-бесконечностью и нулем от e до t, от t до n, f от t, от t, где n равно нулю, единице, двум и так далее. Теперь предположим, что A — некоторая функция значений величины t в будущем, то есть для аргументов, больших нуля. Тогда можно определить одновременное распределение a нулевого, a первого и так далее до a с подстановкой n и A…
Кип стойко держался в ревущей темноте, испытывая чувство благодарности. Напряжение в комнате медленно нагнеталось, как будто сжимался тугой кулак. Внезапно все одолевавшие его неприятности возросли до непереносимых размеров: боль, тошнота, зуд, — а затем, так же внезапно, все прекратилось.
Слепота исчезла. Кип был свободен.
И только тут он осознал, что голос, который все еще продолжал читать, принадлежал не Анжелике. Это был голос Нэнси.
— Они действительно ушли?
— Я думаю, что да, — ответил Кип, находясь все еще в оцепенении.
Он чувствовал себя как-то необычно изнутри; он не мог дать этому ощущению наименования, такого ощущения он еще не испытывал никогда. Он осмотрелся. Глаза Анжелики сияли, но он осознал — и это его странно шокировало — что он не испытывает от этого никаких особенных чувств. Это было так, как будто… как будто ничто изнутри не подсказывало ему, что он обязан что-то ощущать. Это была забавная мысль. Неужели он раньше жил по подсказке?
Кип был слишком занят изучением себя изнутри, чтобы долго удивляться.
— Майор? — произнес он мысленно. — Дон Нобилио?
Ответа не было, только ощущение пустоты, немного напоминающее эхо в пустой квартире. Это было нечто специфическое. Он даже не был уверен, нравится ли ему это ощущение.
— М-м?
— Я сказала: прости, что я не смогла помочь тебе, — обратилась к нему Анжелика.
— То есть как? Ты ведь мне помогла! Разве нет? А таблетки?
Она с несчастным выражением на лице покачала головой.
— Я была за дверью. Прости. Кип, я хотела помочь, я думала, что смогу. Но это как раз то, чего я не могу выдержать. Я не выношу болезней и вообще любого…
Она посмотрела на Нэнси и отвела взгляд.
« Любого уродства «, — мысленно договорил за нее Кип. Нэнси стояла с противоположной стороны стола все с той же улыбкой на лице, книга до сих пор была у нее в руках. Кипу хотелось, чтобы что-нибудь сломало эту улыбку. Улыбка показалась ему посторонним предметом, приклеенным к лицу Нэнси, причиняющим ей боль.
— Когда появились волдыри, я не смогла этого вынести, — продолжала Анжелика. — Теперь ты выглядишь намного лучше. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — ответил Кип машинально. — Послушай, Нэнси, я очень тебе обязан. Я имею в виду… Спасибо.
— Не стоит благодарности, — вежливо ответила Нэнси.
Что происходило у нее в голове? Она никогда ничего не делала случайно, все ее ответы были упорядочены и целенаправлены, они просто появлялись не из тех щелей, наподобие того, как бывает с автоматом, когда вы бросаете деньги, чтобы получить леденец, а в ответ — жевательная резинка. Кип знал, что было с ней не так, по крайней мере он знал, как это называется. Но наименование — это ведь только ярлык, полезный для идентификации и для сокрытия невежества. Что это такое? Психоневроз. Что такое психоневроз? Во это самое и есть.
Но что это такое на самом деле? Что может засесть у вас в голове и изменить все вокруг таким образом, что то, что случается с вами, или то, что вы делаете, подобно непереводимой фразе на иностранном языке?
— Кип, что ты теперь думаешь по поводу жизни вообще? — спросила Анжелика.
Он тупо посмотрел на нее.
— Жизнь вообще?
— Твоего дела и твоей работы, — сказала она.
Из ее тона было ясно, что она имела в виду совершенно другое.
— Я не знаю, — ответил он медленно. Он все еще ощущал эту странную пустоту внутри и чем больше он пытался определить ее каким-нибудь иным способом, тем более настойчиво это ощущение напоминало ему пустой дом: пустота, в которой вы ожидаете найти знакомый стол, или стул, или лампу.
— Я предполагаю, что теперь я могу делать все, что я захочу… Может, я снова вернусь в школу. Вечернюю.
— Чтобы таким образом получить степень, потребуется много времени.
Он удивился.
— Да? — а затем сказал: — Ах, ты имеешь в виду правоведение. Забавно, я даже не подумал об этом.
— Хорошо, а что же еще?
— Существует масса вещей, которые я раньше не считал нужным вносить в свои планы. Психопатология, социология, сравнительная литература и этот курс по истории кино… Меня не интересует правоведение, у меня нет на него времени. Я делаю свой выбор слишком поздно.
— Но ты все равно можешь заняться им, Кип. Мой босс сдал экзамен на звание адвоката, когда ему было сорок лет! Если ты сильно захочешь…
— Но в этом-то все и дело, — ответил Кип. — Я не хочу.
— Ты не хочешь?
— Нет. Возможно, меня подтолкнуло к юриспруденции какое-то из детских впечатлений. Поклонение герою. Мой дядя Остин был довольно известным судебным юристом. Помнишь, это тот, о котором я тебе говорил.
— Тот, который упал с лестницы, — произнесла Анжелика невыразительно.
— Да, он… Ох-хо-хо.
— Что случилось?
Кип дважды моргнул, прежде чем смог опять сфокусировать глаза.
— А ничего, за исключением того, что я сейчас припомнил. Именно после того, как дядя Остин упал с лестницы, у меня появилось огромное неудержимое желание стать юристом. Сразу после того, прямо в этот же день. Я помню, что я почувствовал все благородство этого желания — вроде я собираюсь подхватить знамя, которое он выронил… Господи боже!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});