жизни — только не мог понять, как именно. Дело в том, что из всего моего нынешнего круга знакомых и околознакомых на убийство были способны считанные единицы. Чикатило, как рассказывал Валентин, сидел плотно и мысленно готовился к неизбежной смертной казни; он наверняка просуществует ещё года два — пока идет следствие, пока рассматривают апелляции, пока то да сё. Но в конце его ждет показательный расстрел за все злодеяния, которые он совершил в своей грешной жизни — и поэтому он выпадал из этого уравнения. К тому же Чикатиле просто неоткуда было узнать о существовании Ирки.
Сложнее было с бандой приятелей Боба, которые про Ирку как раз знали и могли наказать её за какие-то выдуманные прегрешения — или, например, сорвать на ней злость за то, что я с ними сотворил. Но из этих ребят, кажется, на убийцу тянул пока только Родион, у которого в какой-то момент окончательно сорвало тормоза. Но и Родион сейчас тоже сидел за решеткой без шанса оттуда выбраться раньше какого-то срока — я надеялся, что ему впаяют по максимуму, лет семь. К тому же по этому делу имелся шанс привлечь и его отца — в советском Уголовном кодексе имелась статья, посвященная небрежному хранению огнестрела, пусть и всего с годичным сроком наказания[1].
Лёха и Михаил пока оставались на свободе, но даже они своими куриными мозгами должны были понимать, что в случае такого громкого преступления именно к ним придут в первую очередь — и тогда им не помогут никакие отмазки, которые они смогут придумать или организовать. Да и время сейчас такое, что под веником КГБ любой советский человек должен затаиться и не отсвечивать. К тому же я считал, что эта парочка убийцами не была, да и до психованного Родиона им далековато. Избить Стаса — пожалуй, максимум, на что они были способны.
Я терялся в догадках, но собирался поделиться ими с Валентином, как только доберусь до телефона.
— А вот этот… — капитан заглянул в тетрадь. — …Вадик. Как его полное имя?
— Вадим, — ответила Алла.
Я насторожился. Одного Вадика-Вадима я знал — хотя не мог представить его с ножом, который он вонзает в беззащитное женское тело. Впрочем, мало ли в Москве Вадиков? Наверняка вагон и маленькая тележка.
— И больше ты ничего про него не знаешь?
— Нет… Ирка только ругала его, он к ней очень плохо относился, словно она для него была развлечением, — сказала Алла, а я подумал, что так оно и было. — Она не рассказывала, кто он и откуда, а я не спрашивала… Точно — москвич, она с приезжими и не знакомилась.
— Интересная особа, — пробормотал капитан, видимо, уже составивший мнение об Ирке.
— Она в другой институт собиралась переводиться, — вставил я пять копеек, про которые забыла упомянуть Алла. — В текстильный.
— И она тоже? Зачем? — недоуменно спросил следователь.
— Так совпало, — парировал я. — Она же в Москве хотела остаться, а туда её брали с потерей курса. Армия ей не грозила, так что лишний год в столице… Правда, я думаю, что у неё ничего бы не вышло.
— Это почему? — заинтересовался капитан.
— Она слишком напролом шла к своей цели, это пугало претендентов на её руку, — усмехнулся я. — Думаю, вряд ли в вашем списке будут те, кто мог её убить. Рисковать тюремным сроком или даже расстрелом вместо того, чтобы просто сказать «нет»? Вряд ли найдутся такие идиоты…
— Я разных встречал… — туманно отозвался он.
Я не стал говорить, что тоже встречал разных — и самого себя могу смело отнести к их числу. Вместо этого я лихорадочно прикидывал, что грозит нам в случае, если я расскажу про ещё одну, тайную жизнь Ирки — в которой этот следователь с большей вероятностью найдет то, что ищет.
Но потом отбросил сомнения. Убийцу всё-таки надо было поймать.
— У меня есть дополнение к рассказу моей невесты, — веско сказал я. — У Ирины были ещё одни знакомые… Алла их тоже знает, да и я про них узнал, пожалуй, слишком хорошо… даже лучше, чем хотел. Один из них хотел нас убить, а ещё двое недавно избили тут, у нашей общаги, одного студента. Я точно знаю, что это они, вот только вряд ли доказать получится, там и КГБ ничего не смогло сделать…
— КГБ? — капитан недоверчиво посмотрел на меня. — Комитетские-то тут каким боком…
— У того, кто в нас стрелял, отец проходит по их ведомству, — объяснил я. — Но вообще это долгая история…
* * *
Мне не понравилось, как во время рассказа на меня смотрела Алла, и не мог понять, чем она недовольна — ведь я помогал разоблачить убийц её же подруги. Лишь уже в самом конце до меня дошло — она совершенно ничего не знала о том, что Ирка была знакома с Бобом и его приятелями, а я, получается, скрывал этот факт от неё. Ну и про то, что наказать нападавших на Стаса не удалось, тоже умолчал. Но я решил отложить все наши взаимные разборки на потом.
А вот капитан был впечатлен моим рассказом безо всяких оговорок.
— Так… — он постучал ручкой по столу. — Замечательно. А эти два гаврика, которые на свободе бегают — ты их фамилий, случайно, не знаешь?
— Знаю. И фамилии, и имена с отчествами, и адреса. Запишите?
— Конечно… сейчас, ещё один вопрос. А что за дело с избиением студента? Я не помню по нашему району такого. Ты ничего не напутал?
— Нет, — я покачал головой. — Не напутал. Это в начале июня было, числа четвертого или пятого, точно не помню… в больнице должны знать. Да и ваш сотрудник точно опрашивал соседа этого студента — то есть какие-то следы и тут, у вас, могут быть.
Капитан на секунду задумался, потом решительно снял трубку другого телефона.
— Старшина, — сказал он, когда ему ответила дежурная часть, — что за дело с избиением студента у нас проходило? Примерно четвертое или пятое июня… да, посмотри, я жду… — повисло тяжелое молчание. — Так… хорошо… хорошо… плохо… найди мне этого Вихрова, пусть пулей летит, как к девке на свидание, — он положил трубку, посмотрел на Аллу и вдруг засмущался. — Извини, случайно вырвалось, обидеть не хотел. Что ж, давай сюда фамилии и адреса.
Он отодвинул телефон и приготовился записывать.
* * *
В принципе, после моих откровений капитан должен был перевести нас с Аллой — ну или хотя бы меня — в статус почетных свидетелей и начать допрашивать по всей форме, под протокол. Но, видимо,