хотят тепла! Они живые! Но такие крохотные! Забытые всеми. Никому не нужные. Им нужно наше тепло! – даже в тусклом свете бара было видно, как глаза Альбины наполнились слезами. Алла же вспоминала, как по ночам иногда плакала её дочь. А потом малышка успокаивалась, стоило взять на руки. Как дочь протягивала к ней маленькие ручонки, как она любила класть кудрявую головку на плечо мамы или папы и так засыпать самым крепким и спокойным сном. И Алла очень хорошо понимала, о чём говорит Альбина. И сердце начинало быстро-быстро колотиться, а в глазах нестерпимо пощипывало от потёкшей туши.
Альбина немного успокоилась. Алла попросила официантку принести воды. Девушки молчали. Каждая думала о своём.
– Ну вот, – внезапно начала Альбина. – После того, как я там продежурила ночь, уже не могла ни о чём другом думать и ничем другим заниматься. Я сразу попросила директора перевести меня на график работы, чтобы вечера, ночи и выходные были свободные. Ну и утром мне разрешили попозже начинать, – Альбина улыбнулась. – Вот такая у меня тайна. Алла тоже улыбнулась. Теперь она многое начала понимать.
– Я прихожу туда каждый вечер, – Альбина говорила уже спокойно. – У меня два бокса – там совсем малыши. Самому старшему 7 месяцев. Недавно научился сидеть – ласково произнесла Альбина. – И вот так я с ними целыми вечерами и ночами. Выходные тоже там. Одни подрастают, их переводят в старшее отделение. Ко мне попадают новые. Такой круговорот. Честно, я очень сильно к ним привязываюсь. Потом с ними расставаться – это такая боль, душа рвётся наружу. Не знаю, что с ними дальше будет, кто встретиться им на пути. Кто сможет их прижать, обнять, поцеловать… Я бы их всех усыновила – но ты понимаешь, что это невозможно. Всё, что я могу дать им в данный момент, я даю. Я люблю их. Каждого. И всех вместе. А они любят меня. Они узнают мой голос, даже походку. Нянечки говорят, что стоит мне появиться в коридоре, как они начинают улыбаться, дрыгать своими крохотными ножками и ручками, гулить что-то на своём. Вот так… – Альбина снова улыбнулась. А в глазах появились отчаяние и тоска, что Алле самой захотелось прийти в этот дом малютки и обнять каждого ребенка, прижать к себе, шепнуть на ухо ласковое слово.
Альбина выпрямила спину. Она посмотрела на Аллу и, скорее всего, увидела в её глазах жалость. Приняла страдальческое выражение на свой счёт, потому что достаточно резко вдруг произнесла: «Меня жалеть не надо! Я люблю свою жизнь!». Алла смотрела на подругу и снова не узнавала её. Где та скромная и неприметная башкирская девушка с добродушной улыбкой, спокойными движениями и звонким «Хорошо»? Перед ней сидела уверенная в себе и в том, что делает, сильная духом и, когда надо, резкая в высказываниях, женщина. Алла по-новому изучала подругу. А Альбина продолжала:
– Я захожу в бокс – каждого беру на руки, прижимаю малыша к себе, разговариваю с ним. Спрашиваю, как дела, как день прошёл. Никто ли его не обидел. А он улыбается мне в ответ, показывает первые зубки, смеётся. Если кто-то себя плохо чувствует, бывают и колики, и зубки лезут – я качаю, целую, пою песенки – и ребеночку становится легче. Засыпает. Врачи на меня часто ругаются, говорят, что эти дети не для рук рождены. Не надо их приучать. Потом им тяжелее будет отвыкать. А я не могу по-другому. Мои малыши – они другие. Понимаешь? У них глаза другие, чем у детей из боксов, куда я не успеваю заходить, – Альбина нетерпеливо посмотрела на собеседницу. Наверное, ей казалось, что Алла не понимает всего, о чём та говорит. Альбина принялась заново объяснять мысль:
– Вот к нам в кафе часто заходят мамочки с детьми. И я смотрю на этих малышей и понимаю, насколько они отличаются от наших в Доме малютки. У детей с родителями глаза другие – эти глаза наполнены любовью. Понимаешь? Как сосуд наполнен жидкостью, которая переливается через край, так и материнское тепло, любовь и забота струится из глаз залюбленных детей. Они понимают, что их любят, что о них заботятся, и самое главное, что они в безопасности – и это осознание своей защищённости видно сразу. Дети в кафе свободны, непосредственны, открыты. Наши же дети, как маленькие зверьки, пугаются громких звуков, плачут при виде незнакомцев, боятся всего и дрожат. Да, они часто дрожат. И эту дрожь можно унять только приласкав их, взяв на руки. Понимаешь? Я стараюсь наполнить глаза моих малышей любовью. И пусть она не переливается через край, пусть сосуд ещё наполовину пуст, но я вижу изменения в них. Ночами они спят спокойно, когда я рядом. Днём они улыбаются, когда я им пою. На руках они перестают дрожать. Я пытаюсь… – щёки Альбины пылали, глаза горели. «Красивая!», – подумал Алла.
– Зато они у меня самые чистенькие, самые нарядные, самые-самые, – неожиданно весело произнесла Альбина. – Я договорилась с одной нашей, как называется… завхоз? Она отвечает за бельё, одежду для малышей. И мне всегда выдаёт всё самое-самое. Новенькое, чистенькое и красивое. Я ей приношу разные вкусности из кафе, а она для меня оставляет одежду и бельё получше. Очень часто благотворительные организации да и просто волонтёры привозят вещи – тогда у меня раздолье. Эта наша сотрудница меня пускает первой выбрать всё для моих малышей.
Алла постаралась как можно незаметнее взглянуть на часы. Было уже очень поздно, но прерывать Альбину не хотелось. Тогда она написала мужу короткое сообщение: «Ещё занята. Буду позже». А Альбина продолжала:
– Через какое-то время я рассталась с парнем. Он не понимал такую волонтёрскую деятельность. Для него помощь – привезти одежду, еду, приехать на выходных, пообщаться со старичками. Сначала мы часто ссорились, он обижался, когда я уходила вечером и возвращалась только утром. Потом устал он и я устала от ссор и недопонимания. В воздухе висел вопрос: либо отношения, либо малыши. А я уже не могла по-другому. И он ушел. Мне было больно, плохо, одиноко. Но каждый раз, когда хотелось поплакать и пожалеть свою жизнь, я вспоминала своих крох, как они меня ждут, прислушиваются к шуму в коридоре, крутят маленькими головками – и сердце моё разрывалось. Я летела к ним. А всё остальное было уже не важно.
– Но всё-таки как же твоя жизнь? Ты полностью подчинила её этому Дому. Когда-нибудь ты же захочешь семью, детей? – Алла искренне не понимала.
– Моя жизнь? А что моя жизнь? – Альбина задумалась. – А